укалывая род; так, указывая отдельного человека, укажут понятное, указывая,
что он человек, нежели указывая, что он живое существо; первое более
свойственно для отдельного человека, второе более общи; и, указывая
отдельное дерево, мы укажем понятнее, указывая, что оно дерево, нежели
указывая, что оно растение. Далее, сущностями называются прежде всего
первые сущности, потому что для всего остального они подлежащие и все
остальное сказывается о них или находится в них. И так же как первые
сущности относятся ко всему остальному, так и вид относится к роду, а
именно: вид есть подлежащее для рода, ведь роды сказываются о видах, виды
же не сказываются о родах. Значит, еще и по этой причине вид есть в большей
мере сущность, чем род. Что касается самих видов, то, поскольку они не
роды, один вид но в большей мере сущность, чем другой: [твое определение]
нисколько не будет более подходящим, если ты для отдельного человека
укажешь "человек", чем если для отдельной лошади укажешь "лошадь". Точно
так же одна первая сущность не в большей мере сущность, чем другая. Ведь
отдельный человек есть сущность нисколько не в большей мере, чем отдельный
бык.
виды и роды называются до вторыми сущностями: из всего, что сказывается,
только они выявляют первую сущность. В самом деле, если кто-нибудь станет
объяснять, что такое отдельный человек, то он подходящим образом объяснит
его, указывая его вид или род, притом он сделает это понятнее, указывая,
что он человек, нежели что он живое существо. Какое-либо другое указание
будет неподобающим, например если указывать, что он бледен или бежит или
что бы то ни было подобное. Потому вполне естественно, что из всего другого
[помимо первых сущностей] только роды и виды называются сущностями. Далее,
первые сущности, ввиду того что они подлежащие для всего другого,
называются сущностями в самом основном смысле. И как первые сущности
относятся ко всему другому, так же ко всему остальному относятся виды и
роды первых сущностей: ведь о них сказывается все остальное. В самом деле,
отдельного человека можешь назвать умеющим читать и писать; значит, так
можешь назвать и человека и живое существо. И таким же образом обстоит дело
и во всех других случаях.
первая сущность не находится в подлежащем и не говорится о подлежащем. Что
касается вторых сущностей, то из следующего очевидно, что они не находятся
в подлежащем; ведь о подлежащем - об отдельном человеке говорится как о
человеке, но "человек" не находится в подлежащем, ибо "человек" не
находится в отдельном человеке. Точно так же о подлежащем - об отдельном
человеке говорится как о живом существе, но "живое существо" не находится в
отдельном человеке. И далее, если нечто находится в подлежащем, то ничто не
мешает, чтобы его имя иногда сказывалось о подлежащем, но определение не
может сказываться о нем. Что же касается вторых сущностей, то о подлежащем
сказываются и их определение, и их имя: ведь определение человека применимо
к отдельному человеку и определение живого существа - точно так же. Поэтому
сущность не принадлежит к тому, что находится в подлежащем. Это, однако, не
есть особенность сущности, ведь и видовое отличие принадлежит к тому, что
не находится в подлежащем. В самом деле, о подлежащем - о человеке
говорится как о живущем на суше и как о двуногом, но они не находятся в
подлежащем: "двуногое" или "живущее на суше" не находится в человеке.
Равным образом и определение видового отличия сказывается обо всем, к чему
применимо [само] видовое отличие; например, если "живущее на суше" говорят
применительно к человеку, то и определение "живущего на суше" может
сказываться о нем, ведь человек есть то, что живет на суше.
подлежащих, чтобы нам не пришлось когда-нибудь утверждать, что эти части не
сущности: ведь о том, что находится в подлежащем, было сказано, что оно
находится в нем не так, как части содержатся в каком-нибудь [целом].
говорится соименно. Все [составленные] из них сказуемые сказываются или о
единичном, или о видах. Первая сущность не составляет никакого сказуемого:
ведь она не сказывается ни о каком подлежащем. Что же касается вторых
сущностей, то вид сказывается о единичном, а род - и о виде, и о единичном.
Точно так же и видовые отличия сказываются и о видах, и о единичном. Далее,
первые сущности принимают понятие вида и рода, а вид - понятии рода. Ибо
все, что говорится о сказуемом, может быть применено и к подлежащему. Таким
же образом и виды и единичное принимают понятие видового отличия.
Соименными же были у нас названы те предметы, у которых и имя общее, и
понятие одно и то же. Поэтому все [составленное] из сущностей и из видовых
отличий говорится соименно.
первых сущностей, то бесспорно и истинно, что каждая из них означает
определенное нечто. То, что она выражает, есть нечто единичное и одно по
числу. Что же касается вторых сущностей, то из-за формы наименования
кажется, будто они в равной степени означают определенное нечто, когда,
например, говорят о "человеке" или о "живом существе"; однако это не верно.
