дает указания цыганам.
попятились к выходу, не забывая, однако, о почтительности.
длилось. Наконец Фике стряхнул оцепенение и заговорил:
как руа.
перевязанный бечевкой, и поставил его на стол. Затем отодрал от упаковочного
ящика оставшиеся доски и, кряхтя, выудил бумажный сверток, который тоже
положил на стол. Сверток был почти квадратным - три фута с каждой стороны,
шесть дюймов толщиной. Ромени поднял глаза.
быть, вы вообразили, что он способен перемещаться?
который положил рядом со свертком. Он начал развязывать бечевку на ящичке.
Тем временем Ромени раскрыл сверток, и взору его предстала шкатулка черного
дерева, инкрустированная слоновой костью. Поверхность шкатулки покрывали
древние иероглифы. Крышку придерживал кожаный ремешок, такой ветхий, что от
одного прикосновения рассыпался в прах. Ромени открыл шкатулку. Внутри
находился потемневший от времени серебряный ларец с такими же иероглифами.
Он откинул крышку ларца и увидел золотой ящичек филигранной работы;
поверхность засверкала в свете светильников. Фике открыл деревянный ящичек и
показал закупоренный стеклянный сосуд, бережно завернутый в бархатистую
ткань. Фиал содержал в себе унцию густой темной жидкости, в которой виднелся
осадок.
***
светильники. Он оглянулся - светильники горели все так же, но почти весь
свет ушел из шатра, и очертания предметов утратили четкость линий. Ромени
видел все, но как сквозь закопченное стекло. Он зябко поежился и поплотнее
запахнул пальто. И тепло ушло, безнадежно отметил он.
заставил себя посмотреть на книгу, которая покоилась в ящичке. Книгу,
вобравшую в себя и свет, и тепло. На древнем папирусе сияли иероглифы -
сияли не светом, но непроглядностью тьмы, которая высасывала из глаз его
душу. И значения иероглифов ясно и действенно отпечатывались в его мозгу,
словно они были созданы так, чтобы быть понятными любому, даже тому, кто не
может прочесть древнеегипетский манускрипт. Их начертал бог Тот - отец и дух
языка - в те далекие времена, когда мир был юным.
запечатлелись в его душе, как огненные знаки, как крещение кровью.
звук, казалось, ослабла. - Кровь нашего Мастера, - повторил он, обращаясь к
туманной фигуре, которая была Аменофисом Фике. - Помести это в сферу.
фиал, подносит его к отверстию и вынимает пробку. Темная жидкость забурлила,
поднялась и окрасила верхушку стеклянного шара. Луна уже должна взойти,
осознал внезапно Ромени. Капля упала на ладонь Фике, зашипела и обожгла
кожу.
направился к выходу. Ночной воздух показался теплым в сравнении с могильным
холодом шатра. Ромени начал отступать к берегу реки. Он по-прежнему двигался
ощупью, пошатываясь и подпрыгивая. Он в ужасе залег за пригорком ярдах в
пятидесяти вверх по течению и оглянулся на шатер.
вспомнил о Книге Тота и содрогнулся. На протяжении последних восемнадцати
веков если что-либо и давало возможность изменения привычного порядка вещей,
так только эта Книга. Ромени никогда ранее не видел ее, но знал, что когда
Сетнау-эм-Васт тысячи лет назад спустился в гробницу Птахнеферка в Мемфисе,
с тем чтобы вновь обрести Книгу, погребальную камеру заливало сияние,
исходившее от Книги.
сделать сегодня вечером... Ведь это было смертельно опасным еще тогда, в те
времена, когда магия не давалась таким трудом и не назначала столь высокую
цену. Ведь даже если четко выполнять все указания, результат все равно
остается непредсказуемым. Даже в те дни, думал он, никто, кроме
наихрабрейших и наиболее искушенных жрецов, не осмелился бы обратиться к
этому заклинанию и произнести "хекау" - слова, дающие власть и могущество.
Слова, которые Фике собирается произнести сегодня. Слова, являющиеся
заклинанием и приглашением к обладанию. Слова, обращенные к псоглавому богу
Анубису - или к тому, что от него осталось ныне, чем бы оно ни было. К
Анубису, который во времена могущества Египта владел подземным миром и
вратами из его мира в мир иной.
