перчатке, растянул губы в холодной улыбке, и перед моими глазами на
секунду мелькнул летчик в кабине истребителя с пиковым тузом.
разные школы. Митек сомневался во многих вещах, но одно знал твердо. Он
знал, что сначала станет летчиком, а потом полетит на Луну.
жизни и теми мелкими историями, которые постоянно происходят с человеком,
и которым он не придает значения. Сейчас я ясно вижу, что моя судьба уже
вполне четко определилась в то время, когда я еще даже не задумывался
всерьез над тем, какой бы я хотел ее видеть, и больше того - уже тогда она
была мне показана в несколько упрощенном виде. Может быть, это было эхо
будущего. А может быть, то, что мы принимаем за эхо будущего - на самом
деле семя этого будущего, падающее в почву в тот самый момент, который
потом, издали, кажется прилетавшим из будущего эхом.
первой половины мне запомнились только долгие велосипедные прогулки по
одному из подмосковных шоссе. На заднее колесо своего полугоночного
"Спорта" я ставил специальную трещотку, состоявшую из куска сложенной в
несколько раз плотной бумаги, прикрепленной к раме прищепкой - когда я
ехал, бумага билась о спицы и издавала быстрый тихий треск, похожий на шум
авиационного двигателя. Несясь вниз с асфальтовой горы, я много раз
становился заходящим на цель истребителем, далеко не всегда советским - но
вина тут была не моя, просто в самом начале лета я услышал от кого-то
идиотскую песню, в которой были слова "мой Фантом, как пуля быстрый, в
небе голубом и чистом с ревом набирает высоту." Надо сказать, что ее
идиотизм, который я вполне ясно осознавал, совершенно не мешал мне
трогаться ею до глубины души. Какие еще я помню слова? "Вижу в небе дымную
черту... Где то вдалеке родной Техас." И еще были отец и мать, и какая-то
Мэри, очень реальная из-за того, что в песне упоминалась ее фамилия.
для нас путевки в пионерлагерь "Ракета". Это был обычный южный лагерь,
может быть даже немного лучше других. Я хорошо запомнил только первые дни,
которые мы там провели - но именно тогда и случилось все то, что потом
стало существенным. В поезде мы с Митьком бегали по вагонам и сбрасывали в
унитазы все бутылки, которые мне удавалось найти - они падали на несущееся
под крохотным люком железнодорожное полотно и неслышно лопались;
привязавшаяся ко мне песенка придавала этой простой процедуре привкус
борьбы за свободу Вьетнама.
мокром вокзале южного города, пересчитали и посадили в грузовики. Мы долго
ехали по дороге, петлявшей между гор, потом справа появилось море и к нам
поплыли разноцветные домики. Нас выгрузили на асфальтовый плац, построили
и повели вверх по обрамленной кипарисами лестнице к плоскому стеклянному
зданию на вершине холма. Это была столовая, где нас ждал холодный обед,
хотя пора было ужинать - мы приехали на несколько часов позже, чем нас
ждали. Обед был довольно невкусный - суп с макаронными звездочками, курица
с рисом и компот.
кухонной дрянью, свисали картонные космические корабли. Я загляделся на
один из них. Неизвестный оформитель потратил на него много фольги и густо
исписал его словами "СССР". Корабль висел перед нашим столом, и на его
фольге оранжево сияло закатное солнце, которое вдруг показалось мне
похожим на прожектор поезда метро, зажигающийся в черной дали тоннеля.
Отчего-то мне стало грустно.
вилкой вверх, - в тридцатых другие, в пятидесятых вообще третьи, и так
далее.
через крохотные промежутки времени происходили взрывы, дававшие энергию
для движения, - сказал он. - Это основной принцип. Ну а вариантов может
быть много.
разговора, которые чуть качались от сквозняка.
выразить в словах. Единственным пространством, где летали звездолеты
коммунистического будущего - кстати, встречая слово "звездолет" в
фантастических книгах, которые я очень любил, я почему-то считал, что оно
связано с красными звездами на бортах советской космической техники, - так
вот, единственным местом, где они летали, было сознание советского
человека, точно так же, как столовая вокруг нас была тем космосом, куда
жившие в прошлую смену запустили свои корабли, чтобы те бороздили простор
времени над обеденными столами, когда самих создателей картонного флота
уже не будет рядом. Эта мысль наложилась на особую непередаваемую тоску,
которую всегда вызывал у меня пионерлагерный компот из сухофруктов, и мне
пришла в голову странная идея.
сборные модели. Особенно военные.
Тогда такая лажа получалась. Когда кабина пустая.
столом картонный звездолет, - есть там внутри кто-нибудь или нет?
образовывала что-то вроде парка. Митек исчез, и я пошел туда один; через
несколько минут я оказался в длинной и пустой кипарисовой аллее, где было
уже полутемно. Вдоль асфальтовой пешеходной дорожки тянулась длинная
проволочная сетка, на которой висели большие фанерные щиты с рисунками. На
первом был пионер с простым русским лицом, глядящий вперед и прижимающий к
бедру медный горн с флажком. На втором - тот же пионер с барабаном на
ремне и палочками в руках. На третьем - он же, так же глядящий вдаль
из-под поднятой для салюта руки. А дальше висел щит, раза в два шире
остальных и очень длинный - метра, наверно, в три. Он был двуцветным -
справа, откуда я медленно шел, красным, а дальше - белым, и делила эти два
цвета набегающая на белое поле рваная волна, за которой оставался красный
след. Я сначала не понял, что это такое, и только когда подошел ближе,
узнал в переплетении красных и белых пятен лицо Ленина с похожим на таран
выступом бороды и открытым ртом; у Ленина не было затылка - было только
лицо, вся красная поверхность за которым уже была Лениным; он походил на
бесплотного бога, как бы проходящего рябью по поверхности созданного им
мира.
- это был пионер, но уже в космическом костюме, с красным шлемом в руке;
на шлеме была надпись "СССР" и острая антенна. Следующий пионер
высовывался из летящей ракеты и отдавал честь рукой в тяжелой перчатке. И
последним был пионер в скафандре, стоящий на веселой желтой поверхности
Луны рядом с космическим кораблем, похожим на картонную ракету из
столовой; у него были видны только глаза, абсолютно такие же, как на
остальных щитах, но из-за того, что вся остальная часть лица была скрыта
шлемом, они казались полными невыразимой тоски.
разглядел небольшую пластилиновую фигурку, голова которой была облеплена
фольгой.
сказал Митек.
он скрестил ладони, образовав из пальцев решетку.
посадили на стул и наглухо обклеили со всех сторон картоном.
тщательно и мелко нарисованные приборы, ручки, кнопки, даже картину на
стене.
- что там не было двери. Снаружи люк нарисован, а изнутри на его месте -
стена с какими-то циферблатами.
котором голубела маленькая Земля.
бы ему по морде дал.