часам, заказывает сапоги по тридцати рублей - да черт его побери! я разве
из какие-нибудь разночинцев, из портных или из унтер-офицерских детей? Я
дворянин. Что ж, и я могу дослужиться. Мне еще сорок два года - время
такое, в которое, по-настоящему, только что начинается служба. Погоди,
приятель! будем и мы полковником, а может быть, если бог даст, то
чем-нибудь и побольше. Заведем и мы себе репутацию еще и получше твоей. Что
ж ты себе забрал в голову, что, кроме тебя, уже нет вовсе порядочного
человека? Дай-ка мне ручевский фрак, сшитый по моде, да повяжи я себе такой
же, как ты, галстук, - тебе тогда не стать мне и в подметки. Достатков нет
- вот беда.
какой-то водевиль с забавными стишками на стряпчих, особенно на одного
коллежского регистратора, весьма вольно написанные, так что я дивился, как
пропустила цензура, а о купцах прямо говорят, что они обманывают народ и
что сынки их дебошничают и лезут в дворяне. Про журналистов тоже очень
забавный куплет: что они любят вс° бранить и что автор просит от публики
защиты. Очень забавные пьесы пишут нынче сочинители. Я люблю бывать в
театре. Как только грош заведется в кармане - никак не утерпишь не пойти. А
вот из нашей братьи чиновников есть такие свиньи: решительно не пойдет,
мужик, в театр; разве уже дашь ему билет даром. Пела одна актриса очень
хорошо. Я вспомнил о той... эх, канальство!.. ничего, ничего... молчание.
такой вид, как будто бы он не заметил моего прихода. Я тоже с своей
стороны, как будто бы между нами ничего не было. Пересматривал и сверял
бумаги. Вышел в четыре часа. Проходил мимо директорской квартиры, но никого
не было видно. После обеда большею частию лежал на кровати.
три пера и для ее, ай! ай!.. для ее превосходительства четыре пера. Он
очень любит, чтобы стояло побольше перьев. У! должен быть голова! Все
молчит, а в голове, я думаю, все обсуживает. Желалось бы мне узнать, о чем
он больше всего думает; что такое затевается в этой голове. Хотелось бы мне
рассмотреть поближе жизнь этих господ, все эти экивоки и придворные штуки -
как они, что они делают в своем кругу, - вот что бы мне хотелось узнать! Я
думал несколько раз завести разговор с его превосходительством, только,
черт возьми, никак не слушается язык: скажешь только, холодно или тепло на
дворе, а больше решительно ничего не выговоришь. Хотелось бы мне заглянуть
в гостиную, куда видишь только иногда отворенную дверь, за гостиною еще в
одну комнату. Эх, какое богатое убранство! Какие зеркала и фарфоры!
Хотелось бы заглянуть туда, на ту половину, где ее превосходительство, -
вот куда хотелось бы мне! В будуар: как там стоят все эти баночки,
скляночки, цветы такие, что и дохнуть на них страшно; как лежит там
разбросанное ее платье, больше похожее на воздух, чем на платье. Хотелось
бы заглянуть в спальню... там-то, я думаю, чудеса, там-то, я думаю, рай,
какого и на небесах нет. Посмотреть бы ту скамеечку, на которую она
становит, вставая с постели, свою ножку, как надевается на эту ножку белый,
как снег, чулочек... ай! ай! ай! ничего, ничего... молчание.
двух собачонок, который слышал я на Невском проспекте. "Хорошо, - подумал я
сам в себе, - я теперь узнаю все. Нужно захватить переписку, которую вели
между собою эти дрянные собачонки. Там я, верно, кое-что узнаю". Признаюсь,
я даже подозвал было к себе один раз Меджи и сказал: "Послушай, Меджи, вот
мы теперь одни; я, когда хочешь, и дверь запру, так что никто не будет
видеть, - расскажи мне все, что знаешь про барышню, что она и как? Я тебе
побожусь, что никому не открою". Но хитрая собачонка поджала хвост,
съежилась вдвое и вышла тихо в дверь так, как будто бы ничего не слышала. Я
давно подозревал, что собака гораздо умнее человека; я даже был уверен, что
она может говорить, но что в ней есть только какое-то упрямство. Она
чрезвычайный политик: все замечает, все шаги человека. Нет, во что бы то ни
стало, я завтра же отправлюсь в дом Зверкова, допрошу Фидель и, если
удастся, перехвачу все письма, которые писала к ней Меджи.
