Идя с правого крыла к левому, вдоль по линии, в средине расстояния от Горок
к Семеновскому, вы встретите высокий бугор, далеко повелевающий
окрестностями. Этот бугор пришелся на самой важной точке, почти у замка
левого крыла с центром. Этим воспользовались, и высота, господствовавшая
над другими, увенчана большим окопом с бастионами. Иные называли его
большим редутом, другие, и, кажется, правильнее, люнетом. Но солдаты между
собою называли это укрепление Раевскою батареею, потому, что корпус его был
пристроен к этому люнету и потому, что они любили храброго генерала, о
котором так много было рассказов в то время! Из уст в уста переходила
повесть о подвиге его под Дашковкою, как он, взяв двух, еще невзрослых
сыновей за руки, повел их знакомить с пулями ¬ туда, где всех троих с
головы до ног окатило свинцовым дождем!
По всему видно стало, что неприятель направит сильнейшие нападения свои на
наше левое крыло: для того-то ч обратили все внимание на эту часть линии.
У деревни Семеновской нашлась также выгодная высота; на расклоне ее
построили три реданта: их называли и флешами. Эти окопы должны были
обстреливать окрестное пространство и поддерживать войска, которые, в свою
очередь, поддерживали стрелков, насыпанных в лесах и перелесках перед
фронтом и левым крылом нашей линии. Деревня Семеновская впоследствии
разорена. Так устроена, вооружена была наша боевая линия в трех основных
пунктах своих. Но кипящая отвага, с которою французы привыкли кидаться
вперед в их порывистых наступах, требовала еще большей
предусмотрительности, большей осторожности. Чтоб удержать неприятеля в
почтительном расстоянии от нашего левого крыла, куда он нацеливал все
удары, насыпали большой редут на большом и высоком холме, почти на два
пушечных выстрела впереди главной линии к левой ее оконечности. Этот редут,
стоявший исполином на отводной страже, устроен был саженях во ста за
деревнею Шевардино и назывался Шевардинским. Если пожелаете объяснить себе
сделанное здесь описание взглядом на плане, то прежде всего отметьте
карандашом село Бородино, принадлежавшее тогда гг. Давыдовым, в 10 верстах
от Колоцкого монастыря, на 11-й не доходя Можайска, в 111-ти от Москвы.
Теперь имеет оно счастие принадлежать порфирородному владельцу ¬ государю
цесаревичу. За Бородиным, правее от кургана Горецкого, приищите и
подчеркните на большой Московской дороге селение Татариново: там была
главная квартира Кутузова. Заметьте там же деревню Князьково. Окружив потом
внимательным взглядом наше правое крыло, вы встретите Старое, Малое,
Беззубово, Логиново, Новое, Захарьино и, наконец, в лесу, где были окопы,
Маслово. Заметьте пока эти селения и перенеситесь по линии к левому нашему
крылу. Здесь встретите вы (после Бородина) другую, также роковую точку,
деревню Семеновскую. За нею, ближе к Татаринову, заметите Псарево с
прилежащим к нему лесом. Там стоял наш главный артиллерийский резерв.
Насупротив Се-меновского приметьте деревни: Алексеевку, Фомкино, Доронино
и, наконец, Шевардино, знаменитое битвою за редут его имени. Левее от этой
купы деревень найдете вы Валуево: тут стоял Наполеон. Деревни Ратово и
Головино принадлежат к той же категории. Потом перенеситесь к Ельне,
следуйте по лесной дороге и в одном месте чрез болото к деревне Утице: это
путь Понятовского, остановившегося сперва при деревне Рыкачеве и оттуда
следовавшего по так называемой старой Смоленской дороге, которая из
Царева-Займища идет чрез Ельню в Можайск. За Можайском связываются обе
дороги: старая и новая Смоленская. Туда намеревался Кутузов перевести
войско, если б французы стали решительно обходить наше левое крыло.
Наполеон угадывал это и хотел разбить нас там, где застал. Поэтому-то не
послушался он и Даву, советовавшего послать заранее два корпуса в обход по
старой Смоленской дороге. Отметки деревень, на которые я вам указал, будут
вам полезны при чтении описания битвы Бородинской в составленных мною
очерках.
Описав позицию нашу в историческом смысле, взглянем на нее, как на картину,
издали почти неподвижную, грозно воинственную, вблизи живую, движущуюся.
Взглянем ¬ разумеется, более мысленными глазами, ибо обыкновенное зрение,
даже вооруженное трубою, не может обнять всей позиции; взглянем на этот
город, мгновенно возникший на месте жатв и селений: его домы ¬ шалаши из
ветвей и соломы; его длинные улицы протянуты между длинными стальными
заборами из ружей и штыков; его площади уставлены молчаливо-грозною
артиллериею. Ночью он весь, кажется, слит из стали и огней, потому что огни
биваков, повсеместно разведенные, отражаются на стволах ружей, на гранях и
лезвиях штыков.
