Быкова.
улыбкой, которую так ненавидел Дауге.
сестра Владимира Сергеевича Юрковского.
многим ему обязана, Григорий... Алексеевич.
напряженным голосом:
принеси, пожалуйста, два джеймо.
загорелые плечи, на легкое светлое платье с чуть-чуть слишком глубоким
вырезом. Она изумительно сохранилась для своих лет, и даже косы остались
совершенно те же, тяжелые, толстые косы, каких давно уже никто не носит,
бронзовые, без единого седого волоса, уложенные вокруг головы. Он
усмехнулся, медленно расстегнул плотный теплый плащ и стащил плотный
теплый шлем с наушниками. У нее дрогнуло лицо, когда она увидела его голый
череп с редкой серебристой щетиной возле ушей. Он снова усмехнулся.
кого-нибудь?
ледяных бокала.
Быкова. Даже не рыжий.
скоро перестанет летать?
глядя в окно. Она опять помолчала. - Я очень боюсь за него. Ты ведь знаешь
его.
Григорий? Как-то странно, ты - и вдруг не летаешь.
ты похож.
поговорить.
тебя.
управлении, и я всегда знаю, когда вы улетаете. И откуда. И я всегда его
провожаю. - Она вынула соломинку из своего бокала, смяла ее и бросила в
пепельницу. - Он единственный близкий мне человек. - Она подняла бокал и
отпила несколько глотков. - Сумасшедший мир. Дурацкое время, - сказала она
устало. - Люди совершенно разучились жить. Работа, работа, работа... Весь
смысл жизни в работе. Все время чего-то ищут. Все время что-то строят.
Зачем? Я понимаю, это нужно было раньше, когда всего не хватало. Когда
была эта экономическая борьба. Когда еще нужно было доказывать, что мы
можем не хуже, а лучше, чем они. Доказали. А борьба осталась. Какая-то
глухая, неявная. Я не понимаю ее. Может быть, ты понимаешь, Григорий?
ты, и Володька, и этот скучный Быков. Иногда я думаю, что вы все просто
ограниченные люди. Вы просто неспособны задать вопрос - "зачем?" - Она
снова отпила из бокала. - Ты знаешь, недавно я познакомилась с одним
школьным учителем. Он учит детей страшным вещам. Он учит их, что работать
гораздо интереснее, чем развлекаться. И они верят ему. Ты понимаешь? Ведь
это же страшно! Я говорила с его учениками. Мне показалось, что они
презирают меня. За что? За то, что я хочу прожить свою единственную жизнь
так, как мне хочется?
пятнадцатилетними пареньками и девчонками из районной школы. Где уж тебе
понять, подумал он. Где тебе понять, как неделями, месяцами с отчаянием
бьешься в глухую стену, исписываешь горы бумаги, исхаживаешь десятки
километров по кабинету или по пустыне, и кажется, что решения нет и что ты
безмозглый слепой червяк, и ты уже не веришь, что так было неоднократно, а
потом наступает этот чудесный миг, когда открываешь, наконец, калитку в
стене, и еще одна глухая стена позади, и ты снова бог, и вселенная снова у
тебя на ладони. Впрочем, это даже не нужно понимать. Это нужно
чувствовать. Он сказал:
разного.
не спрашиваешь - "зачем?". Ты просто пьешь, и тебе хорошо...
пьют свою!
чувствовал, как уходит куда-то противная гнетущая тоска. - Мы ведь не об
этом говорим. Тебя интересует, кто прав. Так вот. Человек - это уже не
животное. Природа дала ему разум. Разум этот неизбежно должен развиваться.
А ты гасишь в себе разум. Искусственно гасишь. Ты всю жизнь посвятила
этому. И есть еще много людей на планете, которые гасят свой разум. Они
называются мещанами.
ты хочешь обидеть нас. Широта взглядов... Какая у вас может быть широта
взглядов?
усмехаясь, - все так мило объясняешь. Тогда будь добр, объясни мне,
пожалуйста, еще одну вещь. Всю жизнь ты работал. Всю жизнь ты развивал
свой разум, перешагивал через простые мирские удовольствия.
Дауге. - Я даже был изрядным шалопаем.
перешагивал. А я всю жизнь гасила разум. Я всю жизнь занималась тем, что
лелеяла свои низменные инстинкты. И кто же из нас счастливее т_е_п_е_р_ь?
несчастны. Бездарная кукушка - так меня, кажется, называет Володя? - или
трудолюбивый муравей - конец один: старость, одиночество, пустота. Я
ничего не приобрела, а ты все потерял. В чем же разница?
скажут они. Нет, меня интересует, что скажешь ты! И не сейчас, когда