жив, то расскажу ее вам до конца.
вспоминаю о Наде, слезы подступают к омертвелой роговой оболочке, которая
скрывает солнечный свет от моих старых глаз!
что я старый колдун Цвите. Так и люди думают уже много лет, но и это не мое
настоящее имя. Мало кто знал его. Я хранил его затаенным в сердце; потому
что, хотя я и живу теперь под защитой законов белого царя, а великая
королева считается верховным вождем моего племени, но если бы кто узнал мое
настоящее имя, то и теперь ассегай мог бы найти дорогу к этому сердцу!
посмотрите на мою правую руку. Вы видите ее, а я не вижу, потому что слеп,
но я помню ее такою, какою она была когда-то. Ага!
двух царей.
Мопо! Ага! Я чувствую, что вы вздрогнули, вздрогнули так, как дрогнул отряд
Пчел, когда Мопо выступил перед ними, и с ассегая в его руках кровь царя
Чеки медленно капала на землю.
Динганом и Умланганом, но рана, лишившая его жизни, была нанесена моей
рукой. Не будь меня, никогда бы его не убили. Я убил его сообща с принцами,
но только Динган, я и еще один человек убивали его!
груди каменной колдуньи, которая сидит там, на вершине, в ожидании конца
мира. И я был на горе Привидений. В то время ноги мои двигались быстро, а
жажда мести не давала мне покоя.
Ха! Ха! Ха! Зачем я вам, в сущности, все это говорю? Что это имеет общего с
любовью Умслопогаса и Нады, по прозванию Лилия? А вот сейчас скажу вам. Я
заколол Чеку из мести за мою сестру Балеку -- мать Умслопогаса, и за то, что
он умертвил моих жен и детей. Я и Умслопогас убили Дингана за Наду -- мою
дочь!
многим. Когда импи дико выкрикивали их, идя на приступ, я чувствовал, как
горы содрогались, я видел, как вода трепетала в своем русле. Где они теперь?
Их нет, но белые люди записывают имена их в книги. Я -- Мопо -- открыл врата
вечности носителям этих имен. Они вошли в них и больше не вернулись. Я
обрезал нити, привязывавшие их к земле, и, они сорвались. Ха! Ха! Они
сорвались! Может быть, и теперь падают, а может быть, ползают по своим
опустевшим жилищам в образе змей. Я хотел бы узнать этих змей, чтобы
раздавить их под своим каблуком.
Чеки -- того царя, что убит мною за Балеку. А там далеко, в стране зулусов,
есть расщелина в горе Привидений. У подножия этой трещины лежат кости
Дингана, царя, убитого за Наду. Падать было высоко, а он был тяжелый, кости
его рассыпались на мелкие куски.
кровавое дело. О, как я хохотал! Потом и пришел сюда умирать. Все это было
давно, а я еще не умер, несмотря на то, что желаю умереть и пройти скорее по
тому пути, где прошла моя Нада. Может быть, я для того и жив еще, чтобы
рассказать вам эту историю, отец мой, а вы передадите ее белым людям, если
пожелаете.
стар. Если бы царь Чека был жив, он был бы одних лет со мной. Никого не
осталось в живых из тех, кого я знал мальчиками. Я так стар, что мне следует
торопиться. Трава вянет, настает зима. Да, пока я говорю, зима окутывает
холодом мое сердце. Что же! Я готов уснуть в этом холоде, и кто знает, быть
может, снова проснусь среди благоухающей весны.
Лангени. Племя наше было небольшое, впоследствии все те, кто способен был
сражаться, составили лишь один отряд в войске царя Чеки -- их набралось
всего-то, может быть, от двух до трех тысяч -- но зато все наперечет были
храбрецы. Теперь все они умерли, и жены их, и дети, да и все племя больше не
существует. Оно исчезло, подобно тому, как исчезает луна каждого месяца.
теперь буры, которых мы звали Анабооны. Отец мой, Македама, был вождем этого
племени, и его крааль расположен был на склоне холма. Я не был, однако,
сыном его старшей жены.
достигал локтя взрослого человека, я сошел с матерью в долину, где находился
загон для скота: нам хотелось посмотреть наше стадо. Мать моя очень любила
своих коров; между ними была одна, с белой мордой, она, как собака, ходила
следом за нею. Мать моя несла на спине маленькую сестру мою Балеку. Балека
была в то время еще маленькой. Мы шли по долине, пока не встретили пастухов,
загонявших скот. Мать подозвала корову с белой мордой и кормила ее из рук
листьями мучного дерева, которые захватила с собой. Пастухи погнали скот
дальше, а корова с белой мордой осталась около моей матери. Мать сказала
пастухам, что приведет ее сама, когда вернется домой. Она села на траву,
держа на руках Балеку, я играл около нее, корова паслась около нас. Вдруг мы
увидели женщину, идущую по долине по направлению к нам.
привязан узел, завернутый в циновку. Она вела за руку мальчика
приблизительно моих лет, но выше ростом и на вид сильнее меня. Мы ждали
довольно долго, пока женщина дошла до нас и в изнеможении опустилась на
землю.
племени.
женщина. -- Я иду издалека!
ответила незнакомка.
что была война. Сенцангакона убил нескольких наших воинов и захватил много
скота, а потому, когда моя мать услышала слова Унанды, она гневно вскочила
на ноги.
пса! -- воскликнула она. -- Убирайся прочь, не то я позову работниц и
прикажу выгнать тебя отсюда кнутами!
свою гневную речь, тотчас подняла голову и тихо сказала:
же вы откажете дать мне и моему мальчику кружку молока? -- она вынула из
своего узла кружку и протянула ее нам.
может быть, вы дадите нам кружку воды? Мы уже давно не встречали источника!
нахмурился. Это был очень красивый мальчик, с большими черными глазами, но
когда он хмурил брови, глаза его темнели, как темнеет небо перед грозою.
как и там, внизу! -- И он кивнул головой по направлению той стороны, где
жило племя зулусов. -- Пойдем в Дингисвайо, там племя Умтетва защитит вас!
тобой так устали, что, пожалуй, и не дойдем!
Мне было жалко и женщину, и мальчика. Оба казались такими утомленными. Ни
говоря ни слова моей матери, я схватил ковш и побежал к источнику. Через
несколько минут я вернулся с водой. Мать моя очень рассердилась и хотела
поймать меня, но я быстро промчался мимо нее и подал ковш мальчику. Тогда
мать решила больше не мешать мне, но все время словами старалась уязвить
женщину. Она говорила, что муж ее причинил зло нашему племени и что сердце
подсказывает ей, что он причинит еще большее зло. Так говорит ей ее Элозий*.
Ах, отец мой, Элозий ее был прав! Если бы женщина Унанда и ее сын умерли тут
же, на лугу, в этот день, поля и сады моего племени не обратились бы в голые
степи и кости моих единомышленников не валялись бы в большом овраге, там,
около крааля Сетивайо.
наблюдал за происходившим. Сестренка Балека громко плакала.
сам выпил две трети, и я думаю, он выпил бы и все, если бы жажда его не была
утолена. Затем он подал остаток воды матери, и она выпила ее. Тогда, взяв
ковш из ее рук, мальчик выступил на несколько шагов вперед, держа ковш в
одной руке, а в другой короткую палку.
Сенцангаконы, и мое племя зовут Амузулусы. Я тебе скажу еще что-то. Теперь я
маленький мальчик, и мое племя -- маленькое племя, но придет время, когда я