на ржавой жести вывесок. Переулок назывался изящно: "ул. Лукоморье". Он
был неширок и зажат между тяжелых старинных заборов, поставленных,
наверное, еще в те времена, когда здесь шастали шведские и норвежские
пираты.
о ствол ружья. - Теперь так, - сказал он, потирая нос. - Вы меня
подождите, а я сейчас пойду и все устрою.
калитку. За высоченным серым забором дома видно не было. Ворота были
совсем уж феноменальные, как в паровозном депо, на ржавых железных петлях
в пуд весом. Я с изумлением читал вывески. Их было три. На левой воротине
строго блестела толстым стеклом синяя солидная вывеска с серебряными
буквами:
"ул._Лукоморье, д.13, Н.К.Горыныч", а под нею красовался кусок фанеры с
надписью чернилами вкривь и вкось:
все будет в полном порядке.
меня вдруг завозились. Я поглядел. На воротах умащивался, пристраиваясь
поудобнее, гигантский - я таких никогда не видел - черно-серый, разводами
кот. Усевшись, он сыто и равнодушно посмотрел на меня желтыми глазами.
"Кис-кис-кис", - сказал я машинально. Кот вежливо и холодно разинул
зубастую пасть, издал сиплый горловой звук, а затем отвернулся и стал
смотреть внутрь двора. Оттуда, из-за забора, голос горбоносого произнес:
закачались, раздался ужасающий скрип и треск, и левая воротина медленно
отворилась. Появилось красное от натуги лицо горбоносого.
глубине стоял дом из толстых бревен, а перед домом красовался приземистый
необъятный дуб, широкий, плотный, с густой кроной, заслоняющей крышу. От
ворот к дому, огибая дуб, шла дорожка, выложенная каменными плитами.
Справа от дорожки был огород, а слева, посередине лужайки, возвышался
колодезный сруб с воротом, черный от древности и покрытый мохом.
Володя тоже вылез и, прислонив ружье к борту, стал прилаживать рюкзак.
довольно неловко, озирался, не зная, что делать.
Наина-свет Киевна!
суковатую палку, волоча ноги в валенках с галошами. Лицо у нее было
темно-коричневое; из сплошной массы морщин выдавался вперед и вниз нос,
кривой и острый, как ятаган, а глаза были бледные, тусклые, словно бы
закрытые бельмами.
басом. - Это, значит, и будет новый программист? Здравствуй, батюшка,
добро пожаловать!..
черного пухового платка, завязанного под подбородком, была покрыта
веселенькой капроновой косынкой с разноцветными изображениями атомиума и с
надписями на разных языках: "Международная выставка в Брюсселе". На
подбородке и под носом торчала редкая седая щетина. Одета была бабка в
ватную безрукавку и черное суконное платье.
обтирая с ладоней ржавчину. - Надо нашего нового сотрудника устроить на
две ночи. Позвольте вам представить... м-м-м...
вижу. Привалов Александр Иванович, одна тысяча девятьсот тридцать восьмой,
мужской, русский, член ВЛКСМ, нет, нет, не участвовал, не был, не имеет, а
будет тебе, алмазный, дальняя дорога и интерес в казенном доме, а бояться
тебе, бриллиантовый, надо человека рыжего, недоброго, а позолоти ручку,
яхонтовый...
приготовленную фразу.
горбоносый, схватил старуху под руку и поволок к дому. Было слышно, как
они спорят: "Ведь мы же договорились!.." - "...А ежели он что-нибудь
стибрит?.." - "Да тише вы! Это же программист, понимаете? Комсомолец!
Ученый!.." - "А ежели он цыкать будет?.."
диван!.." Я вздрогнул и сказал:
Просто бабке нужна мзда, а у нас с Романом нет наличных.
могу этих так называемых житейских коллизий.
обязана...
дерматином дверь, и мы оказались в прихожей, просторной и чистой, но плохо
освещенной. Старуха ждала нас, сложив руки на животе и поджав губы. При
виде нас она мстительно пробасила:
и то-то от такой-то, каковая сдала вышеуказанное нижеподписавшемуся...
прохладное помещение с одним окном, завешенным ситцевой занавесочкой.
Роман сказал напряженным голосом:
все-таки вышел. Я осмотрелся. Мебели в комнате было немного. У окна стоял
массивный стол, накрытый ветхой серой скатертью с бахромой, перед столом -
колченогий табурет. Возле голой бревенчатой стены помещался обширный
диван, на другой стене, заклеенной разнокалиберными обоями, была вешалка с
какой-то рухлядью (ватники, вылезшие шубы, драные кепки и ушанки). В
комнату вдавалась большая русская печь, сияющая свежей побелкой, а
напротив в углу висело большое мутное зеркало в облезлой раме. Пол был
выскоблен и покрыт полосатыми половиками.
Романа повышался и понижался. "Скатерть, инвентарный номер двести сорок
пять..." - "Вы еще каждую половицу запишите!.." - "Стол обеденный..." -
"Печь вы тоже запишете?.." - "Порядок нужен... Диван..."
ничего не было видно. Я стал смотреть на дуб. Это было, видимо, очень
древнее растение. Кора была на нем серая и какая-то мертвая. А чудовищные
корни, вылезшие из земли, были покрыты красным и белым лишайником. "Еще
дуб запишите!" - сказал за стеной Роман. На подоконнике лежала пухлая
засаленная книга, я бездумно полистал ее, отошел от окна и сел на диван. И
мне сейчас же захотелось спать. Я подумал, что вел сегодня машину
четырнадцать часов, что не стоило, пожалуй, так торопиться, что спина у
меня болит, а в голове все путается, что плевать мне в конце концов на эту
нудную старуху, и скорей бы все кончилось и можно было бы лечь и
заснуть...
окончены. - Он помотал рукой с растопыренными пальцами, измазанными