Чтение 2–й страницы книги ~Станет светлее~

-- Но у вас сохранились какие-нибудь записи?

-- Записи? -- переспросил головастый. -- Видимо, да. В бортжурнале.

-- А что у вас за журнал?

Головастый пожал плечами.

-- Обычный кристаллический бортжурнал

-- Хорошо, -- сказал спасенный. -- Где он?

Когда они появились в рубке, высокий вахтенный уже шел навстречу,
протягивая руку для приветствия.

-- Николай Бабич, штурман.

Спасенный почувствовал смущение.

-- Фамилия моих родителей была Синяевы, -- сказал он. -- Иногда мать
называла меня Сашей... И... профессия. Я... инструктор. Я учу других летать
на ракетах.

В серых глазах штурмана что-то мелькнуло, что-то похожее на
удовлетворение.

-- Значит, пилот. Так и запишем. Александр Синяев, пилот-инструктор.

-- Извините, -- сказал головастый. -- Совершенно забыл представиться.
Монин, тоже Александр. А это Анатолий Толейко, руководитель научной группы.

Все обменялись рукопожатиями.

-- Наш корабль называется "Земляника", -- сказал головастый тезка
спасенного пилота-инструктора и вопросительно на него посмотрел.

-- Я с одного старого звездолета, -- сказал спасенный пилот. -- Вряд ли
вы о нем слышали.

-- У них взорвался двигатель, -- объяснил руководитель научной группы
Анатолий Толейко. -- Неизвестно, что с остальными. Мы должны просмотреть
запись.

-- Там никого не было, -- сказал штурман Бабич.

-- На всякий случай.

-- Как хотите.

Экраны в рубке на миг погасли, но тут же вспыхнули снова, сменив
рисунок неба.

Созвездия в экранах были видны совершенно отчетливо, так что спасенный
беспокоился не напрасно. В глубине маячил едва заметный серп Дилавэра. А
совсем рядом, в каких-нибудь ста метрах от передатчика, в пустоте плавал он.

Да, он стоял сейчас в рубке управления чужого звездолета, но
одновременно сидел в тесной кабине "Гнома", и терял сознание, и его
подтаскивали мощными магнитами к отвесной громадине корабля, к
расширяющемуся приемному отверстию, и несли на спине по бесконечным
металлическим коридорам, и корабль снова уходил из пространства, и от всех
ощущений, сопутствующих переходу, остались лишь полная остановка времени,
оцепенение, да шум чужих голосов где-то внутри.

-- Вы все видели сами, -- сказал штурман Бабич. -- Там никого не было.

-- Придется исследовать запись более тщательно, -- сказал головастый
Монин. -- На проекторах.

Он взял прозрачный кубик из рук Бабича и передал спасенному пилоту.

Перед тем как вернуть кристалл, пилот Александр Синяев подбросил его на
ладони. Он напоминал обычный пищевой концентрат. К сожалению, это было чисто
внешнее сходство.

В рубку вошли новые люди. Один из них, рыжий, долговязый, в темных
очках, приблизился, пристально разглядывая спасенного. Пилот Синяев протянул
руку. Новый человек сделал вид, что ее не заметил.

-- Александр Синяев, -- сказал спасенный. -- Пилот-инструктор.

-- Сейчас посмотрим, -- сказал новый человек. -- Пройдите сюда.
Раздевайтесь.

Он откинул одно из кресел. Получилась койка.

-- Ложитесь.

-- Это Дорошенко, -- объяснил Монин. -- Бортовой медработник.

-- Я не называю своего имени, -- сказал Дорошенко. -- Все равно не
запомните. И не дышите на меня, пожалуйста.

На боку у него была прицеплена сумка. Он вытащил оттуда белый халат и
облачился. Потом он достал из сумки белую маску и укрепил ее на лице, так
что снаружи остались только очки и прямые рыжие волосы, которые он тут же
прикрыл извлеченной из сумки белой шапочкой. После этого он осторожно
потрогал пустую кобуру, висящую на подлокотнике рядом с одеждой Александра
Синяева.

-- Василий, -- позвал он. -- У тебя тоже есть такая штука?

-- Нет, -- ответил кто-то из новых людей. -- Я не знаю, что это такое.

-- Так, -- удовлетворенно сказал Дорошенко. -- На что жалуетесь?

-- У них взорвался двигатель, -- объяснил руководитель научной группы
Анатолий Толейко. -- Он перенес без всякой защиты несколько гиперпереходов.

Дорошенко извлек из своей бездонной сумки инструменты и принялся за
работу.

