Чтение 2–й страницы книги ~Вторжение в Персей~

- Тем непростительней их тупость.

Я подмигнул Мэри. Было забавно, что один из любимцев Лусина поносит
других его любимцев. Лусин от ангела, однако, легко сносил то, что не
потерпел бы от человека.

- Расист, - сказал он и так ухмыльнулся, будто ангел не ругал, а
превозносил пегасов. - Культ высших существ. Детская болезнь развития.

В отделениях за конюшней пегасов нас заинтересовал один крылатый
огнедышащий дракон.

Он был такой огромный, что походил скорее на кита, чем на дракона. Он
лежал, пламенно-рыжий, в толстенной броне, из ноздрей клубился дым, а
когда он выдыхал пламя, проносился гул.

Полуприкрыв тяжелыми веками зеленые глаза, крылатое чудовище надменно
посматривало на нас. Казалось невероятным, что эта махина может парить в
воздухе.

- У него корона! - воскликнула Мэри.

- Разрядник! - с гордостью объявил Лусин. - Испепеляет молниями.
Хорош, а?

На голове дракона и вправду возвышалась корона - три золоченых рога.
С рогов срывались искры, красноватое сияние озаряло голову чудища. На
молнии, испепеляющие врага, искорки похожи не были.

- Проверь! - сказал Лусин. - Кинь камень. Или другое.

- А почему сам не кидаешь камней? Твое создание, ты и проверяй.

- Жалко, - признался он, улыбаясь. - Не могу.

На прибранной Оре найти камешек не просто. Я метнул в дракона
карманный нож.

Дракон рывком повернул голову, глаза остро блеснули, туловище хищно
изогнулось, а молния, вырвавшаяся с короны, ударила в ножик, когда тот еще
летел, - ножик бурно вспыхнул, превращаясь в плазму. И тотчас же вторая
молния, еще мощней, разрядилась прямо мне в грудь.

Если бы жители Оры не защищались индивидуальными полями, все мы
безусловно были бы ослеплены вспышкой, а сам я так же безусловно
разлетелся бы плазменным облачком.

- Может сразу три молнии, - восторженно пояснил Лусин. - По трем
направлениям. Имя - Громовержец.

- Не хотел бы я схватиться с Громовержцем в воздухе, - сказал
потрясенный ангел.

Мне кажется, что Труб не так испугался, как позавидовал Громовержцу:
ангелы возятся с приборами, изготовленными людьми, а дракон производит
электричество самостоятельно.

Дракон успокаивался - приподнявшееся тело опадало, над короной
плясали синеватые огни Эльма, тяжелые веки прикрывали потухавшие зеленые
глаза.

- Громовержец так громовержец, - сказал я. - Существо эффектное. Но
зачем нам в Персее Громовержцы с пегасами?

- Пригодятся, Эли.

Я тогда и понятия не имел, как жестоко Лусин будет прав!

Мы с Мэри вышли наружу, оставив Лусина с его созданиями и Трубом.

Был вечер, искусственное солнце погасало.

- Одни! - воскликнул я. - На Оре - и одни, Мэри!

Мэри упрекнула меня:

- До сих пор ты больше стремился к своим друзьям, чем к одиночеству
со мной.

Я рассмеялся. Нигде мне не бывает так хорошо, как на Оре!

- Ты, кажется, приревновала меня к Лусину и Трубу? Пойдем, я покажу
тебе Ору.

Мы долго гуляли по проспектам планеты, заходили в опустевшие звездные
гостиницы.

Я рассказывал Мэри, как познакомился с альтаирцами, вегажителями,
ангелами. Прошедшее нахлынуло на меня, призраки, живые, как во плоти,
двигались рядом. Я вспомнил и об Андре. Здесь он совершал великие
открытия, а я зубоскалил, придирался к мелким ошибкам.

Пока он жил среди нас, мы недооценивали его, я больше других был этим
грешен.

Внезапно я увидел слезы в глазах Мэри.

- Я чем-то расстроил тебя?

Она быстро взглянула на меня и спросила почти враждебно:

- Ты не замечаешь во мне перемен?

- Каких?

- Разных... Ты не находишь, что я подурнела?

Я смотрел на нее во все глаза. Она никогда еще не была так красива.
Она отвернулась, когда я сказал ей об этом, долго молчала, Погасшее было
солнце разгорелось в луну - на Оре по графику было полнолуние.

