комнату выкурить трубку, поджидая, когда приведут ему лошадь. Лошадь
осталась в деревушке, так как в старом "Бенбоу" не было конюшни.
одетый доктор в белоснежном парике, черноглазый, прекрасно воспитанный,
поразил меня своим несходством с деревенскими увальнями, посещавшими наш
трактир. Особенно резко отличался он от нашего вороньего пугала, грязного,
мрачного, грузного пирата, который надрызгался рому и сидел, навалившись
локтями на стол.
который стоит наверху, в комнате капитана.
с одноногим моряком. Но мало-помалу мы так привыкли к этой песне, что
перестали обращать на нее внимание. В этот вечер она была новостью только
для доктора Ливси и, как я заметил, не произвела на него приятного
впечатления. Он сердито поглядел на капитана, перед тем как возобновить
разговор со старым садовником Тейлором о новом способе лечения ревматизма.
А между тем капитан, разгоряченный своим собственным пением, ударил
кулаком по столу. Это означало, что он требует тишины.
добродушную и громкую речь, попыхивая трубочкой после каждого слова.
Капитан пронзительно взглянул на него, потом снова ударил кулаком по
столу, потом взглянул еще более пронзительно и вдруг заорал, сопровождая
свои слова непристойною бранью:
не перестанете пьянствовать, вы скоро избавите мир от одного из самых
гнусных мерзавцев!
открыл свой матросский складной нож и стал грозить доктору, что пригвоздит
его к стене.
оборачиваясь, через плечо, тем же голосом - может быть, только немного
громче, чтобы все могли слышать. Спокойно и твердо он произнес:
честью, что вы будете болтаться на виселице после первой же сессии нашего
разъездного суда.
спрятал свой нож и опустился на стул, ворча, как побитый пес.
что в моем округе находится подобная особа, я буду иметь над вами самый
строгий надзор днем и ночью. Я не только доктор, я и судья. И если до меня
дойдет хоть одна самая малейшая жалоба - хотя бы только на то, что вы
нагрубили кому-нибудь... вот как сейчас, - я приму решительные меры, чтобы
вас забрали и выгнали отсюда. Больше я ничего не скажу.
вечер был тих и смирен и оставался таким еще много вечеров подряд.
мы избавились наконец от капитана. Но, избавившись от него самого, мы не
избавились, как вы сами увидите, от его хлопотных дел.
И с самого начала стало ясно, что мой бедный отец едва ли увидит весну. С
каждым днем ему становилось хуже. Хозяйничать в трактире пришлось мне и
моей матери. У нас было дела по горло, и мы уделяли очень мало внимания
нашему неприятному постояльцу.
рябь ласково лизала прибрежные камни. Солнце еще не успело подняться и
только тронуло своими лучами вершины холмов и морскую даль. Капитан
проснулся раньше обыкновенного и направился к морю. Под широкими полами
его истрепанного синего кафтана колыхался кортик. Под мышкой у него была
подзорная труба. Шляпу он сдвинул на затылок. Я помню, что изо рта у него
вылетал пар и клубился в воздухе, как дым. Я слышал, как злобно он
фыркнул, скрываясь за большим утесом, - вероятно, все еще не мог позабыть
о своем столкновении с доктором Ливси.
капитана. Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошел человек, которого
прежде я никогда не видел.
двух пальцев. Ничего воинственного не было в нем, хотя у него на поясе
висел кортик. Я всегда следил в оба за каждым моряком, будь он на одной
ноге или на двух, и помню, что этот человек очень меня озадачил. На моряка
он был мало похож, и все же я почувствовал, что он моряк.
комнаты, чтобы исполнить его приказание, но он сел за стол и снова
подозвал меня к себе. Я остановился с салфеткой в руке.
ухмыляясь.
одного нашего постояльца, которого мы зовем капитаном.
называть капитаном. Это дела не меняет. У него шрам на щеке и очень
приятное обхождение, особливо когда напьется. Вот он каков, мой штурман
Билли! У вашего капитана тоже шрам на щеке. И как раз на правой. Значит,
все в порядке, не правда ли? Итак, я хотел бы знать: обретается ли он
здесь, в этом доме, мой товарищ Билли?
что он, верно, скоро вернется.
основания думать, что капитан будет не слишком-то рад встрече с ним. Но я
тут же сказал себе, что это меня не касается. И, кроме того, трудно было
предпринять что-нибудь при таких обстоятельствах. Незнакомец стоял у самой
входной двери трактира и следил за углом дома, словно кот, подстерегающий
мышь. Я хотел было выйти во двор, но он тотчас же окликнул меня. Я не
сразу ему повиновался, и его бледное лицо вдруг исказилось таким гневом, и
он разразился такими ругательствами, что я в страхе отскочил назад. Но
едва я вернулся, он стал разговаривать со мною по-прежнему, не то льстиво,
не то насмешливо, потрепал меня по плечу, сказал мне, что я славный
мальчишка и что он сразу меня полюбил.
воды. Он - гордость моего родительского сердца. Но для мальчиков главное -
послушание. Да, сынок, послушание. Вот если бы ты поплавал с Билли, тебя
не пришлось бы окликать два раза. Билли никогда не повторял приказаний, да
и другие, что с ним плавали... А вот и он, мой штурман Билли, с подзорной
трубой под мышкой, благослови его бог! Давай-ка пойдем опять в зал,
спрячемся за дверью, сынок, и устроим Билли сюрприз, обрадуем Билли,
благослови его бог!
себя за спиной. Мы оба были заслонены открытой дверью. Мне было и
неприятно, и чуть-чуть страшновато, как вы можете себе представить,
особенно когда я заметил, что незнакомец и сам трусит. Он высвободил
рукоятку своего кортика, чуть-чуть вытащил его из ножен и все время делал
такие движения, как будто глотает какой-то кусок, застрявший у него в
горле.
сторонам, направился прямо к столу, где его поджидал завтрак.
твердость и смелость.
бы сошел с его лица, даже нос его сделался синим. У него был вид человека,
который повстречался с привидением, или с дьяволом, или с чем-нибудь
похуже, если такое бывает. И, признаюсь вам, мне стало жалко его - таким
он сразу сделался старым и дряблым.
старого корабельного товарища, Билли? - сказал незнакомец.
Пес пришел проведать своего старого корабельного друга, своего Билли,
живущего в трактире "Адмирал Бенбоу". Ах, Билли, Билли! Сколько воды
утекло с тех пор, как я лишился двух своих когтей! - воскликнул он, подняв
Флинт Эрик
Роллинс Джеймс
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Бажанов Олег
Роллинс Джеймс