приметам, несколько раз поворачивал и менял высоту, зачем-то влетел в
окно, промчался по длинному пустому чердаку и вылетел с другой стороны;
наконец навстречу поплыла белая стена с окном в синей раме, и все вокруг
накрыла густая тень росших вокруг дома груш. Сэм снизился, подлетел к
невысокому окну, затянутому белой марлей, и приземлился на криво прибитую
доску, служившую карнизом. Артур с Арнольдом сели рядом. Как только стих
тонкий звон крыльев, перекрывавший почти все остальные звуки, стал слышен
доносящийся из-за марли храп.
делают.
протиснулись в нее без особого труда, а у Арнольда возникли проблемы с
брюхом; он долго сопел и отдувался и пролез только тогда, когда спутники
втянули его внутрь за лапки.
размещался большой стол, покрытый клеенкой; рядом стояли кровать и
тумбочка, на которой блестел ровный ряд граненых флаконов. На кровати, в
ворохе скомканных простыней, лежало полуобнаженное тело, свесившее одну
синюю трикотажную ногу к полу. Оно содрогалось в спазмах неспокойного сна
и, естественно, не заметило появления на тумбочке недалеко от своей головы
трех комаров.
привыкли к полумраку. - Ну, Ленин и Сталин - это понятно, а почему снизу
написано "лорд"? Это что, местный аристократ?
дети."
культурный пласт. Если я сейчас начну давать объяснения, мы буквально
утонем. Давайте лучше, раз уж прилетели, брать пробу, пока материал спит.
приземлился на участок тонкой и нежной кожи возле уха.
летает.
мало ли.
Сэму. Тот пока еще не делал лунки и сидел на буграх кожи, между которыми
торчали волосы, походившие на молодые березки.
далекие холмы сосков в густых рыжих зарослях.
путешествую, и что меня всегда поражает, это уникальная неповторимость
каждого пейзажа. Я недавно был в Мексике - конечно, не сравнить. Такая
богатая, знаете, щедрая природа, даже слишком щедрая. Бывает, чтобы
напиться, долго бредешь сквозь грудной чапараль, пока не находишь
подходящего места. Ни на миг нельзя терять бдительности - с вершины волоса
на тебя может напасть дикая вша, и тогда...
высосать кровь из тонкого комариного брюшка, чем добывать пищу честным
трудом. Но они очень неповоротливы, и если вша нападает, обычно все же
успеваешь взлететь. А в воздухе может сбить блоха. Словом, это суровый
мир, жестокий, но в то же время прекрасный. Я, правда, больше люблю
Японию. Знаете, эти долгие желтые пространства, почти лишенные
растительности, но все же не похожие на пустыню. Когда смотришь на них с
высоты, кажется, что попал в глубокую древность. Но все это, конечно, надо
видеть самому. Ничего нет красивее японских ягодиц, когда их чуть золотит
первый рассветный луч и обдувает тихий ветер... Боже, как прелестна бывает
жизнь!
бы сравнил эти места (он кивнул головой в сторону нависшего над шеей уха)
с Канадой в районе Великих Озер. Только здесь все ближе к неосвоенной
природе, все запахи естественные... - он ткнул лапкой в основание волоса,
- мы ведь и забыли, как она пахнет, мать-сыра кожа...
что тот щеголяет знакомством с русской идиоматикой.
Китаем.
попадаешь на другую планету. Все черное, мрачное. И потом - поймите меня
правильно, я не расист, но местные комары...
приступил к работе. Выглядело это непривычно. Он отогнул боковые отростки,
его острый хоботок с невероятной скоростью завибрировал и, словно нож в
колбасу, погрузился в почву у основания ближайшей березки.
толстый нос будет с хрустом входить в неподатливую кожу, застеснялся и
решил подождать. Сэм ухитрился попасть в капилляр с первой попытки, и
теперь его брюшко из коричневого постепенно делалось красноватым.
Артур был уверен, что тело сделало это по своим внутренним причинам, без
всякой связи с происходящим, но все же ему стало чуть не по себе.
и вздрогнул. Пушистое рыльце Сэма, минуту назад бывшее осмысленным и
интеллигентным, странно исказилось, а выпуклые волосатые глаза, обведенные
похожей на оправу тонкой черной линией, перестали выражать вообще
что-либо, словно из зеркала души превратились в две угасшие фары. Артур
приблизился и слегка толкнул Сэма.
словно врос в почву. Его брюшко продолжало надуваться. Вдруг тело под
ногами заворочалось и издало хриплый рык. Артур в панике подпрыгнул и
заорал что было мочи:
Никак растолкать не могу.
наступил. Сэм, лететь можете?
крениться вправо.
- кричал Артур, поддерживая погрузневшее туловище Сэма и еле успевая
уворачиваться от его крыльев, бессмысленно ходящих взад-вперед.
нависло над комарами, и в страшной тишине из-под потолка на них черной
тенью понеслась огромная ладонь. Когда Артур с Арнольдом уже собирались
швырнуть Сэма навстречу судьбе и взмыть в разные стороны, ладонь изменила
направление, метко схватила один из стоящих на тумбочке флаконов и исчезла
вверху; раздался далекий рев пружин; тело опять закачалось на койке.
мы еще наведем...
по рылу, взмыл в воздух, понесся к окну и с невероятной ловкостью
проскочил сквозь узкую щель между рамой окна и марлевым экраном, за
которым уже синели сгустившиеся южные сумерки.
кипарисовые аллеи, и сверху казалось, что под его поверхностью,
рассеченной параллельными зелеными дамбами, нет никакого дна, а если и
есть, то очень далеко. Редкие прохожие казались чем-то вроде рыб, медленно
плывущих на небольшой глубине; их очертания были неясными, и Артур с
Арнольдом уже два раза снижались напрасно, приняв за Сэма Саккера сначала
размокшую коробку от телевизора, а потом маленький стог сена, накрытый
куском полиэтилена.
волейболиста.