приветливо заговорил:
Накажи впередсмотрящему - пусть не зевает. Приближаемся к проливам. Погода
портится, всем будет жарко.
смотрели на надвигающуюся с горизонта мутную завесу. Туман, наплывая,
сокращал видимость, дневной свет заметно тускнел. Вода из синеватой
становилась мутно свинцовой, температура ее упала до шести градусов по
Реомюру.
холоднее, как будто корабль приближался к границам заполярья. Офицеры не
спали. Утром 19 мая они собрались на мостике, с удивлением разглядывали друг
друга. Бессонные лица их были землисто-бледны, веки припухли, и глаза стали
какими-то слюдяными, бесцветными, словно выеденными за ночь туманом.
все-таки плохо его видел. Он говорил:
обсервации. Для определения своего места мы можем руководствоваться только
компасом, лагом, принимая в расчет еще местное течение. Сейчас же надо
решить, каким проливом мы пойдем - Фриза или Буссоля?
его разглядеть в тумане, и сказал:
сейчас по счислению пролив Фриза ближе, чем Буссоля. И ошибки будет меньше.
Распорядитесь взять курс на два градуса правее.
находиться на широте 42¦58' нордовой и долгой 143¦32' остовой. Командир
Трегубов был уверен, что приблизился к проливу Фриза между островами Уруп и
Итуруп Курильской гряды. Он распорядился лечь на курс норд-вест 17¦, сделав
общую поправку пять градусов. Туман густел. Людям с мостика ничего не было
видно вокруг, кроме серой волнующейся мглы. Носовая и кормовая части
корабля, окутанные туманом, пропали с глаз словно растаяли. Казалось, что от
всего судна остался только один мостик с тремя людьми и плывет он с ними в
таинственную неизвестность. Командир, старший офицер и рулевой походили
теперь больше на воздухоплавателей, чем на моряков, и будто находились они
не на мостике, а в гондоле воздушного шара, пробивающегося высоко над морем
сквозь толщу густых облаков. Командир то поднимался на цыпочках, как это
бывает с человеком, который ловчится взглянуть из-за простенка, то приседал
на корточки, стараясь хоть что-нибудь разглядеть впереди, но серая,
заволакивающая пелена была непроницаема. Такого густого и постоянного тумана
нельзя больше встретить нигде на всем земном шаре. Это феноменальное явление
природы объясняется тем, что у Курильской гряды сталкиваются два течения:
теплое со стороны Японии, холодное со стороны Охотского моря.
призраком. В этом месиве водяных паров не было видно людей, и не слышались
их голоса. На верхней палубе было мертво.
посту, завопил словно от боли на отчаянно высотой ноте:
палубы.
Такой густой туман, точно в мыльную пену окунулись.
он перекликается с командиром из бездны.
бросали дип-лот, выпуская его до ста сажен. Морское дно оставалось
недостигаемым. И лишь около восьми часов утра достали глубину - пятьдесят
сажен. Уменьшили ход до малого. Начали давать свистки в надежде услышать эхо
от берегов. Со стороны левого крамбола послышался отзвук, точно откликнулось
другое судно. Это означало, что в этом направлении находится какая-то скала,
отражающая звук свистков. Командир приказал взять курс правее на шесть
градусов. Дали опять свистки, и эхо стало отходить к левому траверзу. Но
странно было, что вместе с этим начала уменьшаться глубина и зыбь. Подул
ветер, однако тумана он разогнать не мог. Только на короткое время в разрыве
мглы показалось тусклое светящееся пятно вместо солнца. В этот момент моряки
увидели над кораблем буревестников и чаек. Они реяли низко, а это служило
признаком близости берегов. Но так продолжалось недолго. Снова накатился вал
тумана, и совсем пропала какая-либо видимость. На мостике, где сошлись три
строевых прапорщика, с каждой минутой нарастала тревога. Их очень беспокоили
свистки своего парохода. - вдруг услышат японцы, которые, наверно, блокируют
проливы. Лучше бы пройти бесшумно, но, с другой стороны, была опасность
налететь на скалы. Свистки продолжались, и эхо на них откликалось уже со
всех сторон. Было такое впечатление, как будто "Олдгамия" окружена
неприятельскими судами.
