Тогда свобода мысли не укрощалась отваром цикуты, топором палача или
отлученьем от церкви.
не зависящая от воли человека. Если и так, то в те далекие и ясные лета
Фатум, злобный, неумолимо слепой, но и прибежище слабых, спал в
бездонности вод Мирового океана. Ибо тогда еще не было надобности в Ужасе
богов и в утешении смертных. Может быть...
правда, как дыханье, нужна человеку. Прокопий громко поклялся:
лицо, люди воскресят Золотой век, которому имя - Свобода!
плодородия Земли золотыми бичами гоняет в небе черных коров, однажды
громовым копьем бросил себя на священное с того дня дерево. Это было
давно-давно, при пращурах или при более дальних предках, для которых по
древности лет нет обозначения степени родства.
в небесную твердь, оставил свой образ в стволе. Так верили, так передавали
иные. Другие же помнили сказание об искуснике мастере. Он вдохновенным
резцом и силой каленого железа обозначил в дереве явление Сварога. Так ли
случилось или иначе, но каждый еще и сегодня мог увидеть лицо: под черным,
выпуклым, как щит, челом сидели два глубоких глаза, и левый был прищурен,
будто у лучника. Раздутые ноздри прямого, как у росских людей, носа
напоминали о туре-зубре, когда замирает он глыбой серого камня, чутко
слушая запахи степи. Усы бога, слившись с бородой, стекали семью неравными
прядями, а концы прядей прятались под корой. Руки скрывались в сучьях
более толстых, чем тело человека, ноги оделись корнями. Огненный бог
Сварожище глядел из пролысины в зелени дуба на заросские степи, щурился,
присматривался. А из-за Рось-реки Ратибор, затаившись, смотрел на большое,
как налитый ячменным пивом воловий мех, лицо бога росских людей. Ратибор
не знал, нет ли на дубе и других глаз, кроме Сварожьих? Не кроются ли в
ветвях и другие лица?
ее, втягивая длинную шею, - знает: ничто так не привлечет врага, как
быстрое движение, - так Ратибор вновь спрятал в траве свою голову с
собранными на затылке в пучок светло-русыми волосами.
голые локти и колени не чувствовали уколов жесткой травы.
не летают. Двигаться нужно с оглядкой, без спешки. Иначе спугнешь птицу, и
она тебя выдаст резким взлетом. Птицы много в заросских нетронутых травах.
Слободские берут зверя, чтобы добыть мясо и кожу. Птицу же трогают мало,
редко кто позабавится натянуть силья - кольца-сплетки из конского волоса.
как юркие стрепетята, вытянув шейки, дробно топочут за маткой в травяной
чаще. Мелькнули - и нет их. "Стать бы птицей на недолгое время", - думал
Ратибор.
пеньков будущих перьев, только на концах крыльев уже торчали настоящие
перья. Ратибор тоже был почти гол, в одних коротких, едва доходивших до
колен, штанах. В поясе штаны стягивал сыродубленый ремень, к ремню была
подвязана кожаная же сумка-зепь.
этого белая в детстве, молочная кожа сделалась цветом как земляная. На
темном лице светились серьге росские глаза. Черноватую смуглость рук, ног,
груди и спины просекали белесые шрамы - следы несчитаных царапин шипами и
сучками, следы падений.
биться не научишься. На плече Ратибора есть борозда от меча, на ключице -
бугор от сросшейся кости. Метки воинской науки. Нет лучшего украшения для
мужчины. Бронзовые, серебряные, золотые браслеты и ожерелья не стоят
рубца.
Солнце закроется дымкой, и опять слепит блеском и жжет землю. В
неподвижном воздухе сквозь сладкую завесу запаха клубники остро и жгуче
тянуло гадючьим луком. Тонкое обоняние Ратибора могло бы найти зеленую
горькую стрелку и за три сотни шагов. Мутная прелость раздавленной локтем
сочной листвы солнцегляда казалась похожей на аромат увядшего ландыша.
Горьковатая струйка горицвета напомнила Ратибору мать Анею, сведущую в
силах трав и в могуществе тайных слов-наговоров.
приближается к цели.
цветочками. Это барвинок-могильница. Вот пряная посечная трава. По их
запаху Ратибор нашел бы лес и с выколотыми глазами.
трухлявый и голый. Его толстую мелкозернистую кору слобожане ободрали на
неводные поплавки.
лещины и замер, удерживая дыханье: явственно, сильно потянуло живым
человеком!
Ратибор узнал Всеслава, слободского воеводу, понял, что Всеслав, сморенный
жаром и скукой, спал в холодке.
человеку без слов, без звуков, одной силой немого общения. Ратибор, на миг
зажмурившись, услышал мирное гудение диких пчел, трескучий стук
кузнечиков, гуукание нежных горлинок.
касаясь земли голыми ступнями, подошел к Всеславу. Всеслав спал, прикрыв
глаза широкой ладонью. На волосатой руке, утопив длинный нос, трудился
кроваво раздувшийся комар. Глубокое дыхание спящего пушисто приподнимало
густые усы.
подпояску воеводы. Забыл Ратибор, что души спящих людей бродят во снах
вокруг тела и все видят своими глазами, пусть телесные очи и смежила
усталость. Видно, он задел тонкую нить, соединяющую спящее тело Всеслава с
душой, и та, вздохнув, вернулась, чтобы оберечь тело. Воевода открыл
глаза.
сторожил дорогу на Рось, а молодой, возомня о себе, вздумал посмеяться над
старшим.
неразумной яростью. Не смиряй его привычка к повиновению - он мог бы
выместить свою оплошность на Всеславе. Воевода, привыкший безраздельно
властвовать над воинами-слобожанами, умел читать на лицах людей.
Сорокалетний мужчина вскочил как юноша и, притянув к себе Ратибора,
шепнул:
носившего обличье Сварога, всего сотен до пяти родовичей. Могучи дубы.
Глянешь вверх, и кажется, что корявые ветви деревьев лезут в самое небо.
Ратибор пробирался не напрямик, а сторонами, где был погуще подлесок.
серой после глубокой зелени дубняка.
охотницей за мышатами и лягушатами, с гадюкой-козулей. Сломить ее хрупкую
спину было б легко, да не время, не место.
изготовившейся ужалить злой головки, и оба замерли.
Тихонько присвистывая, Ратибор глядел в холодные глазки, нашептывал в
мальчишестве заученное от матери змеиное заклятье-зарок.
силе.
ползи же, ползи, спеши, спеши, спеши, спеши...
голову и, струясь остро зубчато и выпестриной толстой спины, потекла в
сторону.
расступились перед Ратибором. С резных буро-зеленых листьев взмыли серые
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Гюго Виктор
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк