Чтение 2–й страницы книги ~Пятое измерение~

его началом взяли, Самару... Отец в раздумье жует губами; над верхней у него
и сейчас английские усики квадратиком, только совсем белые. Профукал он там
свою дивизию. Дал казакам возможность штаб, обезглавить. Сам еле спасся
вплавь через реку Урал, скрывался в камышах раненый, пока мы Лбищенск не
отбили. Это хорошо, что Иван Семенович он 73-й бригадой командовал принял
начальствование на себя,единил раскиданные по степи полки. А то расщелкали
бы нас каждого по отдельности. Ведь пять тысяч наших в одном Лбищенске
казаки положили, казара чертова... пять тысяч!

Батя расстроился, даже потемнел лицом. Для него будто вчера это было,
не полвека назад.

А я молчу, не зная, как отнестись к новой для меня интерпретации
событий. История двадцать пятой Чапаевской дивизии в некотором роде мое
хобби: с нею связана жизнь отца, а тем самым и нашей семьи, которая, как и
все командирские семьи, кочевала со своей частью. Правда, это было до моего
рождения, на мою долю остались фотографии да ветхие письма, но все равно
причастность к истории-легенде всегда как-то воодушевляла меня. Сознание
того, что я сын чапаевца, давало мне дополнительное упорство в житейских
схватках.

Мне известно немало из истории дивизии, выходящее за пределы книги
Фурманова "Чапаев" и одноименного фильма. Поэтому меня не смутило, как батя
произнес знаменитую фамилию: так же ее произносил и писал сам владелец, так
именовали его соратники и земляки, жители Заволжья (есть их письма в батином
архиве), такова она и в прижизненных документах.

Как из Чепаева получился Чапаев, установить теперь невозможно.
Вероятно, так же, как из Маресьева Мересьев, как из Кочубеевой Матрены,
которая путалась с Мазепой, Пушкин сделал Марию. Писатели это могут чтоб
отвлечься от конкретного человека. Либо для благозвучия: ведь через "а" явно
возвышенней... или это мы привыкли?

Не ново для меня и имя Кутякова сначала командира полка имени Стеньки
Разина, затем комбрига-73, правой руки Василия Ивановича (у Фурманова он
выведен под фамилией Сизов... вот тоже) двадцатилетнего тогда парня
отчаянной смелости, большого военного дарования и необузданного волжского
характера; с любимым комдивом они цапались, бывало, вплоть до взаимных угроз
оружием. Верно, после Лбищенской трагедии он принял командование, спас
дивизию от разгрома и нанес изрядный урон белым.

Верно и то, что дальнейший боевой путь двадцать пятой под его началом
был не менее славен, чем при Чапаеве: разгром Уральской белоказачьей армии,
взятие Гурьева, ликвидация Уральского фронта, затем славные дела на
Польском... Правда, погиб он не под Олевском, городком на севере Украины,
там он был только тяжело ранен (в двадцатый, по дивизионной легенде, раз) и
отправлен в тыл; заместитель командующего Приволжским военным округом комкор
И. С. Кутяков, кавалер четырех орденов Красного Знамени, сложил голову в
1938 году.

Но все-таки батина версия слишком своеобразна.

А Фурманов о вас писал? спрашиваю я.

С чего бы это он о нас писал! Отец пожимает плечами. Хотели его с
рабочим отрядом направить к нам, верно, помню. Но переиграли, решили усилить
двадцать восьмую дивизию, она северней нас действовала. Там он и комиссарил,
о легендарном комдиве Азине Владимире Михайловиче такую книгу написал...
читал, небось, "Азина"?

Вот героический человек был, жаль, не довелось хоть глазком на него
поглядеть! А дела какие: освобождение Казани, Ижевска, Кунгура,
Екатеринбурга... и потом еще под Царицыным. И погиб Владимир Михайлович как
герой, в бою. А какой фильм хороший по этой книге сняли братья Васильевы, с
Бабочкиным в роли Азина. Я глядел прослезился.

Ас Василием-то Ивановичем как было дальше? Отец спросил:

С Чапаевым?.. вздохнул и продолжил: Ну, отыскали его в камышах
раненого, еле живого. В госпиталь, конечно. С дивизии, само собой, долой.
Хотели под трибунал: такое на войне не спускают, чтоб дал свой штаб, голову
дивизии, уничтожить. Но... замяли с учетом былых заслуг. После
выздоровления, слыхал, поставили на полк. Не в двадцать пятой, конечно. А
дальше я его, по правде сказать, потерял из виду. Говорили, воевал на Дону,
потом в Средней Азии и неплохо. Потом, году в тридцатом, я книжку его видел
"С Кутяковым по уральским степям" про нашу двадцать пятую. Хорошо написал: и
Иван Семеновича хвалит, прославленного героя, и себя не забывает.

Я молчу, соображаю. Вот, пожалуйста, и Фурманов не о них писал. Азии...
Как-то плыл по Волге, попался навстречу пароходик "Герой Азин" старенький,
колесный. А "В. И. Чапаев", на котором я плыл, был четырехпалубным белым
красавцем, дизель-электроход, каюты-люкс, два ресторана. И улицы в каждом
городе его имени, колхозы-совхозы-фабрики, шоколадные конфеты "Чапаев" по
шесть с полтиной коробка, ателье, туалетное мыло... и так вплоть до дурацких
анекдотов и женской прически "Гибель Чапаева": как увидел, так и погиб. А
здесь-сейчас, выходит, все это имущество принадлежит Владимиру Михайловичу
Азину, комдиву-28.

Есть ли анекдоты о нем? Раз наличествует фильм братьев Васильевых (как
бишь в нем: "Василий Иванович, а ты смог бы командовать всеми армиями в
мировом масштабе?" "Нет, Петька, я языками не владею!"), должны быть и они.
Варианты вообще отличаются один от другого на самое необходимое, на
дифференциалы теории Тюрина.

Зря я, значит, пыжился, что сын чапаевца? Во-первых, не чапаевца и даже
не чепаевца (уже не так звучит), а кутяковца, во-вторых, все это тушуется
перед понятием "азинец". Эверест славы вздыбился не там. Что же тогда прочно
в этом мире?

...Наверное, главное: массивы социальных действий людей. Была
гражданская война. Двадцать пятая дивизия сделала то, что сделала, и
двадцать восьмая Азинская, и многие еще части разных номеров и наименований
сделали свое выиграли эту войну. А то, что впоследствии кто-то оказался
сверх меры вознесенным, кто-то забыт, чье-то имя переврано, все это суть
дисперсии, размытости действий, мелкие отклонения от линий развития, "линий
н. в. и н. д. наибольшего вероятия и наименьшего действия" согласно той же
тюринской теории.

В древнеиндийской философии есть тезис "Ты не искал бы Меня, если бы не
нашел". Диалектично сказано. Смысл его в том, что человек уже в силу того,
что он человек, разумное существо, интуитивно знает главные истины мира,
чувствует их; а исследуя, действуя, созидая, он лишь стремится дать этому
знанию словесное, вещественное, математическое, музыкальное, художественное,
драматическое и бог знает какое еще выражение. Мир громаден, он выражает
себя просто и прямо: горами и морями, бурями и протуберанцами, звездами и
галактиками, пустотой космоса и вспышками сверхновых.

Мир громаден мы в нем малы и слабы. И что есть слово, сказанное или
написанное? Оно не громче шелеста листьев, не заметнее прожилок в них.

Мир громаден, а мы малы, слабы и жаждем счастья. Как дети быть хорошими
и чтоб было хорошо. И поэтому норовим отрешиться от ненужной, практически
бесполезной для нас громадности Вселенной, выделить в ней свой уголок не
только в смысле пространственном, но и информационном, эмоциональном даже
где все достаточно ясно, взаимосвязано, разделено на "мое" и "чужое", на
"можно" и "нельзя"... И уж бог с ним, что действия в уголке выразят не
знание, а заблуждения всевозрастающие, удалят от истин мира.

Счастье, главное дело, светит. Счастьишко под размер уголка, но зато
свое. Вот-вот... ам!

Морковка счастья, морковка достижимых целей, которую держит впереди на
конце шеста мудрец Судьба, сидя верхом на нас.

Но как бы там ни было, главную истину о своем существовании в мире
более обширном, чем три пространственных измерения плюс время, люди
интуитивно чуют. Ноздрей. Трепетом души. Кто чем... Все мы живем в
многовариантном мире, барахтаемся в океане возможностей, перемещаемся по
ортогональным направлениям h-мерного координатного ежа каждый своим выбором,
колебанием даже.

Прошлое однозначно будущее всегда неопределенно, размыто, размазано по
категориям возможностей; каждая по-своему интересна (привлекательна,
страшна, неприятна), и у каждой своя вероятность.

То ли дождик, то ли свет, то ли будет, то ли нет...

Другое дело, что мы используем эти выборы, ортогональные перемещения
для погони за морковкой счастья чтоб выгадать и не упустить. Но проклятие
такого выбора, что, вцепившись в одну возможность, мы упускаем все
альтернативные, ибо по принципу ортогональности они неизбежно проецируются в
нуль на направление выбранной реальности. Шоры жизненных целей отграничивают
нас от иных измерений.

...И кажется нам, что вот только то, что наметил, выбрал и решил (или
навязали своими решениями и выборами другие люди, обстоятельства, стихия
случая), и существует, вошло в жизнь а альтернативы все сгинули, не
родившись. Но они тоже есть, живут в памяти, к ним привязываешься чувствами
сожаления об упущенном, досады на свою нерасторопность, ненастойчивость или
что не смекнул вовремя (реже чувствами облегчения, что избежал беды,
осознанной напасти); они даже развиваются в подсознании по своей логике,
которая, бывает, проявляет себя в снах.

...И рыдает обобранная мужем-алкашом женщина в пустой квартире: "Ах,
почему я не вышла за Васю! Он так за мной ухаживал..." И смекает при виде
достигшего высот сокурсника замшевший в главке на рядовой должности
инженерик, министерская крыса:

"И я бы тоже мог так вырасти, если бы не отвертелся тогда от
направления в Сибирь!"

Мы живем во всех вариантах и реализованных, и упущенных, но помнимых.

Строго говоря (поскольку сумма вероятностей всех вариантов всегда равна
единице, то есть только эта сумма и достоверна, задана наперед) это и есть
подлинная реальность разумных существ, реальность ноосферы.

А раз так, то важно быть не в вариантах этих, а над ними.