фактическую сторону, воспоминания не были по-настоящему живыми. Например,
он помнил, как они с Валеркой пили после смены "Алабашлы" и Валерка на
отрыжке произнес "слава труду" в тот момент, когда Иван подносил бутылку к
губам, - в результате полный рот портвейна пришлось выплюнуть на кафельный
пол, так было смешно. А сейчас Иван вспоминал самого себя смеющимся,
вспоминал короткую борьбу с мышцами собственной гортани за отдающий
марсианской нефтью глоток, вспоминал хохочущую рожу Валерки, но совершенно
не мог припомнить самого ощущения радости и даже не понимал, как это он
мог с таким удовольствием пить в пахнущем мочой закутке за ржавым щитом
пятого реактора.
"Запорожцем" - Иван совершенно не мог представить себе состояния, в
котором могло появиться желание повесить этот глянцевый лист на стену. А
он висел. Точно так же непонятно было происхождение большого количества
пустых, зеленого стекла, бутылок, стоявших на полу перед шкафом - то есть
ясно, сам Иван с Валеркой их и выпили, да еще не все здесь остались -
много повылетало в окно. Непонятно было другое - почему весь этот портвейн
оказался выпитым, да еще в обществе Валерки. Словом, Иван помнил все
недавние события, но не помнил себя самого посреди этих событий, и вместо
гармонической личности коммуниста или хотя бы спасающейся христианской
души внутри было что-то странное - словно хлопала под осенним ветром
пустая оконная рама.
тебя в санделята не примут. Послушай маму...
пытаться понять как - об этом не сообщали по радио или телевизору, но все
же каким-то странным образом это становилось известно, и даже малыши,
обдумывая планы на вечер, вполне могли думать что-нибудь вроде: "Ага...
сегодня в винном портвейн по два девяносто... папа будет после восьми. А
водка уже кончается. Значит - до одиннадцати..." Но они не задавались
вопросом, откуда это узнали, - точно так же, как не спрашивали себя,
откуда они знают, что сегодня стоит солнечная погода или, наоборот, хлещет
проливной дождь. Винных магазинов в городе было, конечно, не один и не
два, но продавали в них всегда одно и то же; даже пиво кончалось
одновременно и в подвале на улице Спинного Мозга, и в бакалее на
Сухоточном проезде, на противоположном конце Уран-Батора, так что жители
любого района думали обобщенно: "винный", о какой бы конкретной точке ни
шла речь.
пятьдесят, а с черного хода - еще и болгарский сушняк по рупь семьдесят
плюс полтинник сверху, решил, что Валерка, сосед и кореш, наверняка
возьмет сушняка, а потом еще задержится в подсобке поболтать с грузчиками,
- и, подойдя к винному, наткнулся прямо на него. Валерка тоже не удивился,
увидев Ивана, - словно знал, что тот возникнет в прямоугольнике света
между рядами темно-синих ящиков, на фоне уже повешенной на заборе напротив
гирлянды тряпичных гвоздик.
руку, подхватил Ивана под локоть и потащил его вниз по Спинномозговой,
кивая друзьям и огибая пронзительно пахнущие лужи рвоты.
Валерка, как всегда, на качели, а Иван - на дощатый борт песочницы. Из
песка торчали несколько полузанесенных бутылок, узкий язык газеты,
подрагивавший на ветру, и несколько сухих веточек. Эта песочница очень
высоко ценилась у бутылочных старушек - она давала великолепные урожаи,
почти такие же, как избушки на детской площадке в парке имени Мундинделя,
и старухи часто дрались за контроль над ней, сшибаясь прямо на
Спинномозговой, астматически хрипя и душа друг друга пустыми сетками; из
какого-то странного такта они всегда сражались молча, и единственным
звуковым оформлением их побоищ - часто групповых - было торопливое дыхание
и редкий звон медалей.
выплюнув ее в пыль.
жизнь, что ли, дураком стал?
поисках определения, - как будто ты нить жизни потерял.
бутылку над разинутым ртом и принял в себя ходящую из стороны в сторону
из-за каких-то гидродинамических эффектов струю.
отрядное?
удивлением заметил, что дворик, где они сидят, состоит не только из
песочницы и качелей, а еще и из небольшой огороженной клумбы, заросшей
крапивой, из длинного желтого дома, пыльного асфальта и идущего зигзагом
бетонного забора. Вдали, там, где забор упирался в дом, на помойке
копошились дети, иногда подолгу задумчиво замиравшие на одном месте и
сливавшиеся с мусором, отчего невозможно было точно определить, сколько
их. "В центре дети воспитанные и уродов мало, - подумал Иван, глядя на их
возню, - а отъехать к окраине, так и на качели залазят, и в песочнице
роются, и ножиком могут... И какие страшные бывают..."
до этого совершенно незаметная, поднялась на тонкие ножки, походила
немного вокруг мятой желтой бочки, лежавшей чуть в стороне от остального
мусора, и нерешительно двинулась по направлению к взрослым. Это оказался
мальчик лет десяти, в шортах и курточке с капюшоном.
пробка, не заметил, как ребенок приблизился, - а обернувшись на его голос,
очень разозлился.
песочниц делать нечего?
лазить?
Да ты знаешь, что у меня сын такой же?
недоразвитый - третья нога была от радиации, а недоразвитость - от
отцовского пьянства. И еще он был младше.
с вами.
помойке. Оттуда ему махали.
своей бутылке, - и объясню, какие слова можно говорить, а какие - нет...
Наглый какой, труд твоей матери...
поговорим лучше... Со мной, знаешь, что-то странное творится. Как будто с
ума схожу. Вроде все про себя помню, но так, словно не про себя, а про
кого-то другого... Понимаешь?
что она раньше чем через полгода не бывает.
первомай отметишь, и утешают - чтоб не мучился зря.
детства не помню. То есть помню, конечно, - могу в анкете написать, где
родился, кто родители, какую школу кончил, но это все как-то не
по-настоящему, что ли... Понимаешь, для себя ничего вспомнить не могу -
для души. Закрываю глаза - и чернота одна, или груша желтая, если лампочка
отпечатается...
Последним бежал мальчик, искавший спички.
третью бутылку.) - Да кто ж его помнит, детство-то? Я тоже только слова
одни помню. Так что можешь считать, с тобой все в порядке. Вот когда
картинки всякие вспоминать начнешь - это и будет черная горячка. И потом,
какого мира его помнить-то, детство? Чего в нем хорошего? Как раз и...
грохнуло - словно по ушам хлопнули чьи-то огромные ладоши. Вверху
провизжали осколки, и кусок желтой жести вонзился в борт песочницы в
нескольких сантиметрах от ноги Ивана.
Валерка. - Пошли. Я тут больше пить не смогу - какую вонь подняли...
Флинт Эрик
Акунин Борис
Шилова Юлия
Каменистый Артем
Прозоров Александр
Никитин Юрий