Волге, в одно поколение то, что там, в Киеве, слагалось веками. И ведь
получалось, получалось же! Вот он, его монастырь, и толпы верующих, и
слава, и ученые переписчики книг, и все окрест, даже сам князь, поверили
ныне в его, Дионисия, духовную мощь...
Новеграду Нижнему воссиять в веках столицею новой Руси?! Яко древлему
Киеву! Почему? Твердо стать здесь, в челе русских земель, на великих путях
торговых и опрокинуть жадную степь, новым Мономахом промчать по татарским
кочевьям! Отодвинуть поле саблями харалужными суздальских славных полков!
говорил едва слышно; куда угас звучный княжеский зык? - Завидуешь славе
Алексия?
смиренномудрии. Дионисий, углядев, пошел густым румянцем. Насупился.
Умирающий знал его, знал слишком хорошо. Не признаваясь сам себе в том,
Дионисии мучительно завидовал московиту, у кого доднесь сотворялось все
замысленное и ныне сотворилась, далась, несмотря на бешеное сопротивление
литовского князя Ольгерда и тверского ставленника Романа, вышняя духовная
власть на Руси. Из Царьграда Алексий вернулся победителем, митрополитом
всея Руси! И даже сумел митрополичий престол перетащить из Киева во
Владимир, под свое крыло... Почему, ну почему князь Константин не получил
доднесь великого княжения владимирского!
взор на князя. - Джанибек умрет, и с ним погибнет Золотая Орда! Только
робость князей да раздоры... Кто, кроме нас, русичей, поддерживает ныне
ордынский престол?
пожравшая уже, почитай, три четверти великой киевской державы! Он один не
медлит!
еще произнес: <У Константина есть сумасшедший поп Денис, он заставит
суздальского князя начать войну с Ордой!>).
вопросил умирающий. - Наши княжества равны по силе, но Москва держит у
себя митрополичий престол! Почему Михайло Святой рассорил с владыкою
Петром?
силы, а у меня их уже нет, я изнемог, я умираю ныне! И хочу теперь одного:
чтобы город не умер вместе со мной! Город, основанный в подражание Киеву
на высоком берегу великой реки (как Смоленск, как Владимир) на пути в
богатые страны Востока, означив грядущее заселение Поволжья русичами... Не
в укромности, не в лесах дремучих, не в узкости стечки двух рек, на
треугольном мысу, отгороженном рвами, - как основаны все, почитай,
московские грады, прячущиеся от ворога за непролазными топями болот...
Неужели умрет он и погибнет его новая столица - Нижний Новгород? Горше
видеть кончину трудов своих, чем собственную смерть, ибо человек - персть,
и преходящ, яко и всякая тварь земная, и чает бессмертия токмо в трудах
своих!>
тяжкие удары кузнечных молотов, отчетистый в холодном воздухе перестук
секир. Город строился, рос, карабкаясь по кручам, распространяясь по урыву
высокого берега; сильнел торговлею, густел крепкими лабазами иноземных и
своих торговых гостей.
Дионисий, отводя взор.
нас! Не будь князь Семен другом Джанибека, давно бы и великий стол
перекупили у Москвы!
подобно! Он, князь, мыслит ныне, как инок, а инок сейчас говорит, стойно
купцу. Быть может, владыка Алексий и прав! Соборно! Вкупе! Всякая тварь...
братия во Христе... Но почему Москва?!
Московским, дети встретили его хмурые. Борис не сдержался:
теперь, полувековой при...
внимательноликий Андрей, сын гречанки (он более всех понимает сейчас
своего отца). Высокий Дмитрий, очень похожий на родителя, такой же
сухопарый и широкоплечий, и только во взоре проглядывает ограниченная
надменность.
поражение твое!>
быть может, и достигнет своего, но какой ценою! Андрей бездетен, престол
перейдет к Дмитрию. Не разодрались бы сыновья над его могилой!
иконостасный ряд, занявший почти всю стену покоя. Там - собор праведников
у престола Богородицы. Там - всякое дыхание славит Господа. Там -
надмирный покой и торжество, пурпур ранней зари и золото, священные цвета
Византии, согласные хоры праведных душ и ангелов... А здесь - свары, дележ
добра и наследств! Он чует, слышит, он уже почти там, за гранью, а они,
дети, не понимают, их слух замкнут скорбью земли.
досадливою отдышкой. - В вашей воле поиначить судьбу! Вот ваши отчины! Вот
то, что я успел совершить! Одно только помните, сыны: за вами и над вами -
Святая Русь!
Дионисием, и каждый получил свое - градами, селами, портами и узорочьем,
Константин отпустил детей, удержав одного старшего.
чтение грамот утомило Константина Василича несказанно. Князь прикрыл
вежды. Сколько сил, кишения страстей, борьбы - надобной ли? Но без нее нет
и жизни!
голосом вскричал петух, начав яростно-звонко и кончив хриплым натужным
зыком. Жизнь шла, не прерываясь. И город рос. Его город!
владении Нижним Новгородом. (Андрей один не изменит отцовой воле!).
(все было трудно и не надобно уже), отпил, откинулся на полосатые подушки,
утонув в курчавой овчине зголовья. Неужели и дух слабнет с ветшающим
телом? И ищет примирения с тем, против чего восставал и боролся допрежь?
его нащупав тяжко непослушливым телом, князь вновь замер, глядя в
желтоватые слюдяные пластины окна.
строевые сосновые боры (и морозною свежестью пахнуло, ознобив лицо и
руки), тонкою кисеею проходило сиренево-розоватое облако. Быть может,
душа, освободясь от тлена этого старого тела, помчит туда, как отставший
от стаи гусь, и сверху узрит рубленые городни над кручею Волги, и
стальную, вспыхивающую серебром полосу осенней воды, и леса, леса в редких
росчистях новонасельников-русичей... И как же будут малы оттуда злоба, и
зависть, и спесь, и местнические их княжеские счеты, как малы и ничтожны,
и как необозрима пустыня небесных сфер! И с мягкою болью пришло, что и те
великие просторы невозможны без этой грешной плоти, без земного воплощения
своего! Потому и земля, и все сущее в ней... А дети вновь затеют драться с
Москвой!
русичей за вышнюю власть во Владимирской земле! И только сейчас, может
быть, следя тающее облако на холоде осенних небес, понимает, что есть
высшее, что есть то, пред чем ничтожны крохотные усилия поколений, брань и
противоборство коих слагаются в неведомую им череду деяний, быть может,
предуказанных свыше Господом? Или предуказана одна лишь эта непрестанная
жажда к волевому усилию, каковая и есть земная жизнь, по тому самому
лишенная недостижимой для нее небесной гармонии?
Василич не пошевелился. Спал ли он, грезил ли с отверстыми очами? Или уже
подступило то, последнее, и надобно звать отца Кирилла, слать за владыкою,
за игуменом Денисом, за сынами и боярами старого князя? Константин
медленно перевел ожившие глаза на холопа, подумав, примолвил:
всех правее! Доселева и он верил, что право на их стороне, ибо они -
старейшие. Великим князем владимирским сперва был Андрей Ярославич, уже
потом - Александр Невский, от коего тянут свой род московиты, и уже
третьим по счету - Ярослав Ярославич Тверской. А о самой трудноте -
разделении царств на ся и о преодолении сего - думал ли? <И начаша князи
про малое - се великое - молвити, а сами на себя крамолу ковати>, - пришли
на ум слова древней повести, которую когда-то сам читал детям...