копья, зубов тигра, когтей льва-великана, либо вернет уламрам огонь, без
которого они слабы и беспомощны, как олень или сайга.
убийцы. Его коренастая фигура подчеркивала еще больше длину его рук и ширину
плеч; все его существо выражало необычайную силу, неутомимую и безжалостную.
Никто не знал ее пределов: он не применял ее ни против Фаума, ни против Му,
ни против Нао. Знали только, что сила его огромна. Он ни разу не испытывал
ее в мирной борьбе: но никто из тех, кто вставал на его пути, не мог устоять
против него. Он либо уродовал своих противников, либо уничтожал их,
присоединяя их черепа к своим трофеям. Он жил вдали от других уламров с
двумя своими братьями, такими же волосатыми, как и он, и несколькими женами,
которых держал в ужасном рабстве. Хотя уламры и сами не отличались мягкостью
характера, но жестокость сыновей Зубра страшила даже самых жестоких из них.
Сыновья Зубра возбуждали в уламрах смутное недовольство. Это недовольство
было первым проблеском сознания общности интересов перед лицом опасности.
грозном воине был по душе тем, кто не обладал ни сильными мускулами, ни
ловкостью.
Скрытая сила братьев ему казалась неуязвимой. Если один из них желал смерти
человека, значит, все трое хотели того же. Всякий, кто объявлял им войну,
должен был либо погибнуть сам, либо уничтожить их всех.
глухую стену их недоверия. Фаум был, пожалуй, и сам не менее жестоким и
недоверчивым, чем Аго и его братья, однако он обладал некоторыми качествами
вождя: снисходительностью к своим приверженцам, заботливостью об их нуждах и
редким мужеством.
будет вторым человеком в орде, в отсутствие вождя ему будут подчиняться все
воины.
лицо, он смотрел на нее алчно, с вожделением. В его круглых глазах сверкала
угроза.
погибнет.
раздорам.
разу не сталкивались даже на охоте. Речь Фаума породила в них ненависть.
пробиралась по саванне, задрожал всем телом, как только Фаум стал
расхваливать девушку. Его охватила внезапная страсть. Ему казалось, что он
уже давно стремится обладать этой девушкой. Но отныне у него не должно быть
соперников. Он почувствовал это всем своим существом.
рогатину. На вызов Аго появились его братья, молчаливые, угрюмые и страшные.
Они до странности походили на него, такие же рыжие, с пучками красноватой
щетины на лице, с глазами, сверкающими, как надкрылья жужелицы. Их ловкость
была не менее опасна, чем их сила.
воинов поднялся ропот. Даже те, кто осуждал Нао за мягкость к противнику, не
хотели его смерти, особенно после того, как погибло столько уламров. А кроме
того, ведь он обещал вернуть им огонь! Все знали, что он искусен в военных
хитростях, неутомим в борьбе, знает секрет, как поддерживать самое слабое
племя и заставить его возродиться из пепла. Многие верили в его успех.
хитростью, и уламры понимали пользу двойной попытки раздобыть огонь.
приготовились к бою.
отложил поединок. Гун Сухие Кости выразил неясные мысли толпы:
наводнение уничтожили много воинов: из четверых остался один. Всякий, кто
способен носить рогатину, топор и палицу, должен жить. Нао и Аго -
сильнейшие из мужчин, которые охотятся в лесу и в саванне; если один из них
умрет, уламры еще больше ослабеют. Дочь Болота будет принадлежать тому, кто
вернет нам огонь. Такова воля племени!
и общностью своих чувств, воскликнули:
вступать в пререкания. Уверенный в том, что опередит Нао, он твердо решил,
при случае, уничтожить соперника.
над землей и болотами нависал недвижимый, благоухающий, теплый воздух. Небо
дрожало, как озеро, на котором колыхались водоросли, кувшинки и бледные
камыши. Утренняя заря катила по небу свою пену; она расширялась, разливалась
желтыми лагунами, берилловыми лиманами, реками из розового перламутра.
их душ поднимается что-то величественное, что заставляет петь в траве
саванны и ивняках маленьких птичек.
члены; какое-то ночное животное уже изгрызло его лицо. Гун бормотал нараспев
неясные жалобы. Фаум велел бросить труп в воду.
готовились к походу. Волосатые братья вооружились палицами, топорами,
рогатиной и дротиками с нефритовым и кремневым наконечниками. Нао,
рассчитывавший больше на храбрость, чем на силу, выбрал себе двух молодых
воинов, ловких и быстрых в беге. Они были вооружены топорами, рогатинами и
дротиками. Нао добавил к этому дубовую обожженную палицу. Он предпочитал это
оружие всякому другому и пускал его в ход в борьбе с крупными хищниками.
путь. Если он пойдет к Большой реке, Нао повернет к болотам, к заходящему
солнцу... Если Аго пойдет к болоту, Нао повернет к Большой реке.
огонь; он может пойти утром к реке, вечером к болотам. Разве охотник,
преследуя кабана, знает, где он его убьет?
- но он не может одновременно идти и к заходящему солнцу, и к Большой реке.
Пусть он скажет, куда он пойдет!
тем, что не послушается вождя, а тем, что возбудит этим подозрения Нао.
Обратив на толпу свой волчий взгляд, он воскликнул:
пустился в путь вдоль болот.
своих глазах образ Гаммлы. Она стояла под ясенем позади вождя, Гуна и других
стариков. Нао приблизился к ней; она не шелохнулась, обернувшись лицом к
саванне. В ее волосах были вплетены цветы стрелолистника и ненюфары цвета
луны; казалось, будто от кожи ее излучается свет, более яркий, чем от речной
струи и от зеленого тела деревьев.
овладевает животными и растениями. Его сердце сильно забилось, он задыхался
от нежности и гнева; всякий, кто мог разъединить его с Гаммлой, казался ему
теперь столь же ненавистным, как сыновья Мамонта или пожиратели людей.
в животе гиены, - или принесет огонь уламрам. Он принесет Гаммле раковины,
зубы леопарда, голубые камни, рога зубров!
радость ребенка. Но Фаум прервал его с нетерпением:
травы качались, набегали друг на друга, как морские волны, саванна
колыхалась под легким ветерком, трескалась на солнце, излучала в воздух
бесчисленные ароматы. Она была грозна и обильна, монотонна в своей
необъятности и вместе с тем разнообразна. Среди моря злаков, островов дрока,
полуостровов вереска цвели зверобой, шалфей, лютики, сердечники. Местами
обнаженная земля жила медлительной жизнью камней, устоявших против натиска
растительности. Дальше снова тянулись поля, усеянные цветущими мальвами,
шиповником, васильками, красным клевером и кустарниками.
насекомые и пресмыкающиеся. Кой-где причудливые скалы поднимали над равниной
свой профиль мамонта. Антилопы, зайцы то появлялись, то исчезали в траве,
преследуемые волками и собаками. В воздухе скользили дрофы, куропатки,
парили журавли и вороны. Табуны лошадей и стада лосей пересекали зеленую
равнину, где медленно бродил серый медведь с повадками большой обезьяны и
носорога, более сильный, чем тигр, и столь же грозный, как лев-великан. Нао,
Нам и Гав расположились на ночлег у подножия кургана; они не прошли еще и