Может быть, вы хотите есть? Чаю?
каблуками по асфальту, пошла прямо на Андрея.
запах духов и еще какой-то парфюмерии. И он все смотрел ей вслед, пока она
шла по желтому освещенному кругу, юбка у нее была совсем короткая, чуть
длиннее свитера, а ноги были голые, белые, и Андрею показалось, что они
светятся, когда она вышла из-под арки в темноту двора, и в этой темноте
был виден только ее белый свитер и белые мелькающие ноги.
машинально достал сигареты и закурил, представляя, как эти нежные белые
ноги ступают по лестнице, ступенька за ступенькой... гладкие икры, ямочки
под коленями, обалдеть можно... Как она поднимается выше и выше, этаж за
этажом, и останавливается перед дверью восемнадцатой квартиры - как раз
напротив шестнадцатой квартиры... ч-черт, надо хоть белье постельное
переменить, три недели уже не менял, наволочка серая сделалась, как
портянка... А какое у нее лицо? Надо же - совсем не помню, какое у нее
лицо. Только ноги и запомнил.
заговорил Кэнси:
господина Осимы и два года просидел в Берлине. Потом его назначили
исполняющим обязанности нашего военного атташе в Чехословакии, и он
присутствовал при вступлении немцев в Прагу...
его в кузов.
немного повоевал в Китае, по-моему, где-то на юге, на Кантонском
направлении. Потом он командовал дивизией, высадившейся на Филиппинах, и
организовал этот знаменитый "марш смерти" пяти тысяч американских
военнопленных - извините меня, Дональд... Потом его направили в Маньчжурию
и назначили начальником Сахалинского укрепрайона, где он, между прочим, в
целях сохранения секретности загнал в шахту и взорвал восемь тысяч
китайских рабочих... извини меня, Ван... Потом он попал к русским в плен,
и они, вместо того чтобы повесить его или, что тоже самое, передать его
Китаю, всего-навсего упрятали его на десяток лет в концлагерь...
там Дональду расставить баки, поднял и закрепил борт грузовика, снова
спрыгнул на землю, угостил Дональда сигаретой, и теперь они втроем стояли
перед Кэнси и слушали его. Дональд Купер, длинный, сутулый, в выцветшем
комбинезоне, длинное лицо со складками возле рта, острый подбородок,
поросший редкой седой щетиной; и Ван, широкий, приземистый, почти без шеи,
в стареньком, аккуратно заштопанном ватнике, широкое бурое лицо, курносый
носик, благожелательная улыбка, темные глаза в щелках припухших век; и
Андрея вдруг пронизала острая радость при мысли, что все эти люди из
разных стран и даже из разных времен собрались здесь вместе и делают одно,
очень нужное дело, каждый на своем посту.
утверждает, что самые лучшие женщины, каких он когда-либо знал, - это
русские женщины. Эмигрантки в Харбине.
блестящего штиблета.
ассоциации.
раньше?
коммунального...
испуская густые клубы синего дыма.
перекричать лязг и дребезг. - Дался тебе наш подфарник! И когда только вас
всех разгонят, дармоедов!
с Дональдом. Грузовик рванулся вперед, чиркнул бортом по стене в арке
ворот, выкатился на Главную улицу и круто повернул направо.
колола в зад, Андрей искоса поглядел на Дональда. Дональд сидел прямо,
положив левую руку на баранку, а правую - на рычаг переключения скоростей,
надвинув шляпу на глаза и выставив острый подбородок, и гнал во всю мощь.
Он всегда ездил так, "с максимальной разрешенной скоростью", не думая даже
тормозить перед выбоинами на асфальте, и на каждой такой выбоине в кузове
тяжело ухали баки с мусором, дребезжал проржавевший капот, а сам Андрей,
как ни старался упираться ногами, подлетал и падал в точности на острие
проклятой пружины. Только раньше все это сопровождалось веселой
перебранкой, а сейчас Дональд молчал, тонкие губы его были крепко сжаты,
на Андрея он не смотрел вовсе, и потому чудился в этой обычной тряске
какой-то злой умысел.
быть, я вас обидел как-нибудь нечаянно?
вы?
и даже что-то обидное, оскорбительное: где уже тебе, сопляку, меня,
профессора, обидеть?.. Но тут Дональд заговорил снова:
можно только позавидовать. Все это идет как-то мимо вас. Или сквозь вас. А
по мне это идет, как паровой каток. Ни одной целой кости не сталось.
глазами поглядел вперед на дорогу, снова покосился на Дональда, почесал
себе макушку и расстроенно сказал:
этом. Не обращайте внимания.
расстроившись. - Как это я могу не обращать внимания? Мы здесь вместе...
вы, я, ребята... Конечно, дружба - это большое слово, слишком большое...
ну, просто товарищи... Я бы, например, рассказал, если что... Ведь никто
же не откажется помочь! Ну, сами скажите: если бы со мной что-нибудь
случилось и я бы попросил у вас помощи, вы бы мне отказали? Ведь не
отказали бы, верно?
по плечу. Андрей замолчал. Его переполняли чувства. Снова все было хорошо,
все было в порядке. Дональд был в порядке. Просто обычная хандра. Может же
быть у человека хандра? Просто у него самолюбие взыграло. Все-таки
как-никак профессор социологии, а тут баки с мусором, а до этого он был
грузчиком на складе. Конечно, ему это неприятно и обидно, тем более что
никому об этих обидах не расскажешь - никто его сюда не гнал, и жаловаться
неудобно... Это только сказать просто: выполняй хорошо любое дело, на
которое тебя поставили... Ну и ладно. И хватит об этом. Сам справится.
здания по сторонам стали ниже, дряхлее, и цепочки фонарей, протянувшиеся
вдоль улицы, стали тусклее и реже. Цепочки эти впереди сходились в
туманное расплывчатое пятно, на мостовой и на тротуарах не было ни души,
даже дворники почему-то не попадались, только на углу Семнадцатого
переулка, перед приземистой старой гостиницей, известной более под
названием "Клопиный вольер", стояла телега с понурой лошадью, и в телеге
кто-то спал, закутавшись с головой в брезент. Было четыре часа ночи -
время самого крепкого сна, и ни одно окно не светилось в черных этажах.
фарами, промчался мимо, а грузовик, такой же мусорщик, вывернув на дорогу,
попытался их перегнать, но не на таковских напал, где ему было тягаться с
Дональдом, - так, посветил фарами через заднее окно и отстал безнадежно.
Еще одного мусорщика они обогнали в горелых кварталах, и вовремя, потому
что сразу за горелыми начался булыжник, и Дональду пришлось-таки снизить
скорость, чтобы грузовичок невзначай не развалился.
свалки и больше никуда не торопились. Потом от фонаря впереди отделилась
неясная фигура, вышла на мостовую, и Андрей, сунув руку под сиденье,
вытащил было тяжелую монтировку, но оказалось, что это полицейский,
который попросил подбросить его до Капустного переулка. Ни Андрей, ни
Дональд не знали, где это, и тогда полицейский, здоровенный мордастый
дядька со светлыми лохмами, беспорядочно торчащими из-под форменной
фуражки, сказал, что покажет.