болтливости чиновников, более того, болтливости злона-меренной, то есть
разглашении какой-то государственной тайны. Кем, кому, о чем? На всю
коллегию пало подозрение.
и разглашение? Наиважнейшее, всех взволновавшее собы-тие в апреле, это поход
русской армии к Рейну на помощь союзни-кам, то есть австрийцам и англичанам.
Какая цель этого похода? Либо прижать хвост прусскому пирату, читай Фридриху
II, и пресечь войну -- сей Фридрих уже Силезию разорил, вошел в Саксонию,
по-сягнул на Дрезден! -- либо влить новые силы в европейские армии и разжечь
войну с новой силой, дабы опять-таки прижать хвост Фридриху И. Что же в этих
рассуждениях есть разглашение тайны, если сам Господь еще не знает, как
повернутся события?
вообще куда-то двинулись. Да об этом весь Петербург судачит в каждой
гостиной! Да и как не судачить, если любимой сплетней чуть ли не целых два
года были рассказы о том, как Бестужев наста-ивал подписать военный договор
с Австрией и как государыня от этого отказывалась. А уж сколько бумаг об
этом писано в Иностран-ной коллегии!
Мария-Терезия соперница в женской красоте, и всем памятно ее коварство,
когда посол австрийский Ботта вмешался в заговор против государыни. И если
кто и пустил тихонький слушок, что лопухинский заговор дутый (каков
смельчак!) и что Ботта не имеет к нему отношения, то это ложь, потому что
сама Мария-Терезия по-шла на уступки, сняв полномочия с негодного посла и
заключив его в крепость.
лежит наконец перед государыней, и она готова его подпи-сать, но в тот
момент, когда она поднесла перо к бумаге, на это перо, пачкая крылышки в
чернилах, села оса. Естественно, государыня с криком и самыми дурными
предчувствиями откинула перо вон, под-писание договора отложилось еще на
полгода.
бьет кулаком по столу: "Разболтался народ! Все языком ла-ла-ла... Да при
Анне Иоанновне, царство ей небесное, за такие-то речи!.." Сейчас, конечно,
мягкие времена, но ведь и народ не глуп, он всегда каким-то нюхом, кончиком,
третьим зрением знает, о чем можно болтать, а о чем нельзя... при
свидетелях.
искал..." Замечательно, если кому-то понадобился. Как прият-но разогнуть
спину! Можно было бы сказать: "А что меня искать? Вот он я..." -- и с новым
рвением приняться за работу, но Никита предпочел немедленно предстать пред
очами Набокова.
четвертой экспедиции первого департамента. В первом кабинете о Набокове
сегодня слыхом не слыхали, во втором "он был только что, но куда-то вышел".
Наконец Никите указали на комнатенку пе-реводчика, куда Набоков должен был
непременно заявиться в ближайшее время.
бумагами, пачками, и словарями. В забранное решеткой, давно не мытое окно
заглянуло апрельское солнце. По словарю путешест-вовала ожившая от весеннего
тепла муха. Удивительно, что лакомого находят эти жужжащие твари в
Иностранной коллегии? Муха до-стигла края словаря и беспомощно свалилась на
украшенную длин-ной витиеватой подписью бумагу, затрепетала крылышками,
пытаясь перевернуться.
провонявшее табаком царство. Окно, видно, уже открывали. Шпингалет был
поломан, и оконную ручку плотно приторочили ве-ревкой к косо вбитому гвоздю.
Он размотал веревку. В этот момент какой-то болван, перепутав комнаты или
просто из любопытства, от-крыл дверь. Он ее тут же захлопнул, но этого
оказалось достаточно, чтобы оконная рама рванулась из рук Никиты, а сквозняк
разметал по комнате все бумаги. Чертыхаясь, он набросил веревку на гвоздь и
бросился собирать бумаги- Последней он поднял с пола ту самую, украшенную
длинной подписью: "Остаюсь ваша любящая дочь, их императорское величество,
великая княгиня Екатерина".
