Чтение 2–й страницы книги ~Странный человек~

- Побываете на уроках?

- Хотелось бы.

- Только месяц назад у нас была областная инспекция, - задумчиво
сказал директор. - Вадим Борисович остался доволен.

- Он болеет, - твердо сказал я, отсекая все вопросы о неведомом
мне Вадиме Борисовиче.

- Опять печень, - посочувствовал директор.

- Да, печень.

- Или, кажется, сердце?

- Кажется, сердце, - уже несколько раздраженно сказал я.

Директор всплеснул руками:

- Впрочем, что я? Ведь у него обширнейшая язва желудка!

Не люблю, когда из меня делают идиота. Я демонстративно постучал
удостоверением по столу.

- Чем же мы займемся в первую очередь? - спросил директор.

- Уроки.

Я чувствовал, что мало похожу на инспектора. Это и неудивительно:
на подготовку легенды у меня было всего полдня. Я едва успел зазубрить
структуру облоно и некоторые общие принципы педагогики.

- Я могу говорить с вами откровенно? - вдруг спросил директор.

- Разумеется.

Он включил вентилятор, внимательно посмотрел на белый,
полупрозрачный круг и повернулся ко мне всем телом.

- Вас интересует учитель Зырянов?

Надеюсь, что на моем лице ничего ни отразилось. Да, меня
интересовал учитель Зырянов. Но директору не следовало знать об этом.
Никому в поселке не следовало об этом знать.

- Я так и думал, - сказал директор. - В конце концов я буду
жаловаться. Если сам Зырянов не будет, то буду я. Дайте же человеку
спокойно работать. Ну да, он дает материал сверх программы. Много
материала. Но вы посмотрите - его ученики берут грамоты на всех
областных олимпиадах. А двое даже на всесоюзной... Я понимаю, были
времена, когда любое отклонение от программы... Я и сам... Но ведь все
уже позади. В позапрошлом году Зырянов получил звание заслуженного
учителя.

- Очень рад за него.

- А вы знаете, что его приглашали в Москву, на кафедру? Говорят,
его метод - это готовая докторская.

- Неужели?

- Отказался, - торжествующе сказал директор. - Не поехал ни в
какую Москву. Потому что Учитель. - Директор так и произнес это слово
- с большой буквы. - Мы, конечно, все учителя, что там говорить, - он
махнул рукой, - я, например, вот вы. Но Зырянов от бога Учитель. Вы
слышали о Крапивине?

- Ну как же...

- Его ученик. А Дементьев, а Логачев, а Болдин...

Совсем недавно я тщательно изучил длинный список этих имен. Причем
против каждого из них стояло очень высокое звание.

- Его ученики любят, - почему-то шепотом сказал директор. - Вы
преподавали?

- Немного.

- Ну все равно. Это очень трудно, чтобы ученики любили. Меня,
например, не любят. Честное слово. Меня только уважают, боятся, а его
- любят.

- Несколько дней назад я даже не слышал о Зырянове, - вполне
искренне сказал я.

- Я хочу, чтобы его оставили в покое, - сказал директор. - Есть же
обычная деликатность. Вы не поверите: после каждой комиссии, после
каждой проверки он день-два болеет. Да. Мне приходится переносить
уроки. Он и так часто болеет.

Директор посмотрел на меня, словно ожидая, что после этих слов я
извинюсь и уйду. Но я сидел.

- Хотите побывать на уроке у Зырянова? - безнадежно спросил он.

- Да.

Он вздохнул.

- Хорошо, я провожу вас. Но одна просьба: понимаете, в детстве
Зырянов попал в аварию... Едва выжил... У него сейчас несколько...
необычный вид. Мы-то привыкли, а вы - человек новый...

- Я все понял.

- Фу... какая жара, - сказал директор, дополнительно к вентилятору
обмахиваясь руками. - Сколько здесь живу, не помню такого жаркого
октября. Да вы оставьте пиджак - совсем распаритесь, повесьте вот тут,
на стуле.

- Спасибо, мне не мешает, - сказал я. Это было не так. Но у меня
под пиджаком, поверх рубашки, сбоку в кобуре на ремнях висел тяжелый
двенадцатизарядный армейский пистолет с навинченным глушителем.

Мы прошли по пустому солнечному коридору. У дверей в класс
директор как-то заколебался, но постучал. Школьники дружно встали.
Директор назвал меня, попросил разрешения присутствовать.

- Пожалуйста, - клекочущим, как у птицы, необычайно высоким
голосом сказал некто, сидящий за учительским столом.

