упираясь ему под коленную чашечку острым ребром столешницы, стоял
низенький журнальный столик, заваленный раскрытыми журналами и рукописями.
На нем горела настольная лампа в зеленом абажуре. Ее света только и
хватало, чтобы ярко осветить белые глянцевые страницы журналов, в
остальном же в комнатке стояли приятные сумерки. Вечерние сумерки -
чувствовалось по всему.
дядя разговаривал, Руслан не мог понять. Потом дядин голос стих,
послышались характерные пришаркивающие шаги, и он увидел Владимира
Олеговича (или, как тот сам шутливо представлялся, Володимира Ольговича).
На нем были рабочие брезентовые брюки и подшитый на локтях свитер. В руках
- большая фарфоровая чашка с дымящимся напитком. Он слегка прихрамывал,
так как одна нога у него была короче другой из-за перенесенного в детстве
полиомиелита.
приближаясь к Руслану.
двигаться, ни говорить.
страшного. Несколько часов отдыха и подкрепляющее. Обязательно
подкрепляющее, изготовленное по моему собственному рецепту. На-ка вот
выпей, и тебе сразу станет лучше.
его налившийся свинцом затылок, и поднес чашку к его губам. Пахучий пар
защекотал Руслану ноздри. В чашке был прозрачный желтоватый напиток с
цельными жесткими стеблями, переломленными в нескольких местах. Отхлебнув
его, Руслан почувствовал, как приятное тепло распространяется по всему
телу, прогоняя усталость и болезненную слабость.
валик кресла. Его наполнила блаженная истома.
веки. И все же он заставил себя собраться с мыслями и приступить к
рассказу.
несколько часа назад, а ему кажется, что его преследуют уже целую
вечность; ему кажется, что этот страх уже застарел в нем, одряб и пошел
морщинами, превращая и его самого в преждевременного старика. А ведь еще
сегодня утром Руслан был самым обыкновенным парнем! Ничто не предвещало
несчастья, день был обычным, не лучше и не хуже других. Он вернулся домой
из школы, увидел, что входная дверь не заперта, и вошел без стука. И сразу
его охватил легкий озноб. Был третий час пополудни, на улице стояла
светлынь, на лестничной площадке было лишь немногим сумрачней, и потому
непроглядный мрак, который ждал Руслана за дверью, был столь неожиданным и
необъяснимым, что у него поджалась мошонка. Он словно бы с залитого
солнцем склона вошел в пещеру, холодную, сырую пещеру, наполненную
непроницаемой тьмой и невнятным шепотом. Впрочем, тьма не была
непроницаемой. Когда его глаза привыкли к ней и он начал различать смутные
очертания прихожей, он увидел, что двери в зальную комнату слегка
приоткрыты и в щель пробивается неровный красноватый свет, как будто от
свечей. Несколько мужских голосов, необыкновенно низких и лишенных
интонации, непрерывно что-то бубнили. Те, кто был в комнате, даже и не
слышали, что он вошел. Руслан почел за лучшее пока не выдавать своего
присутствия. Потом он не мог объяснить себе, почему поступил так, но тогда
это казалось ему правильным решением.
увидел, заставило его забыть обо всем на свете. Сперва, обнаружив в
дверной щели смоляную тьму, он подумал, что окно в комнате завешено
плотным одеялом, однако это было не так: ничего на окне не висело, и все
же стекла были черными, как будто за ними стояла ночь. Ему показалось, что
этот мрак образуется внутри комнаты, возможно даже исходит от горящих на
столе свечей.
сидело трое мужчин. Двоих он знал: это были его отец и приятель отца,
Сергей Николаевич, который часто бывал у них; Руслан помнил его с тех пор,
как помнил себя; он никогда бы не признался себе в этом, но временами он
побаивался этого человека. Внешность у него была не просто запоминающаяся,
а врезывающаяся в память: жесткое темное лицо, глубокие провалы вместо
щек, кожистые складки под раздвоенным подбородком; глаза под густыми
черными бровями сверкали, как антрацит; говорил он отрывисто и резко,
почти не разжимая губ, и никогда не улыбался. Отец Руслана уважал его, как
старшего брата, и приучил к такому же уважению своего сына.
