то и дело вспархивала какая-нибудь дичь, но у меня не было ружья!
представления. Мне не верилось, что за несколько часов можно так
основательно заблудиться. У меня вообще, не укладывалось в голове, что
человеку нельзя найти ночлега. В жизни моей не случалось подобного. Эта
идея-фикс так завладела мною, я был настолько уверен в близости крова, что
невольно пришпорил коня, ожидая в сумерках увидеть огни жилища мистера
Нила. Мне мерещились даже лай собак, мычание скота, смех детей.
уже несся к воображаемым огням. Но когда приблизился к тому, что принял за
дом, - оказался рядом с очередным островом. Вожделенные огни обернулись
скоплением светлячков, которые образуют подобия свисающих с деревьев
гроздей, и при наступлении темноты повсюду на ветках загораются их голубые
фонарики.
Я остановился, прислушался, озадаченно огляделся вокруг. Но все было тихо.
Я поскакал дальше. Снова тот же звук, на сей раз заунывный, жалобный.
Вновь я останавливаюсь, пытаясь найти его источник. Наконец я слышу этот
стон в третий раз, он идет из глубины островов. Это - ночная песня
козодоя.
чувствовать себя обессиленным. Но страх кружил мне голову, сбивал с пути,
превращая в блуждающего слепца. И чисто механически я проделал то, чему
был свидетелем в течение моего четырехнедельного пребывания в этих краях.
землей и хорошенько утоптал ее. Затем накинул на мустанга петлю и, сняв
седло и сбрую, опустил его пастись. Местом для ночлега я выбрал центр
круга, ограничивавшего свободу моего коня.
узнавал голоса койотов и ягуаров. Где еще услышишь столь приятный ноктюрн?
Здесь, в этом таинственном, зачарованном царстве звериный вой леденил
кровь. Нервы были на пределе. Право, не знаю, что стало бы со мной, если
бы я не вспомнил о коробке с сигарами и кисете с виргинским табаком.
Поистине это был миг спасения. Пара гаван приятно ударили в голову, и
наконец я уснул.
исчезли и мрачные мысли. Голод попрежнему донимал меня, но я был свеж и
бодр. Прикинув направление, я оседлал коня и пустился в путь. Снова мимо
меня проплывали восхитительные острова: купы пеканов, персиковых и
сливовых рощиц. Встретилось мне и стадо оленей. Они смотрели на меня с
наивным и добрым любопытством и, лишь когда я подъехал совсем близко,
решили не искушать судьбу. Если бы я прихватил с собой немного пороху,
унцию свинца и кентуккийскую винтовку! Но все же вид этих животных как-то
всколыхнул телесные и душевные силы, и я помчался вслед за оленями.
Вероятно, мой мустанг тоже испытывал нечто подобное, он скорее выплясывал,
нежели рысил, и бодрым ржанием салютовал утреннему солнцу.
сменилось полднем, солнце высоко стояло в голубом небе. На аппетит я, как
и прежде, жаловаться не мог, голод просто грыз мой желудок. Но если голод
был мучителен, то жажда - невыносима. Спокойствие и уверенность, дававшие
мне силы держаться в седле, стали покидать меня. Им на мену приходило
отчаяние, усугубляемое сонмом каких-то жутких бредовых видений. Я, как
пьяный, начал заваливаться набок. Но это длилось недолго, сознание вскоре
возвращалось ко мне, я давал коню шпоры и снова несся вперед. Но вместе с
сознанием возвращалось и мучительное чувство полного одиночества.
я начинал плакать, как ребенок. И вдруг совсем рядом, меньше чем в десяти
шагах, - следы конских копыт! Из груди моей вырвался крик ликования! Сила
и уверенность вновь проснулись во мне. Я слетел с коня и бросился целовать
землю, хранившую следы. И когда я снова был в седле и с величайшим
воодушевлением натянул поводья, по моим щекам катились слезы радости.
параллельно первой. Я помчался с удвоенной энергией. Теперь в руках у меня
была путеводная нить. И хотя мне казалось несколько странным то
обстоятельство, что в бескрайней прерии совпали пути двух всадников, оба
следа были перед глазами, они тянулись рядом и не думали дурачит меня.
Кроме того, следы свежие. Может быть, еще удастся нагнать всадников? Надо
было спешить. Я пришпорил коня, и он, как мог, зарысил по высокому
травостою.