Я прошел в задние ряды. Головы поворачивались мне вслед. Не знаю,
в чем дело, но я сразу почувствовал острую враждебность. Меня не
хотели. Весь класс не хотел.

- Продолжай, Егоров, - проклекотал учитель.

У доски, испещренной непонятными символами, стоял длинный
нескладный парень. Он в раздумье почесал нос - костлявые запястья
далеко высунулись из рукавов, - отрешенно поглядел на доску, сказал
ломающимся баском:

- Топологические пространства, являющиеся подмножествами
хаусдорфовых бикомпактных пространств, называются вполне регулярными,
или тихоновскими пространствами. - Он запнулся, опять почесал нос и
зачастил, будто прорвало: - Их тоже можно охарактеризовать некоторой
аксиомой отделимости, а именно: аксиомой, требующей, чтобы для любой
точки и любого не содержащего ее замкнутого множества существовала
непрерывная функция, равная нулю в "икс" и единице в "игрек".

Я осторожно посмотрел по сторонам - не валяют ли дурака? Класс
напряженно слушал. Кое-кто быстро писал в тетради. Мой сосед по парте
морщил лоб и беззвучно шевелил губами - повторял. Оставалось думать,
что с тех пор, как я окончил школу, преподавание математики сильно
шагнуло вперед.

- А топологические пространства, являющиеся открытыми
подпространствами хаусдорфовых компактных пространств, можно считать
локально компактными пространствами, - частил парень.

На меня больше никто не обращал внимания. Меня это устраивало. Я
смотрел на учителя. Директор ошибался. Вид у него не был необычным.
Это был просто другой вид. А фотографии его не удалось получить.
Учитель походил на первоклассника - маленький и худой. Если бы он
встал, то ненамного возвышался бы над партами. И на этом детском теле
сидела непропорционально большая шишковатая голова с редкими волосами
- череп казался голым. Но когда учитель поворачивался, то белесые, как
у новорожденного, волосы вдруг вспыхивали мелкими разноцветными
искрами, словно были сделаны из хрусталя. Глаза его по-лягушачьи резко
выдавались вперед и казались еще больше из-за очков с сильными
стеклами - зрачок растекался во всю линзу, а тяжелые веки периодически
смыкались, будто створки раковины. Рот безгубый - до ушей, звонко
чмокал, вздувая в углах зеленые пузыри.

Он был похож на какое-то земноводное животное. Я поднял ручку -
словно рассматривал перо, и сфотографировал его несколько раз. Парень
у доски тем временем замолчал, пригладил желтые космы. Учитель, не
оборачиваясь, выгнул за спину руку без костей, зачеркнул что-то на
доске, искрошив мел.

- Вот так будет правильно, - пискляво сказал он. Спросил: - Сам?

- Сам, - подтвердил парень.

- Свистит он, Яков Иванович, - сказали из середины класса. -
Вычитал в "Проблемах топологии".

Парень набычился, сказал сквозь зубы:

- А когда я врал? Вы не верьте ему, Яков Иванович. Я давно хотел
додумать подпространства Хаусдорфа. И додумал. Вчера копал свеклу на
огороде и все время думал. А никакую топологию я не смотрел.

Мой сосед по парте сказал себе в нос: "Есть" - и поднял руку.

- Слушаю, Антипов, - просвистел учитель.

- Я думаю, что локально компактные пространства в классе
хаусдорфовых пространств, - звенящим голосом сказал мой сосед, - можно
охарактеризовать тем, что каждая их точка обладает окрестностью с
компактным замыканием. - Он споткнулся, мучительно сморщился,
проговорил торопливо: - Сейчас, сейчас. - В классе стояла мертвая
тишина. Выпалил: - Пример - евклидово пространство. То есть любое
такое пространство дополняется одной точкой до компактного. Пример:
присоединением одной точки из плоскости получается сфера комплексного
переменного, а из "эр - эн" сфера "эс - эн".

Он внезапно замолчал. Учитель пошлепал огромным ртом:

- Молодец, Антипов. Это - правильная характеристика.

Мой сосед сразу сел, попытался сдержаться, но улыбка расползлась у
него во все лицо.

Класс загудел. Взметнулся лес рук. Кто-то говорил, что он дополнил
аксиому Хаусдорфа для каких-то особых случаев, толстяк справа от меня,
похожий на батон, прямо стонал, что нельзя же замыкаться:
нехаусдорфовы пространства еще интересней, а очень стройная девушка со