Поставьте себя на одной из высот, не входя в Бородино, где-нибудь на
большой Смоленской дороге, лицом к Москве, и посмотрите, что делается за
Бородиным, за Колочею, за Войнею, за этими ручьями с именем и без имени, за
этими оврагами, крутизнами и ямищами. Примечаете ли вы, что поле
Бородинское ¬ теперь поле достопамятное ¬ силится рассказать вам какую-то
легенду заветную, давнее предание? О каком-то великом событии сохранило оно
память в именах урочищ своих. Войня, Колоча, Огник, Стонец, не ясно ли
говорят вам, что и прежде здесь люди воевали, колотились, палили и стонали?
Но когда ж было это прежде? сколько столетий наслоилось над этим событием?
Может быть (и вероятно), что оно современно той отдаленной эпохе, когда
курганы Горецкий, Шевардинский и другие, встречаемые в каком-то
симметрическом порядке в этих Окрестностях, были холмами священными, на
которых совершались тризны. Народы, утомленные видом зачахшей
гражданственности.., ведомые тайным влечением судьбы, покорно следовали за
путеводною звездою и текли с дальнего Востока ¬ колыбели рода человеческого
¬ с семенами жизни на девственную почву нашего севера, тогда еще
пустынного, задернутого завесою неизвестности. На путях их великого шествия
остались городища и курганы, на которых возжигали огни и сожигали жертвы.
Но когда ж все это было? Человек моложе истории, история моложе событий
этого разряда!
Обратимся к нашей позиции. Прежде всего встретите вы большой, высокий
кругляк, называемый Горкою. С этого кругляка ¬ кургана Горецкого ¬ одного
из роковых холмов бородинских, вся позиция видна как на ладони! Наша линия
шла справа от села Нового за деревню Семеновское. Позиция неприятельская
тянулась от села Беззубова за Шевардино. На этом кургане, о котором мы
начали говорить, вы видите ¬ мелькает деревенька Горки, удостоившаяся даже
на несколько часов быть главною квартирою армии и самого Кутузова. Но вы
скоро ее не увидите: война все сносит и перемещает. Вот уже взвозят на
курган артиллерию: это не так легко, потому что здесь стараются
сосредоточить орудия огромного калибра. По мере, как военный быт покрывает
своими принадлежностями высоту Горки, солдаты, вы видите, раскрывают
крестьянские лачуги и растаскивают бревна. Это точно работа муравьев! Толпа
разномундирных кишит, шевелится, торопится; всякий унес, что попало, и
деревни не стало! Все пошло в огонь на биваки.
Я забыл сказать, что вы приглашены посмотреть на нашу бородинскую позицию
23 августа. Но ее заняли 22-го. Точно так! Я расскажу вам об этом дне. 22
августа 1812 года армия русская увидела высоты бородинские, и много голосов
раздалось в войске: LЗдесь остановимся! Здесь будем драться!v Заключение
неошибочное! Оно внушено видом высот и стечением речек, ручьев и оврагов у
подножия цепи возвышенностей. Тогда же промчалась молва в войске, что
Кутузов нарочно посылал вперед Бенигсена отыскать крепкое место, где бы
можно было стать и отстоять Москву. Бенигсен, как говорили, избрал
Бородино, и Кутузов остался доволен его выбором. Около 10 часов утра (22
августа) передовые полки и на челе их[1] Михаило Ларионович с своим штабом
прошли Бородино, приостановились на минуту в деревеньке Горки, и главный
штаб пошел далее. На большой Московской дороге есть сельцо Татариново. Там
стоял уже пустырем сельский господский дом: там поместили Кутузова;
Барклай, Бенигсен, принц Виртембергский и другие генералы, люди, имевшие
поместья и палаты, разместились в окружных деревеньках и домах, кто как
смог, кому где случилось.
Генерал Бенигсен и полковник Толь, большой знаток своего дела, тотчас
пустились помогать природе искусством, укреплять позицию. По доверенности,
которою пользовался от высшего начальства и по внутреннему своему
достоинству, полковник Толь был далеко выше своего чина. В то время, о
котором мы говорим, он пользовался двумя славами: славою храброго офицера и
ученого военного человека.
23-го, на другой день, пришло из Москвы 12000 москов<ского> ополчения. Их
привел граф Марков. На этом войске было две коренных принадлежности Руси:
борода и серый кафтан; третья и важнейшая принадлежность Руси христианской
был крест. Он блистал на шапке ратников. С офицерами пришли русские
кибитки, повозки и роспуски с колокольчиками, заводские лошади, крепостные
слуги. В другое время можно бы подумать, что это помещики, съехавшиеся
дружною толпою, с конюхами и доезжачими, в отъезжее поле на дальнее
полеванье. Но тут предстояло другого рода поле! Отпустив далее в глубь
России жен и детей, сестер и невест, дворянство русское, покинув дедовские
поместья и собрав своих домочадцев, село на коней и выехало в поле, которое
должно было сделаться полем крови, жатвою смерти! <...>
Прозоров Александр
Березин Федор
Сапковский Анджей
Посняков Андрей
Сапковский Анджей
Никитин Юрий