Чтение 2–й страницы книги ~Гиперболоид инженера Гарина~

дома под остатками водосточных труб поросли мохом, под подоконниками
росла лебеда.

- Вы правы - там живут, - сказал Шельга, осмотрев дачу из-за де-
ревьев, потом осторожно обошел ее кругом. - Сегодня здесь были... Но за
каким дьяволом им понадобилось лазить в окошко? Тарашкин, идите-ка сюда,
здесь что-то неладно.

Они быстро подошли к крыльцу. На нем были видны следы ног. Налево от
крыльца на окне висела боком ставня - свежесорванная. Окно раскрыто
внутрь. Под окном, на влажном песке - опять отпечатки ног. Следы
большие, видимо, тяжелого человека, и другие - поменьше, узкие - носками
внутрь.

- На крыльце следы другой обуви, - сказал Шельга.

Он заглянул в окно, тихо свистнул, позвал: "Эй, дядя, у вас окошко
отворено, кабы чего не унесли" Никто не ответил. Из полутемной комнаты
тянуло сладковатым неприятным запахом.

Шельга позвал громче, поднялся на подоконник, вынул револьвер и мягко
спрыгнул в комнату. Полез за ним и Тарашкин.

Первая комната была пустая, под ногами валялись битые кирпичи, штука-
турка, обрывки газет. Полуоткрытая дверь вела в кухню. Здесь на плите
под ржавым колпаком, на столах и табуретах стояли примусы, фарфоровые
тигли, стеклянные, металлические реторты, банки и цинковые ящики. Один
из примусов еще шипел, догорая.

Шельга опять позвал: "Эй, дядя!" Покачал головой и осторожно притво-
рил дверь в полутемную комнату, прорезанную плоскими, сквозь щели ста-
вен, лучами солнца.

- Вот он! - сказал Шельга.

В глубине комнаты на железной кровати, навзничь, лежал одетый чело-
век. Руки его были закинуты за голову и прикручены к прутьям кровати.
Ноги обмотаны веревкой. Пиджак и рубашка на груди разорваны. Голова не-
естественно запрокинута, остро торчала бородка.

- Ага, вот они как его, - сказал Шельга, осматривая под соском убито-
го до рукоятки загнанный финский нож - Пытали... Смотрите...

- Василий Витальевич, это тот самый, кто на лодке приплыл. Его не
больше как часа полтора назад убили.

- Будьте здесь, караульте, ничего не трогать, никого не пускать, -
слышите, Тарашкин?

Через несколько минут Шельга говорил по телефону из клуба:

- Наряд на вокзалы... Проверять всех пассажиров. Наряды по всем гос-
тиницам. Проверить всех, кто возвратился между шестью и восемью утра.
Агента и собаку в мое распоряжение.

До прибытия собаки-ищейки Шельга приступил к тщательному осмотру да-
чи, начиная с чердака.

Повсюду валялся мусор, битое стекло, обрывки обоев, ржавые банки от
консервов. Окна затянуты паутиной, в углах - плесень, грибы. Дача, види-
мо, была заброшена еще с 1918 года. Обитаемыми оказались только кухня и
комната с железной кроватью. Нигде ни признака удобств, никаких остатков
еды, кроме найденной в кармане убитого французской булки и куска чайной
колбасы.

Здесь не жили, сюда приезжали делать что-то, что нужно было скрывать.
Таков был первый вывод, сделанный Шельгой в результате обыска. Обследо-
вание кухни показало, что здесь работали над какими-то химическими пре-
паратами. Исследуя кучки золы на плите под колпаком, где, очевидно, про-
изводились химические пробы, перелистав несколько брошюр с загнутыми
уголками страниц, он установил второе: убитый человек занимался все-
го-навсего обыкновенной пиротехникой.

Такое умозаключение поставило Шельгу в тупик. Он еще раз обыскал
платье убитого - нового ничего не обнаружил. Тогда он подошел к вопросу
с другой стороны.

Следы ног у окна показывали, что убийц было двое, что они проникли
через окно, неминуемо рискуя встретить сопротивление, так как человек на
даче не мог не услышать треска срываемой ставни.

Это означало, что убийцам нужно было во что бы то ни стало либо полу-
чить что-то чрезвычайно важное, либо умертвить человека на даче.

Далее: если предположить, что они хотели просто умертвить его, то,
во-первых, они могли это сделать проще, скажем, подкараулив его где-ни-
будь по пути на дачу, и, во-вторых, положение убитого на кровати показы-
вало, что его пытали, зарезан он был не сразу. Убийцам нужно было узнать
что-то от этого человека, чего он не хотел сказать.

Что они могли выпытывать у него? Деньги? Трудно предположить, чтобы
человек, отправляясь ночью на заброшенную дачу заниматься пиротехникой,
стал брать с собой большие деньги. Вернее - убийцы хотели узнать ка-
кую-то тайну, связанную с ночными занятиями убитого.

Таким образом, ход мыслей привел Шельгу к новому исследованию кухни.
Он отодвинул от стены ящики и обнаружил квадратный люк в подвал, который
часто устраивают на дачах прямо под полом кухни. Тарашкин зажег огарок и
лег на живот, освещая сырое подполье, куда Шельга осторожно спустился по
тронутой гнилью, скользкой лестнице.

