должен был явиться с минуты на минуту.
направился в ванную. Друга Генки все еще не было. Покончив с раствором
календулы, Андрей Т. в задумчивости поглядел на телефон, но сдержался и
снова вернулся в постель. "Мало ли что..." - туманно подумалось ему.
фантастики и сел, обхватив колени руками. Дедушка спал в кресле напротив,
закинув голову и явственно похрапывая. Кот Мурзила в позе Багиры, черной
пантеры, предавался дреме на бездействующем телевизоре. На табуретке возле
кровати безмолвствовал Андреев любимец и мученик, радиоприемник второго
класса "Спидола", он же Спиха, он же Спиридон, он же Спидлец этакий, в
зависимости от состояния эфира и настроения. А Геннадий М. по прозвищу
Абрикос так и не пришел.
Саднило горло. Свет в комнате то притухал, то разгорался до ослепительного
блеска. Чтобы рассеяться, Андрей взял Спиху и повернул верньер до щелчка.
Зашуршала несущая частота, пробилась какая-то неявная музыка. И вдруг
послышался знакомый голос. Явственный, хотя и слегка приглушенный голос
Генки-Абрикоса отчетливо произнес:
старик... На помощь...
в смятении огляделся. Он затряс головой. Он сделал глоток всухую и не
почувствовал боли. Шуршала несущая частота, и Спидлец монотонно раз за
разом повторял голосом Генки-Абрикоса:
пропадаю... Андрюха... Ты меня слышишь?..
его месте? Каким это таким образом Генку-Абрикоса вдруг занесло в мировой
эфир? Что с ним случилось? Где он находится? Не сводя глас со шкалы
диапазонов, Андрей Т. робко осведомился:
Генки-Абрикоса, но тут что-то произошло со шкалой диапазонов. Она
озарилась зеленоватым мерцающим сиянием и превратилась в дисплей, как на
японской вычислительной машинке старшего брата, а по дисплею побежали
справа налево светящиеся слова. Андрей читал, обмирая: "ЕСЛИ ХОЧЕШЬ СПАСТИ
НЕОБХОДИМО УСПЕТЬ ДО ПОЛУНОЧИ ВХОД НА КУХНЕ У ХОЛОДИЛЬНИКА ЕСЛИ ХОЧЕШЬ
СПАСТИ НЕОБХОДИМО УСПЕТЬ ДО ПОЛУНОЧИ ВХОД НА КУХНЕ У ХОЛОДИЛЬНИКА ЕСЛИ
ХОЧЕШЬ СПАСТИ..."
и монотонный голос Генки-Абрикоса оборвался на полуслове.
верный друг Генка попал в какую-то непостижимую беду, что поспеть к нему
на помощь требуется до полуночи и... Что это там было насчет какого-то
входа у холодильника? Андрей Т. отлично знал, что никакого хода у
холодильника нет, а есть там по сторонам холодильника два белых шкафчика.
И если даже ход этот есть, то вести он должен в лучшем случае прямо в
морозное вечернее пространство на высоте пятого этажа. Да, было о чем
подумать и было что взвесить, и Андрей Т. принялся обдумывать и
взвешивать, как вдруг Спиха тихонько, но необыкновенно явственно сыграл
начальные такты старой славной песенки:
взвешивал тогда весной в темных аллеях парка победы. Не обдумывал и не
взвешивал, когда узнал о фолликулярной ангине и одиночестве два часа
назад. Андрей Т. взглянул на светящийся циферблат над головой. Черные
стрелки показывали двадцать два часа одиннадцать минут. Андрей Т.
огляделся. Дедушка мирно похрапывал в своем кресле, покойно сложив на
животе руки. Кот Мурзила на телевизоре, не поднимая головы, медленно
распахнул свои глазищи, сверкнувшие зеленым. Андрей Т. решительно спустил
ноги с кровати.
тренировочный костюм, весьма кстати висевший тут же на спинке стула, и
пробрался в прихожую. Несомненно, предстояла экспедиция, и подготовиться
следовало тщательно. Андрей Т. натянул шерстяные носки и обулся в зимние
ботинки. Затем он надел лыжную куртку, застегнул "молнию" до повязки на
горле и подхватил в качестве оружия складной металлический штатив для
фотоаппарата, тяжелый и прикладистый, как дубина былинного витязя.
Прикидывая боевой штатив в правой руке, он не без удивления обнаружил в
левой любимую "Спидолу". Это было довольно странно: откуда взялся приемник
в левой руке, которой он только что застегивал "молнию"? И коли уж на то
пошло, откуда здесь взялся этот штатив? Это же не наш штатив, у нас нет
штатива, у нас никогда не было штатива... Но времени удивляться и
размышлять не было, настала минута действия. Двадцать первая минута
одиннадцатого.
