о диагнозах и советах врачей, о том, как трудно ему, такому занятому,
следовать их указаниям. Ему предписано провести зиму на юге, но разве
это возможно? Он женат, он журналист, он занимает прекрасное положение.
сении отчеты о заседаниях сената и время от времени даю литературную
хронику в "Планету". Как видишь, я стал на ноги.
вполне зрелым человеком. Походка, манера держаться, костюм, брюшко - все
обличало в нем преуспевающего, самоуверенного господина, любящего плотно
покушать. А прежде это был худой, тонкий и стройный юноша, ветрогон, за-
бияка, непоседа, горлан. За три года Париж сделал из него совсем другого
человека - степенного, тучного, с сединой на висках, хотя ему было не
больше двадцати семи лет.
только просмотреть корректуру, а потом мы где-нибудь выпьем по кружке
пива.
никам и однополчанам, они пошли под руку.
службы, я приехал сюда, чтобы... чтобы сделать карьеру, - вернее, мне
просто захотелось пожить в Париже. Но вот уж полгода, как я служу в уп-
равлении Северной железной дороги и получаю всего-навсего полторы тысячи
франков в год.
знаю, обратиться не к кому. Дело не в нежелании, а в отсутствии возмож-
ностей.
человека, наставительно заговорил:
ло-мальски сообразительному легче стать министром, чем столоначальником.
Надо уметь производить впечатление, а вовсе не просить. Но неужели же,
черт возьми, тебе не подвернулось ничего более подходящего?
час у меня есть кое-что на примете: мне предлагают место берейтора в ма-
неже Пелерена. Там я, на худой конец, заработаю три тысячи франков.
посулят десять тысяч франков. Ты сразу отрежешь себе все пути. У себя в
канцелярии ты, по крайней мере, не на виду, тебя никто не знает, и, при
известной настойчивости, со временем ты выберешься оттуда и сделаешь
карьеру. Но берейтор - а это конец. Это все равно что поступить метрдо-
телем в ресторан, где обедает "весь Париж". Раз ты давал уроки верховой
езды светским людям или их сыновьям, то они уже не могут смотреть на те-
бя, как на ровню.
ное заведение. Когда при тебе говорят о Цицероне или о Тиберии, ты при-
мерно представляешь себе, о ком идет речь?
ка-другого остолопов, которые, кстати сказать, умнее от этого не станут.
Сойти за человека сведущего совсем нетрудно, поверь. Все дело в том,
чтобы тебя не уличила в явном невежестве. Надо лавировать, избегать зат-
руднительных положений, обходить препятствия и при помощи энциклопеди-
ческого словаря сажать в калошу других. Все люди - круглые невежды и
глупы как бревна.
улыбался, глядя на встречных. Но вдруг закашлялся, остановился и, когда
приступ прошел, упавшим голосом проговорил:
зимой я непременно поеду лечиться в Ментону. Какого черта, в самом деле,
здоровье дороже всего!
ри, на внутренней стороне которой был наклеен развернутый номер газеты.
Какие-то трое стояли и читали ее.
надпись, выведенная огромными огненными буквами, составленными из газо-
вых рожков: "Французская жизнь". В полосе яркого света, падавшего от
этих пламенеющих слов, внезапно возникали фигуры прохожих, явственно
различимые, четкие, как днем, и тотчас же снова тонули во мраке.
было видно с улицы, и, пройдя через переднюю, где двое рассыльных покло-
нились его приятелю, очутился в пыльной и обшарпанной приемной, - стены
ее были обиты выцветшим желтовато-зеленым трипом, усеянным пятнами, а
кое-где словно изъеденным мышами.
здесь. Дюруа, скорей изумленный, чем оробевший, не шевелился. Время от
времени какие-то люди пробегали мимо него из одной двери в другую, - так
быстро, что он не успевал разглядеть их.
бумаги, колыхавшийся на ветру, который они поднимали своей беготней. На-
борщики, у которых из-под халата, запачканного типографской краской,
виднелись суконные брюки, точь-в-точь такие же, как у светских людей, и
чистый белый воротничок, бережно несли кипы оттисков - свеженабранные,
еще сырые гранки. Порой входил щуплый человечек, одетый чересчур фран-
товски, в сюртуке, чересчур узком в талии, в брюках, чересчур обтягивав-
ших ногу, в ботинках с чересчур узким носком, - какой-нибудь репортер,
доставлявший вечернюю светскую хронику.
с плоскими полями, - видимо, они считали, что один этот фасон шляпы уже
отличает их от простых смертных.
дином средних лет, в черном фраке и белом галстуке, очень смуглым, высо-
ким, худым, с торчащими вверх кончиками усов.
нице.
просматривал корректуру. Гарен, Монтель и он - лучшие парижские журна-
листы: самые остроумные и злободневные фельетоны принадлежат им. Риваль
дает нам два фельетона в неделю и получает тридцать тысяч франков в год.
роста человек, грузный, лохматый и неопрятный.
- пояснил он, - Ему платят триста франков за рассказ, а в самом длинном
его рассказе не будет и двухсот строк. Слушай, зайдем в Неаполитанское
кафеля умираю от жажды.
кружки пива!" - и залпом осушил свою; Дюруа между тем отхлебывал понем-
ножку, наслаждаясь, смакуя, словно это был редкостный, драгоценный напи-
ток.
спросил:
ня информацию, интервьюировал должностных лиц, ходил бы в присутственные
места. На первых порах будешь получать двести пятьдесят франков, не счи-
тая разъездных. Хочешь, я поговорю с издателем?
ловек пять-шесть, не больше: мой патрон - господин Вальтер с супругой,
Жак Риваль и Норбер де Варен, которых ты только что видел, и приятельни-
ца моей жены. Придешь?
проговорил он.
Париже, к твоему сведению, лучше не иметь кровати, чем фрака.
ра, положил их перед своим старым товарищем.
Возьми костюм напрокат или дай задаток и купи в рассрочку, это уж дело
Шилова Юлия
Березин Федор
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Березин Федор
Андреев Николай