-- Дышите, -- говорил он ощупывая Александра Синяева руками, одетыми в
белые резиновые перчатки. -- Не дышите. Откройте рот, скажите "а". Ага,
сердце слева. Сделайте вдох. Вы глубже не можете? Перевернитесь на живот.
Ребра целы, дыхательные пути в норме. Поднимите голову, сделайте выдох и не
дышите. Повреждений позвоночника нет. Не дышите, я вам сказал. Покажите
ладонь. Так я и думал. Печень функционирует правильно. Пальцев на руке пять,
как я и предполагал. Я же вас попросил не дышать. Ладно, одевайтесь.

Он отошел от койки, укладывая в сумку предметы своего медицинского
туалета.

-- Патологических отклонений нет, -- сказал он Монину. Александр Синяев
стоял уже одетый. -- У него все в порядке, если не считать небольшого
головокружения. Вы сколько можете не дышать? -- спросил он Синяева.

-- А сколько нужно? -- вопросом ответил Синяев. Люди почему-то
заулыбались.

-- В общем, он вполне здоров. А эту штуку, -- Дорошенко показал пальцем
на пустую кобуру, -- отдайте экспертам. Все, до свидания.

Он вышел.

-- Действительно, -- сказал Василий, дюжий парень, очевидно, тоже
пилот, которого Александр Синяев раньше не видел, но которого узнал по
голосу. -- Зачем вам эта вещь?

-- Это кобура, -- объяснил Александр Синяев. -- Из-под пистолета.

-- А что такое пистолет?

-- Василий, -- укоризненно сказал Монин. -- У меня тоже есть пистолет.
Я дам тебе как-нибудь пострелять.

-- А куда делся ваш пистолет?

-- У меня его никогда не было, -- объяснил Александр Синяев. -- Зачем
же мне пистолет?

Люди снова заулыбались. Александр Синяев еще раз ошибся, но они этого
опять не заметили.

-- Товарищи, -- сказал руководитель научной группы Анатолий Толейко. --
Мы, по-моему, забыли о деле. Нам надо поесть и заодно обсудить план высадки.

-- Без меня, -- сказал Монин. -- А вы, Николай?

Бабич пожал плечами.

-- Я на вахте.

Александр Синяев и остальные люди гурьбой вышли из рубки, оставив там
Монина и Бабича. Насколько он понимал, все направлялись в каюткомпанию. Его
коллега Василий шагал рядом и задавал вопросы, как на экзамене. Александр
Синяев отвечал по возможности лаконично, чтобы не наделать новых ошибок.

-- Как вы поступаете, когда при заходе на посадку на вас налетает
смерч? -- спрашивал Василий.

-- Сажусь.

-- А если отказывает шасси?

-- Планирую на днище.

-- А если корпус поврежден?

-- Тогда смерч сажает меня сам.

-- Товарищи, -- сказал руководитель научной группы Анатолий Толейко. --
Нельзя ли хотя бы здесь без этих идиотских тестов?

-- Я уже все, -- сказал Василий. -- Мы уже прекратили.

Позже, в кают-компании, Александр Синяев отчетливо слышал, как он
сказал, наклонившись к соседу, еще одному их коллеге:

-- Это пилот высочайшего класса. Он ответил на самые каверзные вопросы.

Людей за столом было много, все они что-то ели, и Александр Синяев мог
спокойно приглядываться к ним и прислушиваться к их разговорам. Руководитель
научной группы Анатолий Толейко, сидевший недалеко от него, беседовал со
своим помощником, который специально выбрал место напротив.

-- Кого же пошлем все-таки?

-- Как обычно.

-- А нового?

-- Он, наверное, устал. И вообще, ему сейчас не до этого.

-- Вот и пошлем, чтобы отвлекся.

-- Пусть выспится.

-- А потом пошлем.

-- Как хотите. Только вряд ли он согласится.

-- Согласится.

В середине этого содержательного разговора Александр Синяев повернулся
на толчок слева. Сосед требовательно смотрел на него, заросший,
длинноволосый, облаченный в разноцветное одеяние.

-- Дай порцию перца, -- попросил он. -- Пожалуйста, дай.

-- Что?

-- Диссонанс, -- объяснил он. Александр Синяев передал ему требуемое.

-- Не удивляйтесь, -- сказал другой сосед, справа. -- Привыкнете. Это
Костя Космопроходческий, поэт-авангардист.

Но Александр Синяев не успел выяснить, зачем нужен поэт в экипаже
звездолета дальнего следования, потому что в кают-компании появился штурман
Бабич. Несколько минут он стоял у выхода, разыскивая кого-то глазами. Потом
его взгляд упал на нового пилота-инструктора, и он чуть заметно кивнул.

Александр Синяев поднялся со своего места.