Чувствую, что оно не пришло это время, но тут же чувствую, как какие-то
мрачные предчувствия так вот и одолевают меня... Откуда это? Почему? Не
знаю сам, но чувствую...
недолго остается.
это совсем по особенному, в твоих словах была страшная уверенность...
приковывающее меня к жизни... самое последнее... Ради тебя только и живу
я... Что я такое? Одинокий, жалкий, затерявшийся среди чужих старик... Все
равно как дерево, вырванное с корнем налетевшим вихрем и перенесенное на
чужую почву... вот я... Привился, прозябаю, зачем? К чему?.. Только вот
ты, ты - мой побег молодой, молодая лоза, вот и жалко мне тебя...
- с громким воплем кинулась к нему на грудь Ирина.
ошибаюсь... Может быть, все это пустяки из пустяков - так, плохо спалось,
а вот, все-таки хочу я тебе рассказать про прошлое. Узнай на всякий
случай..
рассказывать про свою прошлую жизнь...
Будешь?
Лука, поудобнее усаживаясь на своем камне. - Ты живешь на свете уже
шестнадцатую весну и помнишь себя всегда вот здесь, в этом тихом уголке
дворцового парка; но, может быть, смутно, ты припомнишь, что не вся твоя
жизнь протекала здесь... не так-ли, Ирина?
припоминаются мне высокие обросшие с вершин до скатов лесом горы, широкая
река, то тихая и покойная, как вот этот наш залив, то бурная и ревущая.
Потом помню я и людей, но совсем не таких, каких я видела здесь. Они были
высоки ростом, широки в плечах. У них были голубые глаза, как у меня, и
белые волосы, как у тебя... Впрочем, таких вот людей я видела и здесь -
среди варваров... Скажи же, дед, что это такое в самом деле, сон или
действительность? Я думаю, что это - сон...
мечты...
родина - не шумная Византия. Первый раз свет солнца увидела ты не под
сенью деревьев этого парка, а далеко-далеко от него...
шумной и развратной Византии, за этим морем, которое кажется тебе
безбрежным, есть другая страна. Она не похоже на эту. Нет там таких
городов, как эта Византия, и народ там живет совсем другой - крепкий,
сильный, здоровый, с русыми волосами и голубыми глазами.
римлянин или эллин. Только по совести - все варвары, даже дикие, и те
добрее и лучше жителей Нового Рима... Я знаю этих варваров близко, потому
что я родился там, среди них, детство, юность, взрослые годы, начало,
наконец, старости, провел в этой стране, потому здесь я сам - варвар.
морем, на берегах великой славянской реки Днепра. Там я родился, там жил,
любил и был счастлив, но, видно, умереть мне там не суждено... Родина моя,
родина, далекая, милая!.. Поля мои зеленые, леса дремучие, непроходимые!..
Не увижу никогда я вас, не вдохну своей старой грудью того воздуха,
которым дышал, когда родился... Все потеряно для меня, и только в грезах
моих да мечтах, да во сне еще вижу я родимую сторону, и болит мое старое
сердце, трепещется оно, как подстреленная птица!.. А как позор свой
вспомню...
отклоняясь от старика и становясь перед ним на колени.
что волна Босфора в бурю.
ведь не по своей воле покинул ты родину? - задыхаясь от волнения,
спрашивала она.
и уйти от нее... Ты права... Так слушай же! Тяжело мне, а все поведаю я
тебе... слушай... Там в родной мне стране, на берегах Днепра, жили наши
роды... Мы жили в долинах вокруг высот, на которых стоял наш город -
великий Киев. Полянами нас всех звали другие племена. Жили мы мирно,
никого не трогали, не обижали, хотя нас было много. Неподалеку от нас в
дремучих лесах жили древляне. Нашего корня было это племя. Говорили они
одним языком с нами. Мы их понимали, а они нас. Одним богам мы молились и
жертвы приносили, только нравы да обычаи у нас были совсем разные:
древляне, как звери дикие, лесные, жили - грабежами промышляли, вечно в
раздорах между собой были, а наши роды тихие, смирные, хлеб растили,
торговали с наезжими гостями в Киеве, сбывали им, что из земли потом да
кровью своей добывали, а о битвах, о войнах, не только что друг с другом,
но и с обижавшими даже нас племенами не помышляли... Да и к чему эти
войны? Ведь все мы - родные были, недаром на всем пути великом от варяг в
греки и далеко окрест по сторонам все, кто жил там, одним именем -
славянами назывались: и у нас на Днепре, и на великом озере славянском
Ильмене, и все, все мы, сказал уже я, одинаково говорили и одним богам
молились. Только одна беда наша была: не могли мы в мире и согласии между
собой жить. Вечно между нами ссоры да раздоры шли, и не было между нами
правды, что на Ильмене, то и на Днепре кровь братская всегда рекой лилась.
Род постоянно враждовал с родом и чаще всего по пустякам, и внимания не
стоившим. Оттого-то, хоть и много было нас и сильны были мы телом, зато
духом слабее детей были... Всякий, кто хотел, мог явиться к нам, воевать с
нами и всегда побеждал. Будь между нами согласие, не было бы народа
равного нам в целом свете!.. Но что же делать, если судьба не давала нам
этого, а оттого и гибли мы... Так, должно быть, предопределено самой
судьбой славянским племенам во веки веков... Однако, даже при этих
раздорах мы жили счастливо, особенно тот род, к которому я принадлежал.
Этот род славен был богатством своим и красотою своих дев голубооких. Все
окрест уважали его. К старикам его приходили даже дикие древляне, если
хотели ссоры свои разрешить не кровью, а мирным правдивым словом. Не
смущались даже тем, что во главе рода не старик стоял, опытом прожитых лет
славный, а только что пришедший в зрелый возраст родич... Впрочем, нет, не
так я говорю, больше пятидесяти зим было этому старейшине, когда его
сородичи над собой во главе поставили. Был он человек добрый,
справедливый, хотя и в обиду никогда своих не давал. Знали его не только в
родах окрест, но в самом Киеве с почетом встречали, когда он приходил
зачем-нибудь туда... Только, сказал уже я тебе, дитя, что не знают
смертные, где конец счастья, где начало горя - так они близко друг с
другом соединены. Стал думать этот старейшина, что боги всегда будут
одинаково милостивы к нему...
Христа..
знают...
доброму Волосу, веселому Лелю...
изображались великие силы природы. Однако, ты меня перебила... Узнай же,
что случилось. Пришли в мой край злые люди, это были варяги, они из-за
дальнего моря шли по своему обычному пути сюда. И прежде они часто