теплой, других ночей июль сюда не заносил... Простыл я, что ли, -
уговаривал себя начальник караула, - в конце концов, опасность миновала, -
несколько неприятных минут, у нас в запасе всегда найдется несколько
неприятных минут. Вот если бы удалось забыть про этот автобус... прошу
прощения, в сводке указан транспорт; именно транспорт. Забыть об этом...
но это... это ни на что не похоже!.. К несчастью своему он знал, что
ожидает чудовищных вояжеров там. Это знал и старший офицер, и, пожалуй,
большинство солдат караульной роты... Отдаленный оазис, комфортабельное
поселение: спальный корпус - отдельные номера люкс; бассейн с вышкой в
закрытом кокосовом дворе, душевые, теннисный корт, спортплощадка, гараж с
парой мотоциклов и новеньким "ренаултом"; к главному корпусу, где
размещаются библиотека и кинозал, примыкают склады, напичканные всякой
всячиной, оснащенные холодильными установками и кондиционерами.
Энергоснабжение автономное, в полумиле от оазиса блещут зеркала солнечных
батарей. И сто шестнадцать пальмовых стволов над головой... Кто бы
отказался провести в шикарном пансионате денек, неделю, месяц? А два? А
год? А жизнь без остатка?.. Начальник караула зажмурился, он вдруг
представил себя в дьявольском транспорте, и поспешил к успокоительному
обстоятельству: все-таки в салоне сидели безмолвные, а это не одно и то
же, что, к примеру, он сам, или вот майор, мнущий зубами сигаретный
фильтр, словно жвачку. У них в подразделении не значилось безмолвных (а
если?..), слишком дорого стоят они, бездомные антеи, чтобы торчать
где-нибудь при шлагбаумах. Слишком дорого, но это... с чем это можно
сравнить? Надо молиться, молиться, - тужился в ознобе начальник караула, -
пусть эта команда навсегда останется в пустыне! - и не верилось, пречистая
дева! - что они под приказом способны выдержать там хоть какой-то
значительный срок. В тени ста шестнадцати пальм благоустроенного курорта,
официально, - в секретной документации, - именуемого хранилищем...
Хранилище 1-3Б... Вряд ли начальнику караула полагалось знать все это,
солдатам - тем более. Но армейский уклад, как и всякий другой, имеет свои
неотторжимые слабинки, с одинаковой ненасытностью армия потребляет табак,
тушенку и страшненькие подсекретные слухи. А если слухи подкрепляются
личным участием в подготовке хранилищ? А если толстогубый Фостофф уже не
однажды будоражил сенаторов обещаниями объявить в ближайшем будущем Эру
Всеподчинения Безусловного, причем - без дополнительных финансовых затрат?
лишь сейчас подумал о солдатах в оцеплении; они все еще держали автоматы
наизготовку, они ожидали приказа и переваривали под касками черт знает
какой компот, хотя, при желании, можно и догадаться, из чего это варево
набрано. - Уводите людей в казарму, - распорядился старший офицер. - И
будьте начеку, не хватало еще, чтобы ваши люди разбежались.
себя, уже повернувшись, объявил:
хозяевами прелестного, вполне завершенного мира. Точило Мус в порыве
ликования трижды обошел наше хозяйство на руках, плюхнулся в бассейн и с
открытыми глазами пролежал на дне его добрую четверть часа. Нэг Задира
после пробежки и душевой посетовал на то, что красный автобус не стал
дожидаться нашей побудки. Нэгу хотелось поблагодарить сопровождающего.
показали остальных из его компании. Они тут хорошо постарались. По-моему,
они люди с пониманием, как ты считаешь, Липи?
постараться вовсю...
ними, - земля, которую видишь всегда. И нет над тобой надзирателей, а все
остальное - есть, и нет глухого забора и вечно закрытых ворот, а всего
остального - навалом. И мы были уверены в том, что нам удастся оправдать
надежды наших незримых покровителей... Когда безмолвный начинает
чувствовать свою реализацию? Даже в неторопливом, не требующем специальных
усилий режиме? День безмолвного расписан по часам и минутам, но расписание
точно угадывает собственную волю безмолвного. И когда он, нарочно путая
себя, забредает в пустыню с ружьем - поохотиться на быстроногих варанов, и
когда, отдохнув после обеда, продолжает читать монографии о больших
городах и просматривает сериалы кинохроник. Нещадный солнечный колодец,
изо дня в день открывающийся в десяти шагах от спальни, кажется
безмолвному милей городской сутолоки, что ему еще предстоит испытать, -
испытать не без важного умысла. Пустыня видится ему более человечной, чем
то, что сам человек нагородил вокруг себя в запустынном мире; но ощущает
безмолвный и нарастающий, не проясненный до поры позыв туда, в среду
призрачных, но от этого не менее жестоких джунглей общения, -
многомиллионного, многообразного, многовекового. И еще примечает
безмолвный какие-то новые сгустки в границах собственного "я". Приливы
незнакомого наполнения - словно тебя начиняют инородным веществом, и оно
бойко и безболезненно к тебе приживляется, оттесняя в закоулки тела и
разума прочие, не столь важные залежи... Это тень больших городов
просачивается в безмолвного, награждая его смутной, отвратительной
привязанностью. Это как бессонница похмельного наркомана, когда он
разглядывает опорожненную упаковку зелья, - что будет дальше? Но это и
есть начало реализации, твоей реализации, безмолвный! А дальше? Это она,
она! - вот почему в тебе нет и быть не может какого-либо протеста,
подозрений, неприязни к такому постепенному и точному преображению. Лишь
иногда, не ради жалобы, а соблюдая заданность инструкций, безмолвный
говорит товарищу (он сказал мне:
Нэг Задира по старой привычке читал мои мысли. Впрочем, время, отведенное
на библиотеку, в самый раз истекло. Гараж был открыт, "ренаулта", а с ним
и одного из мотоциклов - на месте не оказалось).
мотоцикл; я вскочил на заднее сиденье, и мы помчались...
совершает обряд исчезновения, и откуда не каждый вечер, но по субботам
непременно - появляется голубой автобус с нашими подружками: Мэгги, Прота,
Стила и кто там еще... Нэг мотнул растрепанной шевелюрой: каковы бродяги!
Впереди извивался пыльный дракон, которого тащил по степи "ренаулт". В
машине бесновалась тройка соскучившихся парней. Они тоже заметили нас и
дальше мы неслись по степи наперегонки...
автобуса, разворачивал и угонял машину куда-то за горизонт. По непонятной
причине, ночевать в хранилище он не решался; девицы тоже переживали
страшно, но это была их работа. Наутро автобус снова появлялся возле
спального корпуса и сигналил, - так повторялось каждую неделю. Безмолвные
были не прочь участить свидания, да что поделаешь? Утром подружки
измученно улыбались, а безмолвные, проводив их до автобуса, шли
отсыпаться. К девицам быстро привыкали - еще бы! - и было жаль, когда
Мэгги в следующую субботу вдруг возьмет и не приедет. Мэгги одевалась,
автобус уже голубел под пальмами. Я обнял ее, полуодетую, зарылся лицом в
нерасчесанные волосы. Запах ее волос - он не покидал моей комнаты вот уже
несколько месяцев...
не знаю!
себе приближаться к ее мыслям. Я настойчиво убеждал себя: это было бы
настоящим свинством, безмолвный - пользоваться Безмолвием без ее на то
позволения. Но порой наступало признание - твоя Мэгги что-то скрывает от
тебя, что-то последнее, чего лучше не знать никогда...
в ее ответе мне почудилась поспешность раскаяния.
сумерки.
- Вчера мне казалось, что я вот-вот разлечусь на куски!
прибавила шагу. Все уже были во дворе.
подтолкнул нас вперед.
задирается.
заняли места в салоне, потом из автобуса выпорхнула Прота, подружка
Задиры, и подбежала ко мне.
маску человеческого лица за лобовым стеклом и лицо Мэгги, на повороте
Лукин Евгений
Николаев Андрей
Земляной Андрей
Херберт Фрэнк
Браун Дэн
Белов Вольф