Скорее они означают о некоторое качество, ведь в отличие от первых
сущностей подлежащее здесь не нечто одно: о многих говорится, что они люди
и живые существа. Однако вторые сущности означают не просто какое-то
качество, как, [например], белое: ведь белое не означает ничего другого,
кроме качества. Вид же и род определяют качество сущности: ведь они
указывают, какова та или иная сущность. Род при этом определяет нечто
большее, чем вид: тот, кто говорит "живое существо", охватывает нечто
большее, чем тот, кто говорит "человек".
что могло бы быть as противоположно первой сущности, например отдельному
человеку или отдельному живому существу? Ничто им не противоположно. Равным
образом нет ничего противоположного и человеку или живому существу. Однако
это не особенность сущности; это встречается и у многого другого, например
у количественного. Ведь длине в два локтя или в три локтя нет ничего
противоположного, так же и десяти и [вообще] никакому количеству, разве
только если сказать, что "многое" противоположно "малочисленному" или
"большое" - "малому". Во всяком случае ни одному из определенных количеств
ничего не противоположно.
хочу сказать, что одна сущность не может быть сущностью в большей или в
меньшей мере, чем другая (выше уже было сказано, что это так), а хочу
сказать, что о каждой сущности, как таковой, не говорится как о сущности в
большой или в меньшей степени. Так, например, если эта вот сущность есть
человек, то не будет человеком в большей и в меньшей мере ни сам он по
отношению к себе, ни один по отношению к другому. Ведь один человек не в
большей мере человек, чем другой, не так, как одно белое в большей и в
меньшей степени бело, чем другое, и не так, как одно красивое называется
более красивым или менее красивым, чем другое. [В подобных случаях] и об
одном и том же можно сказать, что оно по отношению к себе бывает [в разное
время] таковым в большей и в меньшей степени; например, тело, будучи белым,
в настоящее время называется белым в большей степени, чем прежде, или
будучи теплым - в большей и в меньшой степени теплым. Сущность же никак не
называется сущностью в большей или в меньшей мере.
чем прежде. И точно так же - ничто другое из того, что есть сущность. Таким
образом, сущность не допускает большей и меньшей степени. Главная
особенность сущности - это, надо полагать, то, что, будучи тождественной и
одной по числу, она способна принимать противоположности, между тем об
остальном, что не есть сущность, сказать такое нельзя, [т. е.] что, будучи
одним по числу, оно способно принимать противоположности; так, один и
тождественный по числу цвет не может быть белый и черным; равным образом
одно и то же действие, одно по числу, не может быть плохим и хорошим. Точно
так же у всего другого, что не есть сущность.
противоположности; так, отдельный человек, будучи единым и одним и тем же,
иногда бывает бледным, иногда смуглым, а также теплым и холодным, плохим и
хорошим. У всего другого этого, по-видимому, нет, разве что кто-нибудь
возразит и скажет, что речь и мнение способны принимать противоположности.
Ведь одна и та же речь кажется истинной и ложной; например, если истинна
речь: "он сидит", то, когда он встанет, эта же речь будет ложной. То же
самое и в отношении мнения: если правильно полагают, что такой-то человек
сидит, то, когда он встанет, будет уже неправильно придерживаться этого
мнения о нем. Однако если и согласиться с этим, то все же имеется различие
в способе, [каким здесь и там принимаются противоположности]. В самом деле,
сущности принимают противоположности, меняясь сами. Ведь, став холодной из
теплой, сущность претерпела изменение (ибо она стала иной), и так же - став
из бледного смуглым и из плохого хорошим. Точно так же и во всех остальных
случаях сущность принимает противоположности, подвергаясь изменению; речь
же и мнение, будучи сами во всех отношениях неподвижными, остаются
совершенно без изменений, но из-за перемены обстоятельств для них
получается противоположное; в самом деле, речь, [например], "он сидит",
остается все той же, но в зависимости от происшедшей перемены обстоятельств
она называется то истинной, то ложной. То же можно сказать и о мнении. Так
что быть способной принимать противоположности в силу собственной перемены
- это особенность сущности, по крайней мере по способу, [каким она их
принимает]. Если, таким образом, кто-нибудь согласился бы с тем, что речь и
мнение также способны принимать противоположности, то это было бы неверно.
противоположности не потому, что они сами принимают что-то, а потому, что в
чем-то другом переменилось состояние: в зависимости от того, происходит ли
это или нет, и речь называется истинной или ложной, а не из-за того, что
она сама способна принимать противоположности; ведь вообще ни речь, ни
мнение нисколько и ничем не приводятся в движение. Поэтому, ввиду того что
в них не происходит никакой перемены, они не способны принимать
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Акунин Борис
Посняков Андрей
Белогорский Евгений
Перумов Ник