результатах промера глубины моря:
гладят мальчика по голове за хорошее поведение или сообразительность, и
набожно перекрестился. Обернувшись к повеселевшим офицерам, он спокойно, с
облегченным вздохом промолвил:
офицер Лейман, стоящий с командиром, даже пошутил:
волновались. Не так страшен черт, как его малюют
впередсмотрящего:
руганью, приказал дать полный ход назад и положить лево руля. Пока этот
приказ выполнялся, пароход продолжал идти вперед, навстречу своей гибели.
Как ни густ был туман, но и офицеры с мостика могли теперь разглядеть
пенящиеся буруны. Явственно доносились шумные всплески волн, бившихся в
камнях. И тут же люди пошатнулись от толчка, судно заскрежетало днищем,
проползая по шершавому каменистому грунту, и остановилось.
воли людей. После некоторого замешательства, во время которого люди
беспомощно метались по судну, были приняты меры для спасения "Олдгамии".
облегчения носа - выкидывать за борт деревянный ящики с керосиновыми
банками. В сторону кормы завезли два верпа - в тридцать и восемьдесят пудов,
потом их выбирали лебедкой, и одновременно работала машина, давая полный
задний ход. Но "Олдгамия" не двигалась с места.
возвышаясь перед судном, точно белые чудовища. Некоторые вершины гор
достигали высоты более версты над уровнем моря. Подножья утесов заросли
кустарниками. Людям хотелось скорее освободить корабль из этой мрачной
западни, и они без понукания старательно работали. В этом тяжелом аврале бок
о бок с матросами трудились и офицеры и даже сам командир. Была надежда, что
в четыре часа вечера полный прилив воды приподнимет судно, и его легче будет
снять с мели.
напряжения корабль дрожал бортами, словно сам сознавал весь ужас своего
положения и стремился сорваться с зацепы. Не помог и прилив. Люди поужинали,
немного отдохнули и опять взялись за работу. Она не прекращалась до
полуночи. Было уже выброшено за борт около пятнадцати тысяч ящиков. Они
разбивались о камни и, освобожденные от укупорки, белые жестяные банки с
керосином плясали на бурунах. А через борта продолжали еще лететь в воду
ящики. Моряки до того с ними измотались, что уже двоим не под силу было
поднять один ящик. Пришлось аврал прекратить. Выпили по чарке рому, и все,
не раздеваясь, разлеглись где попало и крепко заснули.
Подводной частью корабль толкался о камни. Люди снова принялись за спасение
судна, облегчая все четыре трюма от груза. К четырем часам вечера с большим
трудом завезли становой якорь. Заработала лебедка, машине дали задний ход.
Но якорь сползал, а если и забирал грунт, то рвались перлиня. "Олдгамия"
точно присохла к морскому дну. С наступающей темнотой увеличилась зыбь.
Днище корабля где-то проломилось, и в льялах показалась вода. Помпы не
успевали ее откачивать. Она начала заливать кочегарные отделения и главную
машину. Во избежание взрыва командир распорядился выпустить пары из котлов.
Оставаться на судне было опасно. Спустили две четырехвесельные шлюпки и два
спасательных бота. Люди, захватив с собою самое необходимое, перебрались на
них. Но куда и как можно было пристать ночью и в такую скверную погоду? Боты
и шлюпки поставили между берегом и кораблем, закрепившись за его борт, и
стали ждать утра. Здесь, под защитой корпуса корабля, меньше было ветра и
зыби. И все же морякам было не до сна. Летели на них брызги и давил мрак,
густой и непроницаемый, как черная стена. За другим бортом, словно страдая
от бессонницы, ворочался и тяжко охал океан. А со стороны берега доносился
рокот разбивающегося о камни прибоя. Чудилось, что кто-то необыкновенно
сильный, обезумев от ярости, пытается опрокинуть скалы в глубину вод.
Каменистый Артем
Андреев Николай
Роллинс Джеймс
Орлов Алекс
Куликов Роман
Суворов Виктор