аккуратненькие буковки! Никита посмотрел в начало бумаги. Это бы-ло письмо к
герцогу Ангальт-Цербстскому. "Милостивые государи родитель мой и
родительница! Здравствуйте с дорогими моими братьями и прочими
родственниками! Объявляю вам, что сама я и царственный супруг мой Петр
Федорович по воле Божьей обретаемся в добром здравии..."
нерешительности. Несколько вопросов сразу, теснясь и оттого сбивая со
смысла, вертелись в голове. Первый, а может, и не первый, но главный --
отчего великая княгиня пишет письмо в Германию по-русски? И с какой стати,
скажите на милость, царственное письмо объявилось в Иностранной коллегии --
ошибки в нем, что ли, выправ-ляют? Понимая, что читать чужие письма дурно, и
оттого кляня себя за неуемное любопытство, Никита опять потянулся к письму
взгля-дом. В коридоре послышались шаги. Никита успел прочитать одну фразу:
"Государыня велела говеть"--и быстро отошел к окну. В комнату вошел Набоков.
обрадовался, что его переводят в паспортный подотдел, все-таки живая работа,
но сейчас ему более всего хотелось остаться одному, подумать...
государства Российского и въездные для иностранных...
княгиней, пусть косвенной, через письмо, но ведь можно представить, как
макала она перо в чернильницу, как проверяла, нет ли волоска на кончике, как
писала потом, склонив голову набок.
Их судьбы попадут в более профессиональные руки.
работа. К делу приступить немедля.
окрашенные в неопределенный цвет стены, те же преклонного возраста столы --
поизносились в канцелярских потугах, те же раз-говоры, и в то же время все
было другим, потому что новое назна-чение так мистически совпало с чтением
письма знатнейшей дамы. "Государыня велела говеть..." О, милая, милая...
Вспоминать о ней тяжкий грех, но ведь вспоминается. Перед глазами стоит
зимняя до-
все, и на лес хлопьями посыплется снег. Красота вокруг такая, что хочется
плакать и молиться.
Екатерина, но есть еще одно имя, сейчас наверняка забытое окружающими ее
царедворцами -- Фике, Так звали худенькую де-вочку в заячьих мехах. Она
очень спешила в Россию, что не мешало ей мило переглядываться и кокетничать
со случайным попутчи-ком -- геттингенским студентом.
Ханса Леонарда Гольденберга, дворянина, представлен-ного прусскому послу.
Дворянин прибыл в Россию по делам купече-ским, а именно: для купли пеньки и
парусины.
характер, а то, что имеет отношение к сюжету, умещается в конце ее в четырех
абзацах. Дать краткую историческую справку о событиях, предшествовавших
нашему повествованию, автора по-нуждает быть может излишняя
добросовестность, а скорее наивная вера, что это интересно.
опустить эту главу, помня, что, встретив в тексте незнакомые имена, он
должен вернуться на несколько страниц назад и найти тре-буемые пояснения.
жизни XVIII века. Эти справки замедляют развитие сюжета, но они дают
возможность автору перевести дух, а также объяснить себе самой внутреннюю
логику мыслей и поступков своих персонажей.
политики был вопрос о престолонаследии. Виной тому было то, что государь наш
Петр Великий (или Петр Безумный, как по сию пору называют его в
мусульманском мире) имел соправителя, и хоть брат его Иван был от природы
"скорбен головою" и умер в тридцатилетнем возрасте, потомство его по русским
законам облада-ло такими же правами на престол, как и дети самого
преобразова-теля.
с конкурирующей великокняжеской ветвью. Будь сын его Алексей способен
продолжить дело, начатое отцом, старая тради-ция престолонаследия была бы
продолжена: от отца к старшему сы-ну, то есть по прямой нисходящей линии. Но
Алексей был отцу врагом. Чем кончилась их распря, известно каждому, и только
о способе убийства несчастного царевича спорят до сих пор историки.
он не мог позволить себе передать трон русский в случай-ные руки. Поэтому и
появился указ, по которому наследник назна-чался самим правителем.
соблюдении этого указа и понимая всю его значимость, так и не успел при