- Ты странный человек, Эли, - заговорила она потом. - Почему,
собственно, ты в меня влюбился?

- Это-то просто. Ты - Мэри. Единственная и неповторимая.

- Каждый человек единствен и неповторим, двойников нет. Ты
по-настоящему любишь только двоих в мире. У тебя дрожит голос и блестят
глаза, когда ты вспоминаешь их.

- Ты говоришь об Андре?

- И о Фиоле!

- Не надо, Мэри! - я взял ее под руку. Она отстранилась. Я попытался
обратить размолвку в шутку. - Они очень мне близки, Андре и Фиола,
правильно, я волнуюсь, когда говорю о них. Но если бы мы с тобой были в
разлуке, как бы я волновался, вспоминая о тебе! Я вот сейчас подумал, что
мы могли бы очутиться врозь, и у меня задрожали коленки.

- Но голос у тебя не дрожит, - возразила она печально. - Ты говоришь
о дрожи в коленках очень спокойным голосом, Эли. Ладно, тебе пора к Вере.
Обещай отнестись серьезно к тому, что она сообщит.

- Ты знаешь, о чем она собирается говорить?

- Вчера скажет об этом лучше, чем я.

- Везде загадки! Ромеро грозит неожиданностями, Вера может беседовать
только наедине, ты тоже на что-то намекаешь. Сказала бы уж прямо!

- Вера скажет, - повторила Мэри.

- Ты, конечно, удивлен, что наша беседа наедине, - так начала Вера. -
Дело в том что речь пойдет о личностях. По решению Большого Совета я
должна посоветоваться с тобой, кого назначим адмиралом нашего флота.
Требования к адмиралу иные, чем к командирам кораблей и даже эскадр.

Я пожал плечом:

- Я раньше должен услышать, что это за требования.

- Во-первых, общечеловеческие - смелость, решительность, твердость,
целеустремленность, быстрота соображения... Надеюсь, не нужно подробней?
Во-вторых, специальные - умение командовать кораблем и людьми, хорошая
ориентировка в галактических просторах, понимание противника и его приемов
борьбы. И, наконец, особенные качества - широкий ум, острота мысли,
ощущение нового, а также живое, доброе, отзывчивое сердце, глубокое
понимание наших исторических задач... Ибо этот человек, наш адмирал, будет
верховным представителем человечества перед лицом пока малознакомых, но,
несомненно, древних и мощных галактических цивилизаций.

Я расхохотался.

- Ты нарисовала образ не человека, а божества. Сусальный лик, а не
лицо. К несчастью, люди не боги.

- Нужен лишь такой человек. Никому другому люди не могут вручить
верховное командование.

Мы стали перебирать кандидатуры.

Ни Ольга, ни Леонид, ни Осима, ни Аллан не подходили, это было ясно.
Я упомянул Веру, она отвела себя. Я сказал, что, если бы Андре не был в
плену, он всех лучше бы подошел. Вера отвела и его: она считала, что у
Андре ум остер, но не широк.

Я рассердился: эта игра в кандидатуры начала мне надоедать. Мне все
равно, кто будет мною командовать. Пусть обратятся к Большой -
бесстрастная машина даст точный ответ.

- Мы обращались к Большой.

- Что-то не слыхал.

- Это держалось в секрете. Мы предложили машине проверить
правильность нашей кандидатуры, принятой единогласно Большим Советом.
Машина подтвердила наш выбор.

Я был уязвлен, и даже очень. Что-что, а решение Большого Совета от
меня могли не таить, кое-что и я смыслю в делах Персея.

Я спросил сухо:

- Кто же этот удивительный человек, так совершенно наделенный
прописными достоинствами, что вы единогласно прочите его в свои
руководители?

Она сказала спокойно:

- Этот человек - ты, Эли.

Я был так ошеломлен, что даже не возмутился. Потом я стал доказывать,
что их решение - вздор, ералаш, чепуха, ерунда, нелепость и недомыслие,
она может выбирать любое из этих определений. Себя-то я знаю отлично. Ни с
какой стороны я не вписываюсь в нарисованный ею силуэт идеального политика
и удачливого военачальника.

Она заранее подготовилась к спору. Мои аргументы отскакивали от нее,
как горох от стены.

- Ты, кажется, вообще отрицаешь какие-либо достоинства у себя?

- Кое-какие хорошие человеческие недостатки у меня есть.

- Не очень основательно, хотя и хлестко, Эли.

- Уж каков есть.