Оказывается, кухонный шкафчик справа от холодильника примыкал к нему не
вплотную, а отстоял сантиметров на сорок, и в стене между ними красовалась
прямоугольная зияющая дыра в рост невысокого человека. И дыра эта являла
вид настолько непривлекательный, что Андрей Т. в нерешительности
остановился. Ему представились скользкие выщербленные ступени, ведущие в
зловонное подземелье, ржавые крючья в стенах, норовящие угодить в глаз, и
еще какие-то серые, мохнатые, копошащиеся, с горящими красноватыми
глазками...
осторожность. Вот и сейчас он отчетливо понял, что минута действия
временно прекратила течение свое и уступила место минуте здравого смысла.
Перед нами как будто подземелье? Отлично. В таком случае не следует ли
заняться сначала изготовлением смоляного факела? Не следует ли сменить
зимние ботинки на болотные, скажем, сапоги? И вообще не пора ли вовлечь в
события дедушку, боевого офицера, имеющего, кстати, опыт преследования
врага в тоннелях Берлинского метро? Или еще лучше - позвонить
замечательному человеку, классному руководителю Константину Павловичу,
бывшему танкисту и кавалеру ордена Славы.
от дела уклоняться, так что трудно сказать, как бы все обернулось в
дальнейшем, но тут Спиха, Спидлец этакий, вновь тихонько проиграл
начальные такты славной мушкетерской песенки, и Андрея Т. вновь бросило в
жар. С пронзительной откровенностью признался он самому себе, что и сапоги
болотные резиновые, и факелы смоляные коптящие, и всякие иные причиндалы,
могущие еще прийти ему в голову, есть не что иное, как чушь несусветная и
отговорки. Что стыдно ему, здоровенному (пусть даже слегка больному)
парню, прятаться за спину ветерана великой войны. И что вообще топтаться
без толку между холодильником и кухонным шкафчиком в то время, как друг
Генка погибает и ждет помощи, попросту постыдно. И он ринулся вперед и
нырнул в зияющую дыру.
ни ржавых крючьев, ни снующих крыс. Оказался там длинный коридор казенного
вида, тускло освещенный пыльными лампами под жестяными абажурами с отбитой
эмалью. Пахло канцелярией, на оштукатуренных стенах мотались под
сквозняком прикнопленные бумажки с выцветшими машинописными текстами.
Бросался в глаза странный призыв: "Тов. пенсионеры! Просьба не курить, не
сорить и не шуметь!" Справа и слева вдоль коридора тянулись ряды
обшарпанных дверей с темными пятнами возле ручек, и каждую дверь украшала
надпись, как правило грозная и в повелительном наклонении: "Не стучать!",
"Не зевать по сторонам!", "Не сметь!" И даже "Миновать быстро и не
оглядываться!"
дверью надо искать Генку, и вдруг ему пришло в голову, что ведь совершенно
непонятно, куда ведет этот коридор, - по всем расчетам, он должен был с
самого начала пронизать стену дома, пройти над улицей и вонзиться в
балконы кинотеатра "Космос". Озадаченный этой мыслью, он даже остановился
и тут же обнаружил, что коридор кончился. Впереди был тупик, и в тупике
были две двери - последние. Надпись на левой двери гласила с вызовом: "Для
смелых". Надпись на правой двери снисходительно ухмылялась: "Для не
очень".
чтобы очень. Правда, в первой четверти Андрей Т. взобрался по пожарной
лестнице до пятого этажа. Но по возвращении на твердую почву у него так
тряслись руки и ноги, что взыскательные наблюдатели это заметили, и
пришлось соврать, будто на него напал приступ застарелой болезни
Паркинсона (за многими делами он так и не удосужился выяснить, есть ли
такая болезнь на самом деле, и если есть, то болеют ли ею люди). Словом,
скромность утверждала, что избрать следует правую дверь, и Андрей Т.
послушался. Он решительно отворил дверь с надписью "Для не очень".
знакомый дедушка, на знакомом телевизоре жмурился знакомый кот, со
знакомой кровати свешивалось знакомое одеяло.
но не такой же ценой! Впрочем, не беда, ничего не потеряно. И в конце
концов, избрав сначала правую дверь, он поступил по крайней мере честно, а
как известно, "Честность - это больше, чем смелость, это мужество!" (Из
запоздалой речи бабушки веры по поводу сокрытия двойки по поведению за
совершение некоего смелого поступка на уроке по рисованию). Что ж,
Белоусов Валерий
Корнев Павел
Махров Алексей
Свержин Владимир
Корнев Павел
Круз Андрей