народ любопытный.
говорю о себе сам. Сразу. Очень много. Очень долго. Очень скучно. С очень
нудными подробностями. Это быстро надоедает, и меня оставляют в покое.
мальчик? Не сказал бы. Любопытных он умеет отваживать мастерски.
Интересно, какими талантами он еще обладает?
дикого гвалта под окном своей спальни. Морщась спросонья, Иллари
завернулся в простыню и выглянул в окно. Под окном каталось нечто. Из него
во все стороны торчали руки и ноги, оно вопило и пыхтело. Ударившись о
стену, нечто раскатилось на составляющие. Состояло оно из шестерых слуг и
джета. Слуги подбадривали себя воплями. Джет дрался молча, чуть склонив
голову набок. Двигался он необыкновенно быстро, не давая никому зайти себе
за спину. Удары его худых рук были точны и, судя по всему, крайне
результативны. На скуле джета красовалась единственная ссадина, зато
шестеро слуг щеголяли синяками разнообразной формы и размера.
чтобы хоть кто-то собирался перестать. Иллари некоторое время понаблюдал,
потом натянул штаны и вышел в сад. Поначалу увлеченные дракой слуги не
замечали ничего. Потом кто-то крикнул в панике: "Господин!". Слуги
отскочили от джета подальше и принялись приводить себя в благообразный
вид. Джет стоял у стены, не опуская кулаков, готовый продолжить в любую
секунду.
замялись.
того, ни с сего...
брали. Да на что нам его паршивый талисман? - для вящей убедительности
Лохар сплюнул себе под ноги. - Вот! Придурок он, помяните мое слово,
господин. Нет у нас никакого талисмана. Вы ж меня знаете.
руку ладонью вверх. Ждать ему пришлось недолго. Лохар, бормоча
разнообразные извинения и оправдания, полез куда-то в свои одежды и
вытащил оттуда небольшую вещицу, надетую на тонкий шнурок.
порвется с тихим звоном. Иллари не спеша рассматривал талисман. Он
представлял собой плоскую веточку, очищенную от коры и отполированную до
блеска - явно не инструментом, а кожей владельца. По розово-смуглой
поверхности дерева клубились прожилки, застывая невиданным причудливым
узором. Пустячная вещица на первый взгляд, а завораживает. Неудивительно,
что Лохар польстился. Шнурок нежный, шелковистый, не поймешь, из чего
сплетен, но трогать приятно. И талисман на ощупь будто пальцы ласкает.
Иллари поднес его к лицу, чтоб разглядеть попристальней, и сразу ощутил
исходящий от него еле уловимый тонкий запах. Острый? Сладкий? Пряный?
Невозможно определить. Но вместе с запахом Иллари вдохнул удивительную
свежесть и ясность. Разум его и чувства обострились необыкновенно.
Упоительное ощущение. Новое. Странное. Иллари вдохнул еще раз и с
сожалением оторвался от талисмана. Лицо джета закаменело от еле
сдерживаемого желания: вырвать талисман, схватить, унести... Над верхней
губой выступил пот, сами губы стянулись в острую линию.
судорожно сведенную ладонь джета. Померещился Иллари тихий вздох
облегчения сквозь стиснутые губы? Или нет?
снова затрепетала легкая улыбка.
него и вправду лучше умереть.
Иллари, глядя вслед поспешно ретировавшимся слугам.
ответил джет все с той же подкупающей искренностью.
Обязанности его в доме не были еще определены, и тем не менее без дела он
не сидел.
когда смуглая спина джета сгибалась над каким-нибудь заморским растением.
Садовник в свое оправдание только и мог пробормотать: "У него лучше
выходит", - и то было сущей правдой. Колючие кусты не царапали джета,
жгучие цветы не обжигали. Ни разу не оборвал он лиловый вьюн, выпалывая
сорняки - а их он прямо таки под землей чуял. Иллари уже не удивлялся
тому, что в первый вечер их знакомства джет с такой легкостью удержал его
коня. Даже самые дикие кони не лягали его. Охотничьи собаки ластились и
виляли не то, что хвостами - всей задницей. Лохар, которому Иллари не
поскупился на внушение, затаил на джета злобу и однажды на пари подговорил
его зайти к сторожевым змеям. Туда даже смотритель заходил не иначе, как в
сапогах по самую глотку, и, едва покормив скользких тварей, выскакивал из
змеюшника, как ошпаренный. Завидев джета после его визита в змеюшник,
смотритель не переводя духу полдня ругался самыми непотребными словами, и
немудрено: одну из змей джет попросту забыл у себя на шее. Жуткое зрелище:
мальчишка прибирает двор, а смертоносная тварь, разнежившись в тепле,
потягивается, щекочет его хвостом под мышкой, засматривает в глаза, шипит
что-то нежное на ухо. Смотритель орал, что если этот пакостник еще хоть
раз подойдет к его вотчине, то ноги его, смотрителя, здесь не будет. Под
конец он размяк и унизительно канючил, выспрашивая у сопляка его
удивительный секрет. Джет щурился и неизменно отвечал с доброжелательной
серьезностью: "Уймись, что ты? Какой еще секрет?"
пристроился на кухню. Оторваться от его стряпни было положительно не в
силах человеческих, и Иллари изгнал его оттуда собственноручно под
горестные стенания всей дворни.
других дел нет, кроме как жевать день напролет?!
места своими тонкими пальцами, прошепчет что-то - и все. Но боль уходила,
кровь останавливалась, раны затягивались прямо на глазах. Когда любимую
лошадь Иллари доставили после охоты с развороченным брюхом, джет присел
рядом, вложил в чудовищную рану жемчужно отливающие внутренности, едва
сдув с них пыль, и сдавил вместе края раны. Даже зашивать не стал. Но
деньков через десять лошадь бодро ступала по двору, помахивая хвостом. И
шрама не осталось. Как-то раз Иллари взял джета с собой к толстому Бахту.
Джет его кошку паршивую только на руки взял да погладил разок-другой. Но к
следующему визиту кошка была достойна изливаемых на нее похвал.
легко управлялся с любым инструментом, что плотницким, что музыкальным -
так вот, обозленный Иллари предложил джету заглянуть в оружейную. Оружием
Иллари всегда занимался сам, и ничья святотатственная нога не преступала
порога оружейной. Иллари впервые впустил еще кого-то в комнату, где раньше
бывал только он сам. Оглядев результаты джетова труда, Иллари пришел в
восторг на грани буйного помешательства.
Иллари.
своими лиловыми глазищами.
Иллари. - А ты меня обманул. "Ничего не умею." Как же! С голоду он
помирает. Да ты с такими руками и дня бы голодным не остался.
джет. - Я и не знал, что у вас такая малость считается уменьем. Да и не
много бы мне это помогло. Мне ведь не всякий господин годится.
Иллари.
чего юный джет действительно не умеет. Джет не умел слагать стихов.
Напрочь. "Я слишком люблю стихи, чтобы писать их самому", - отшучивался
он. Зато ценителем и советчиком джет оказался замечательным, тонко
чувствовал малейшую слабину, и Иллари не одну ночь засиживался с ним до
рассвета, обсуждая ту или иную строку.
всеми этими приятными занятиями куда-то уплыло, исчезло. Вспоминал о нем
Иллари крайне редко, а вспомнив, тотчас забывал. Для Иллари подобное
поведение было более чем странным. А страннее всего было то, что странным
оно ему отнюдь не казалось.
рано, но и легко. Он даже окна в спальне не занавешивал, чтобы проснуться
с первыми лучами солнца. И несколько минут после пробуждения он находил