внимание, я ехал след в след. Миновал еще час, второй... Солнце уже
клонилось к закату. Следы вели меня вперед. Тут начал сказываться упадок
сил. Слабость накатывала толчками, все более частыми и ощутимыми. Но голод
и жажда как бы отступились от меня. Мало-помалу продвигаясь и жадным
взглядом обшаривая прерию, я вдруг увидел третий след. Да, это был след,
оставленный третьей лошадью, он шел параллельно двум первым! Снова ожили
мои поникшие надежды. Теперь уж я точно на верном пути. Трое всадников не
могут случайно выбрать одно направление, все они держали путь к какой-то
цели, то есть в любом случае - к людям.
западе острова. И опять это стремительное приближение ночи, как бывает в
южных широтах. Где же они, три мои всадника? Боясь потерять в сумерках
след, я привязал конец лассо к толстому суку и, накинув петлю на шею
мустанга, повалился на траву.
прерываемую какими-то судорогами страха. Мне казалось, что внутри у меня
кто-то орудует клещами и целым набором пыточных инструментов. Да еще
жуткие призраки, окружавшие меня со всех сторон. Эту ночь я не забуду до
конца жизни!
скоро. Седло стало таким тяжелым, что я с трудом взвалил его на спину
лошади. Еще труднее оказалось затянуть подпругу. Я влез на коня и погнал
его по следам с той быстротой, какая была под силу нам обоим. Сорок восемь
часов изнурительного пути сказались и на моем мустанге. И слава Богу,
иначе у него хватило бы резвости сбросить меня на землю. Я уже не сидел в
седле, а свисал с него, забыв про поводья и шпоры.
вдруг страшное открытие: все три следа пропали. Я смотрел на землю до боли
в глазах, мой страх переходил в ужас, но следов нигде не было. Не веря
глазам своим, я повернул назад, потом вернулся, исследовал каждую пядь
вокруг примятой конем травы. Следами и не пахло. Вернее, они кончались на
том месте, где я стоял. Вероятно, здесь был привал, трава примята в
радиусе пятидесяти футов. И тут мне в глаза бросилось что-то белое. Я
спешился, раздвинул стебли и поднял белый клочок! О ужас! Это была бумага,
в которую я заворачивал свой виргинский табак! Я находился на месте своего
первого ночлега! Не иначе, как гоняясь за собственным следом, два дня
кружил по прерии!
мустангом, не испытывая никаких чувств, кроме желания скорейшей смерти.
собрался с силами и поднялся, солнце стояло уже далеко на западе. Я
проклял его вместе с этой степью. Меня уже не волновало ни будущее, ни
настоящее. Намотав на руку поводья, я из последних сил вцепился в седло и
в гриву, предоставив коню полную свободу действий. Если бы я сделал это
раньше!
несколько раз шумно всхрапнул и резко поскакал в сторону, противоположную
той, куда его гнал я. Помню еще, что я был близок к искушению разжать
пальцы и повалиться на землю. Ночью я, кажется, слез со своего скакуна.
Одному богу известно, как я провел ее! Рассудок бездействовал, я был на
грани помешательства. А как поутру мне удалось снова очутиться на коне - и
вовсе загадка. Думаю, что усталая лошадь отдыхала лежа, я навалился на
седло и она поднялась вместе со мною.
не считал себя живущим на этой земле. Я видел сказочные города, перед
которыми отступила бы фантазия самого гениального художника: башенки,
купола, колоннады, поднимающие небесный свод; моря, бьющие в берег золотым
прибоем; парящие в воздухе сады с невиданными плодами. Но я не мог
протянуть к ним руки. Малейшее движение причиняло страшную боль. Внутри у
меня было адское пекло, язык и небо заскорузли, ноги и руки уже не
принадлежали телу.
стоны, терзающие мой слух. Возможно, их издавал я сам. Кажется, я ломился
сквозь какие-то ветви, помню треск сучьев и свою судорожную попытку
ухватиться за что-то рукой, то ли за седло, то ли за гриву. А потом -
сокрушительный удар.
мой мустанг, рядом с ним - какой-то человек. Он скрестил на груди руки, в
одной из них была зажата охотничья фляжка в соломенной оплетке. Больше я
ничего разглядеть не мог: не было сил подняться. Внутри все пылало, но
одежда прохладно липла к телу.
отдавался в ушах. Но я понимал, что он мой спаситель, что это он вытащил
меня из реки, куда я безвольно скатился через голову обезумевшего от жажды
мустанга. Я бы утонул, если бы не этот незнакомец. Он же с помощью виски
вывел меня из смертельного забытья. Но даже если бы он спасал мне жизнь
десять раз подряд, я не в силах был бы преодолеть невыразимой антипатии к
Шилова Юлия
Василенко Иван
Никитин Юрий
Круз Андрей
Куликов Роман
Березин Федор