противоположный берег реки. Там простиралась череда холмов, поросших
вереском. Северный пейзаж, подумал он. Ночной ветер донес странный имбирный
запах.
назад Мастер призвал их - его и Аменофиса Фике. Мастер никогда не
путешествовал: его пугали неудобства. Он предпочитал пользоваться услугами
тайных посредников. Он поставил перед собой цель - очистить Египет от порчи,
как мусульманской, так и христианской. И у него были возможности сделать
это. Он обладал огромным могуществом и готов был использовать любой удобный
случай. Кроме того, Мастер хотел избавить страну от турецкого паши и
иностранных наемников и возродить великий Египет. Битва при Пирамидах четыре
года назад - тогда казалось, что это поражение. Но вышло так, что это был
первый реальный прорыв к осуществлению задуманного. Итак, французы в Египте.
Ромени прищурился, словно глядя в то далекое время, и вновь услышал треск
французских мушкетов, эхом отражавшийся от глади Нила в тот жаркий июльский
полдень. Услышал грохот барабанов перед кавалерийской атакой Мамелюка... С
наступлением ночи армии египетских правителей Ибрагима и Мурад-бея были
разбиты. Французы под предводительством молодого тогда генерала Наполеона
овладели страной.
пространство, эхом отдаваясь от речной глади. Вой длился и длился. Прошло,
должно быть, всего несколько коротких мгновений, но они показались доктору
Ромени вечностью. И когда звук наконец затих, он услышал, как цыгане
испуганно бормочут охраняющие заклинания. Из шатра не доносилось ни звука.
Ромени перевел дыхание и опять залег за пригорком. "Удачи тебе, Аменофис, -
подумал он. - Я хотел бы сказать сейчас: "Да пребудут с тобой наши боги", но
я не могу сказать этого. Пока. Ибо это и есть то, что ты делаешь".
всякой надежды на возрождение старого порядка в стране, И тогда их Мастер
использовал заклинания, которые управляют ветром и морскими течениями. И
тогда адмирал Нельсон выиграл сражение и уничтожил французский флот менее
чем через две недели после того, как французы заняли Египет. Но затем
оказалось, что французская оккупация - Египет все равно остался французским
- пошла на пользу планам Мастера. Французы укротили надменную власть
мамелюкских беев и в 1800 году выдворили душивших страну турецких наемников.
И генерал, который принял командование войсками в Каире, - это случилось,
когда Наполеон уже вернулся во Францию, - генерал Клебер не вмешивался в
политические интриги Мастера и не препятствовал его попыткам обратить
мусульманское и коптское население в истинную веру и возродить культ
Озириса, Изиды, Гора и Ра.
коровьей оспы делает для человеческого тела, - внесла инфекцию управляемую,
которую легко устранить, вместо смертельной, от которой может избавить
только смерть организма.
какого-то движения из Алеппо убили Клебера на улице Каира ударом кинжала.
Смятение и замешательство длилось несколько месяцев. Тем временем Британии
удалось собраться с силами, и в сентябре 1801 года незадачливый преемник
Клебера капитулировал в Каире и Александрии. Английские войска вступили в
страну и менее чем за неделю арестовали добрую дюжину посредников Мастера.
Новый британский губернатор нашел повод, чтобы закрыть храмы, посвященные
древним богам, - те самые храмы, которые Мастер воздвиг в окрестностях
города.
могущественными помощниками - Аменофисом Фике из Англии и доктором Романелли
из Турции. Мастер посвятил их в свой план. На первый взгляд могло
показаться, что это не более чем бредни выжившего из ума старика. Но Мастер
утверждал, что не видит иного способа стереть Британию с политической карты
мира и восстановить мощь Египта.
"ушабти" - четырех восковых фигур, заменявших ему слуг и собеседников.
Мастер, возлежа на своем необычном ложе, напоминавшем скорее выступ в стене,
начал речь с замечания о том, что христианство - безжалостно палящее солнце,
чьи лучи выпарили самую суть реальности и оставили лишь сухую оболочку
магии. Но ныне это солнце затмила пелена облаков сомнения, поднимающихся от
писаний людей, подобных Вольтеру, Дидро и Годвину.
впрочем, как и ко всему остальному, прервал Мастера, прямо спросив, каким