уже пошел пар от высыхающей глины.
тю-тю-тю... мня-мня-мня... чавк-чавк-чавк...
фю-фю-фю-фю-фю-фю... шмя-шмя-шмя... шмя-шмя-шмя...
шмя-шмя-шмя-шмя-шмя-шмя... э-э-э... о чем это я?
шар, красный, ноздреватый, как полная луна, выкатил из костра.
Таргитай, роняя слюни, взял секиру и легонько стукнул. Мрак
поморщился, дурак позорит боевое оружие, но смолчал, а каменный
шар с сухим треском развалился на части. Мощным запахом сочного
печеного мяса толкнуло, как крупом коня-тяжеловоза. Таргитай
захлебнулся, ибо запах сшибал с ног, ни капли не потерялось,
пока утка пеклась в темнице.
соблазнительно голая, пузырилась множеством капелек сока. Перья
торчали из глины, влипнув и прикипев, когда глина высохла и
окаменела. Тушка бесстыдно расставила белые голые ноги, ляжки
толстые, сочные, под ними блестит от вытекающего сока.
ловко швырнул Олегу и Таргитаю, сам тут же вгрызся острыми
волчьими зубами в пахнущую, истекающую соком мякоть.
и вовсе с воплем выронил, обжегши пальцы. Мрак посмеивался,
посоветовал:
и помоешься.
таком вот такую щуку поймал!
посмотрел, усомнился:
косточек на крепких зубах. Сожрали почти целиком, если что и
выплюнули, то разве что прилипшее к мясу перышко.
злой, с нетерпеливо перекатывающимися под гладкой кожей
тяжелыми шарами мускулов. Как секира оказалась в его длинной
жилистой лапе, никто не заметил, как и сам Мрак, она сама
стремилась юркнуть в широкую шероховатую ладонь, но на этот раз
Мрак вбросил ее в ременную петлю небрежно, не глядя. Его
коричневые глаза смотрели поверх голов, одна с волосами цвета
заката солнца, другая -- поспевшей пшеницы.
лапы, закашлялся, но никто даже не постучал по спине. Оба друга
становились все серьезнее, напряженнее, а предчувствие беды
накрыло Таргитая с головой, как холодная морская волна.
морде, пришлось подобрать ему, друзья о нем словно забыли.
крохотное озеро, спугнув стадо диких свиней, потом дорогу
загородил еще гаек, но легкий, весь из молодых березок,
просматривающийся насквозь.
и певец послушно умолк. Послышался цокот подков, на тропку
впереди выехал на рослом сухощавом коне богато одетый мужчина.
Хотя осень только начиналась, листья едва-едва пожелтели, он
был в толстой шубе, сапоги с опушком, сафьяновые, с серебряными
пряжками.
мимо, внимания не обращали, только коротко поклонились. Он,
чуть проехав, остановил коня, грузно повернулся в седле. Лицо
побагровело, словно поднимал городские ворота, голос был
зычный, привычный перекрывать лязг железа в бою:
черноволосый и самый звероватый на вид, явно старший, наконец
махнул рукой:
возьмешь, гаркнул снова:
Вернигоры?
парень с красной, как пожар, головой даже не повел бровью, за
всех ответил вежливо золотоволосый парень, совсем отрок:
было, как колотит бедное животное под бока острыми каблуками.
жить народы?
оборотнем угрюмый, словно поменялся с Мраком нравом,
молчаливый, нахмуренный. Он чувствовал, как на плечи давит
нечто невыносимо тяжелое, пригибает к земле. Краем глаза уловил
странное выражение на хмуром лице Мрака. Даже Таргитай чует
недоброе, искательно заглядывает обоим в глаза, едва не виляет
хвостиком.
Все три одинаково прямые, одинаково уходят в дальнюю даль и там
исчезают. Олег чувствовал, как его шаги наливаются тяжестью.
Чем ближе к развилке, тем труднее дышать, тем горше в горле
ком, больнее в груди. Таргитай что-то заговорил быстрое и
жалобное. Мрак остановился на распутье, его коричневые глаза
оглядели друзей с любовью.
тянем, тем тяжелее.
необходимости поковырял посохом твердую землю. Таргитай жалобно
смотрел на обоих, длинная рукоять меча сиротливо блестела из-за
его плеча.
каждого своя дорога. Мне осталось, как ты слышал, до первого
снега. Может быть, успею повидать ту... Олег идет в пещеры. Ну,
а тебе перо в... скажем, в руки. Ты же бог, дуй на небеса. Хотя
Числобог и рек, что можешь и по земле скитаться среди людей аки
птаха небесная, беззаботная, дурная, голодная.
обнял, чувствуя непривычную нежность и щем в груди, хотя вроде
бы все должно: они выполнили совместное, теперь каждому своя
узкая дорожка. Не потащит же Мрака и Таргитая в глубь
уединенных пещер ломать голову над умными книгами, как и за
Мраком нелепо идти на поиски не Великой Истины, а всего лишь
женщины!
головой о его стены!
комок не крупнее ореха от тяжелого чувства утраты. Общее дело
сделано, пришло время личных. А личные не делают скопом.
телеги, а когда им снова удалось развести сплющенные ребра в
стороны, он уже исчез за стеной деревьев.
смотрели вслед Мраку, но когда певец повернулся к волхву, там
уже опадала взвившаяся было пыль.
Глава 2
двигались странные кружевные узоры. Кончились драки, проплыла
трезвая мысль. Кончилось это нелепое махание топорами, мечами,
при котором и он вынужденно -- не стоять же в стороне! -- глупо
и дико для мыслителя бил посохом мудреца по головам тех людей,
вся вина которых только в том, что чего-то не знают,
недопонимают, не умеют добыть на пропитание другим путем, кроме
как выскакивать из кустов с диким воплем: "Кошелек или жизнь!"
Наконец он едва отрывал подошвы от земли, а в спине появилось