и допросить ее. Я терпеть не люблю капусты, запах которой валит из всех
мелочных лавок в Мещанской; к тому же из-под ворот каждого дома несет такой
ад, что я, заткнув нос, бежал во всю прыть. Да и подлые ремесленники
напускают копоти и дыму из своих мастерских такое множество, что человеку
благородному решительно невозможно здесь прогуливаться. Когда я пробрался в
шестой этаж и зазвонил в колокольчик, вышла девчонка, не совсем дурная
собою, с маленькими веснушками. Я узнал ее. Это была та самая, которая шла
вместе со старушкою. Она немножко закраснелась, и я тотчас смекнул: ты,
голубушка, жениха хочешь. "Что вам угодно?" - сказала она. "Мне нужно
поговорить с вашей собачонкой". Девчонка была глупа! я сейчас узнал, что
глупа! Собачонка в это время прибежала с лаем; я хотел ее схватить, но,
мерзкая, чуть не схватила меня зубами за нос. Я увидал, однако же, в углу
ее лукошко. Э, вот этого мне и нужно! Я подошел к нему, перерыл солому в
деревянной коробке и, к необыкновенному удовольствию своему, вытащил
небольшую связку маленьких бумажек. Скверная собачонка, увидевши это,
сначала укусила меня за икру, а потом, когда пронюхала, что я взял бумаги,
начала визжать и ластиться, но я сказал: "Нет, голубушка, прощай!" - и
бросился бежать. Я думаю, что девчонка приняла меня за сумасшедшего, потому
что испугалась чрезвычайно. Пришедши домой, я хотел было тот же час
приняться за работу и разобрать эти письма, потому что при свечах несколько
дурно вижу. Но Мавра вздумала мыть пол. Эти глупые чухонки всегда некстати
чистоплотны. И потому я пошел прохаживаться и обдумывать это происшествие.
Теперь-то наконец я узна'ю все дела, помышления, все эти пружины и доберусь
наконец до всего. Эти письма мне вс° откроют. Собаки народ умный, они знают
все политические отношения, и потому, верно, там будет все: портрет и все
дела этого мужа. Там будет что-нибудь и о той, которая... ничего, молчание!
К вечеру я пришел домой. Большею частию лежал на кровати.
как будто что-то собачье. Прочитаем:
будто бы уже не могли дать тебе лучшего? Фидель, Роза - какой пошлый тон!
однако ж все это в сторону. Я очень рада, что мы вздумали писать друг к
другу.
своем месте. Да эдак просто не напишет и наш начальник отделения, хотя он и
толкует, что где-то учился в университете. Посмотрим далее:
одно из первых благ на свете.
Названия не припомню.
дома. Моя ли жизнь не протекает в удовольствии? Моя барышня, которую папа
называет Софи, любит меня без памяти.
chere, я должна тебе сказать, что я вовсе не вижу удовольствия в больших
обглоданных костях, которые жрет на кухне наш Полкан. Кости хорошо только
из дичи, и притом тогда, когда еще никто не высосал из них мозга. Очень
хорошо мешать несколько соусов вместе, но только без каперсов и без зелени;
но я не знаю ничего хуже обыкновения давать собакам скатанные из хлеба
шарики. Какой-нибудь сидящий за столом господин, который в руках своих
держал всякую дрянь, начнет мять этими руками хлеб, подзовет тебя и сунет
тебе в зубы шарик. Отказаться как-то неучтиво, ну и ешь; с отвращением, а
ешь...
получше, о чем писать. Посмотрим на другой странице. Не будет ли чего
подельнее.
происшествиях. Я уже тебе кое-что говорила о главном господине, которого
Софи называет папа'. Это очень странный человек.
Посмотрим, что папа':