выпирала тройная складка жира.
расстроен. Обращаясь к Сергею Николаевичу, отец спросил глухо:
на твоего сына, Иггевальд. Твой сын должен умереть. Ты ведь знаешь, пришло
время жертвоприношения. Мы больше не можем ждать, сегодня вечером
последний срок. Если человеческая жертва не будет принесена, Велес придет
в ярость. А это чревато самыми жестокими последствиями для нас.
отец.
терять головы, - жестко сказал Сергей Николаевич.
из глубокой древности имена! - удивился Руслан) - Но все это так
неожиданно... У меня голова идет кругом... Когда и где должна быть
принесена жертва?
танцевальную площадку в парке? В полночь великий Велес придет туда, чтобы
взять твоего сына.
Танцевальная площадка... В половине двенадцатого я приду туда со своим
сыном...
которую великий Велес оказал твоему роду. Пойдем, Простен. - С этими
словами, обращенными к обладателю толстого загривка, Сергей Николаевич
поднялся.
единственное, что он еще понимал. То, что он сейчас услышал, было
настолько дико... настолько не укладывалось ни в какие рамки... Все эти
древнескандинавские имена... какой-то великий Велес... человеческое
жертвоприношение... Какого черта? тысячелетие на исходе - о чем говорили
эти взрослые мужики, засевшие в темноте, как заговорщики?!. И ведь все это
непосредственно касалось его самого - вот что главное! Это ведь его
собираются принести на заклание! Было от чего если не струхнуть, то хотя
бы оторопеть.
мужские голоса переместились в прихожую: гости расходились. Он быстро
поднялся на верхнюю лестничную площадку, чтобы переждать, пока они
спустятся вниз. После этого он хотел вернуться домой и потребовать
объяснений у отца.
спускаться по ступеням. Осторожно выглянув между прутьями перил, он
увидел, что двое мужчин спускаются вниз, а его отец стоит возле открытой
двери, провожая их взглядом. Неожиданно Сергей Николаевич, шедший
последним, остановился и поднял голову. Руслану показалось, что их взгляды
на мгновение встретились, он отшатнулся назад с бешено колотящимся
сердцем, а когда вновь отважился взглянуть вниз, увидел подтверждение
своей догадке: Сергей Николаевич заметил Руслана и теперь поднимался
обратно.
продолжал подниматься, коротко взглядывая наверх.
Николаевич неотступно следовал за ним. Похоже, он чувствовал его
присутствие по запаху. От этой мысли Руслану стало не по себе. Он
торопливо взбежал еще выше. Шаги Сергея Николаевича слышались следом,
неторопливые и неотвратимые, как сама судьба. На площадке пятого этажа
Руслан опять прислушался: шаги, неспешные и размеренные, как движения
маятника, следовали за ним. Руслан запаниковал. У него оставался
единственный выход - по отвесной железный лестнице на чердак. Чердачное
отверстие чернело у него над головой. Он вскарабкался по лестнице и
побежал в темноте чердачного помещения. Шагов за своей спиной он больше не
слышал. Он выбрался через люк на залитую солнечным светом и прохладой
крышу и загромыхал по шиферу. Перед тем как нырнуть в соседний люк, он
задержался на мгновение, чтобы обернуться назад, но и одного мгновения
хватило для того, чтобы волосы у него на голове встали дыбом. Все виденное
им прежде не шло ни в какое сравнение с тем, что он увидел сейчас. Со
свистом рассекая воздух, прямо к нему летел по воздуху Сергей Николаевич.
Его ноги в белых носках и дорогих лакированных туфлях были неподвижны и не
касались крыши, болтаясь в пустоте.
происходящего - все это казалось ему каким-то театрализованным
Самойлова Елена
Володихин Дмитрий
Андреев Николай
Корнев Павел
Самойлова Елена
Глуховский Дмитрий