- Идите-ка сюда со свечкой, - крикнул из темноты Шельга, - вот где у
него была настоящая-то лаборатория.

Подвал занимал площадь под всей дачей: у кирпичных стен стояло нес-
колько дощатых столов на козлах, баллоны с газом, небольшой мотор и ди-
намо, стеклянные ванны, в которых обычно производят электролиз, слесар-
ные инструменты и повсюду на столах - кучки пепла...

- Вот он чем тут занимался, - с некоторым недоумением сказал Шельга,
рассматривая прислоненные к стене подвала толстые деревянные бруски и
листы железа. И листы и бруски во многих местах были просверлены, иные
разрезаны пополам, места разрезов и отверстий казались обожженными и оп-
лавленными.

В дубовой доске, стоящей торчмя, отверстия эти были диаметром в деся-
тую долю миллиметра, будто от укола иголкой. Посредине доски выведено
большими буквами: "П. П. Гарин". Шельга перевернул доску, и на обратной
стороне оказались те же навыворот буквы: каким-то непонятным способом
трехдюймовая доска была прожжена этой надписью насквозь.

- Фу-ты, черт, - сказал Шельга, - нет, П. П. Гарин здесь не пиротех-
никой занимался.

- Василий Витальевич, а это что такое? - спросил Тарашкин, показывая
пирамидку дюйма в полтора высоты, около дюйма в основании, спрессованную
из какого-то серого вещества.

- Где вы нашли?

- Их там целый ящик.

Повертев, понюхав пирамидку, Шельга поставил ее на край стола, вотк-
нул сбоку в нее зажженную спичку и отошел в дальний угол подвала. Спичка
догорела, пирамидка вспыхнула ослепительным бело-голубоватым светом. Го-
рела пять минут с секундами без копоти, почти без запаха.

- Рекомендую в следующий раз таких опытов не производить, - сказал
Шельга, - пирамидка могла оказаться газовой свечкой. Тогда бы мы не ушли
из подвала. Очень хорошо, - что же мы узнали? Попробуем установить:
во-первых, убийство было не с целью мщения или грабежа. Во-вторых, уста-
новим фамилию убитого - П. П. Гарин. Вот пока и все. Вы хотите возра-
зить, Тарашкин, что, может быть, П. П. Гарин тот, кто уехал на лодке. Не
думаю. Фамилию на доске написал сам Гарин. Это психологически ясно. Если
бы я, скажем, изобрел какую-нибудь такую замечательную штуку, то уж на-
верно от восторга написал бы свою фамилию, но уж никак не вашу. Мы зна-
ем, что убитый работал в лаборатории; значит, он и есть изобретатель, то
есть - Гарин.

Шельга и Тарашкин вылезли из подвала и, закурив, сели на крылечке, на
солнцепеке, поджидая агента с собакой.

На главном почтамте в одно из окошек приема заграничных телеграмм
просунулась жирная красноватая рука и повисла с дрожащим телеграфным
бланком.

Телеграфист несколько секунд глядел на эту руку и наконец понял:
"Ага, пятого пальца нет - мизинца", и стал читать бланк.

"Варшава, Маршалковская, Семенову. Поручение выполнено наполовину,
инженер отбыл, документы получить не удалось, жду распоряжений. Стась".

Телеграфист подчеркнул красным - Варшава. Поднялся и, заслонив собой
окошечко, стал глядеть через решетку на подателя телеграммы. Это был
массивный, средних лет человек, с нездоровой, желтовато-серой кожей на-
дутого лица, с висячими, прикрывающими рот желтыми усами. Глаза спрятаны
под щелками опухших век. На бритой голове коричневый бархатный картуз.

- В чем дело? - спросил он грубо. - Принимайте телеграмму.

- Телеграмма шифрованная, - сказал телеграфист.

- То есть как - шифрованная? Что вы мне ерунду порете! Это коммерчес-
кая телеграмма, вы обязаны принять. Я покажу удостоверение, я состою при
польском консульстве, вы ответите за малейшую задержку.

Четырехпалый гражданин рассердился и тряс щеками, не говорил, а лаял,
- но рука его на прилавке окошечка продолжала тревожно дрожать.

- Видите ли, гражданин, - говорил ему телеграфист, - хотя вы уверяе-
те, будто ваша телеграмма коммерческая, а я уверяю, что - политическая,
шифрованная.

Телеграфист усмехался. Желтый господин, сердясь, повышал голос, а
между тем телеграмму его незаметно взяла барышня и отнесла к столу, где
Василий Витальевич Шельга просматривал всю подачу телеграмм этого дня.

Взглянув на бланк: "Варшава, Маршалковская", он вышел за перегородку
в зал, остановился позади сердитого отправителя и сделал знак телегра-
фисту. Тот, покрутив носом, прошелся насчет панской политики и сел пи-
сать квитанцию. Поляк тяжело сопел от злости, переминаясь, скрипел лаки-
рованными башмаками. Шельга внимательно глядел на его большие ноги. Ото-
шел к выходным дверям, кивнул дежурному агенту на поляка:

- Проследить.

Вчерашние поиски с ищейкой привели от дачи в березовом леску к реке