растрепанные на полу в углу? Почему на окне стояли весы с чашками?
Почему Ильчин ждал меня в этой комнате, а не, скажем, в соседнем
зале, в котором в отдалении смутно, в сумерках грозы, рисовался
рояль?
зловеще:
Дело в том, что, служа в скромной должности читальщика в
"Пароходстве", я эту свою должность ненавидел и по ночам, иногда до
утренней зари, писал у себя в мансарде роман.
сна. Мне снился родной город, снег, зима, гражданская война... Во сне
прошла передо мною беззвучная вьюга, а затем появился старенький
рояль и возле него люди, которых нет уже на свете. Во сне меня
поразило мое одиночество, мне стало жаль себя. И проснулся я в
слезах. Я зажег свет, пыльную лампочку, подвешенную над столом. Она
осветила мою бедность - дешевенькую чернильницу, несколько книг,
пачку старых газет. Бок левый болел от пружины, сердце охватывал
страх. Я почувствовал, что я умру сейчас за столом, жалкий страх
смерти унизил меня до того, что я простонал, оглянулся тревожно, ища
помощи и защиты от смерти. И эту помощь я нашел. Тихо мяукнула кошка,
которую я некогда подобрал в воротах. Зверь встревожился. Через
секунду зверь уже сидел на газетах, смотрел на меня круглыми глазами,
спрашивал - что случилось?
случилось. В самом деле, кто же будет кормить эту старую
кошку?
завелась во мне, будет развиваться и сгложет меня. Но пока еще можно
жить.
светилось, я понял, что это не дом, а многоярусный корабль, который
летит под неподвижным черным небом. Меня развеселила мысль о
движении. Я успокоился, успокоилась и кошка, закрыла
глаза.
изобразить, как поблескивает под лампой с абажуром бок рояля. Это не
вышло у меня. Но я стал упорен.
свою подневольную работу. Я делал ее механически,
так, чтобы она не задевала головы. При всяком удобном случае я
старался уйти со службы под предлогом болезни. Мне, конечно, не
верили, и жизнь моя стала неприятной. Но я все терпел и постепенно
втянулся. Подобно тому как нетерпеливый юноша ждет часа свидания, я
ждал часа ночи. Проклятая квартира успокаивалась в это время. Я
садился к столу... Заинтересованная кошка садилась на газеты, но
роман ее интересовал чрезвычайно, и она норовила пересесть с
газетного листа на лист исписанный. И я брал ее за шиворот и водворял
на место.
не летел, дом стоял на месте, и было совершенно светло. Лампочка
ничего не освещала, была противной и назойливой. Я потушил ее, и
омерзительная комната предстала предо мною в рассвете. На
асфальтированном дворе воровской беззвучной походкой проходили
разноцветные коты. Каждую букву на листе можно было разглядеть без
всякой лампы.
крупно написал: "Конец".
свои немногие знакомства, обносился очень, заболел ревматизмом и
немного одичал. Но брился ежедневно.
и заснул - впервые, кажется, за всю зиму - сном без
сновидений.
заменять сотни слов другими. Большая, но необходимая
работа!
страниц, я вернулся к людям. Я созвал гостей. Среди них было двое
журналистов из "Пароходства", рабочие, как и я, люди, их жены и двое
литераторов. Один - молодой, поражавший меня тем, что с недосягаемой
ловкостью писал рассказы, и другой - пожилой, видавший виды человек,
оказавшийся при более близком знакомстве ужасною
сволочью.
романа.
угрызения совести. Но журналисты и литераторы оказались людьми
прочными. Суждения их были братски искренни, довольно суровы и, как
теперь понимаю, справедливы.
- Язык! - вскрикнул литератор
(тот, который оказался сволочью), - язык, главное! Язык никуда не
годится.
вторую. Он ее выпил, закусил куском колбасы.
язык.
выпили. Дамы не кивали, не говорили, начисто отказались от купленного
специально для них портвейна и выпили водки.
пожилой, - метафора не собака, прошу это заметить! Без нее голо! Голо!
Голо! Запомните это, старик!
похолодел.
опять были. Я прочитал вторую половину. Вечер ознаменовался тем, что
пожилой литератор выпил со мною совершенно неожиданно и против моей
воли брудершафт и стал называть меня
"Леонтьич".
разорвали (это меня)! - кричал пожилой, поедая студень, приготовленный
Дусей.
лицом злым и мефистофельским, косой на левый глаз, небритый. Сказал,
что роман плохой, но изъявил желание слушать четвертую, и последнюю
часть. Была еще какая-то разведенная жена и один с гитарой в футляре.
Я почерпнул много полезного для себя на данном вечере. Скромные мои
товарищи из "Пароходства" попривыкли к разросшемуся обществу и
высказали и свои мнения.
характер Васеньки очерчен недостаточно выпукло. И то и другое было
справедливо.
молодого литератора, искусно сочиняющего рассказы. Здесь было уже
человек двадцать, и познакомился я с бабушкой литератора, очень
приятной старухой, которую портило только одно - выражение испуга,
почему-то не покидавшего ее весь вечер. Кроме того, видел няньку,
спавшую на сундуке.
слушатели, как один, сказали, что роман мой напечатан быть не может
по той причине, что его не пропустит цензура.
сочиняя роман, ни разу не подумал о том, будет ли он пропущен или
нет.
разведенной женой). Сказала она так:
Об "пропустить" не может быть и речи! Просто нет никакой надежды на
это. Можешь, старик, не волноваться - не пропустят.
стола.
пожилой его перебил:
салат. - Не в языке дело. Старик написал плохой, но занятный роман. В
тебе, шельмец, есть наблюдательность. И откуда что берется! Вот уж
никак не ожидал, но!.. содержание!
знаешь, чего требуется? Не знаешь? Ага! То-то!
расцеловал, крича: