доставить никаких данных для решения. Когда начинаешь с обоснованной, хотя
и незаконченной, мысли, доставшейся нам от другого, то при дальнейшем
размышлении можно надеяться пойти дальше того проницательного мужа,
которому мы обязаны первой искрой этого света.
виде, и скоро нашел, что понятие связи причины и действия далеко не
единственное, посредством которого рассудок мыслит себе a priori связи
между вещами, и что, собственно говоря, вся метафизика состоит из таких
понятий. Я постарался удостовериться и их число, и, когда это мне удалось,
и притом тля, как я хотел;, а именно исходя из одного принципа, я приступил
к дедукции этих понятий, относительно которых я теперь убедился, что они не
выведены из опыта, как этого опасался Юм, а возникли из чистого рассудка.
Эта дедукция, которая моему проницательному предшественнику казалась
невозможной и которая, кроме него, никому даже в голову не могла прийти,
хотя всякий смело пользовался этими понятиями, не спрашивая, на чем
основывается их объективная значимость,- эта дедукция, говорю я, была самым
трудным изо всего, что когда-либо могло быть предпринято для метафизики, и,
что хуже всего, сама метафизика, как бы многообразна она ни была, не могла
мне .при этом оказать ни малейшей помощи, потому что только эта дедукция и
должна была решить вопрос о возможности метафизики. Так как мне удалось
разрешить юмовскую проблему не только в одном частном случае, но и
относительно всей способности чистого разума, то я и мог теперь идти
твердыми, хотя все еще медленными, шагами, дабы наконец полностью и исходя
из общих принципов определить всю сферу чистого разума в его границах, а
также в его содержании; а это было именно то, в чем нуждалась метафизика
для возведения своей системы по верному плану. Но я опасаюсь, что с
разрешением юмовской проблемы в самой широкой ее постановке (а именно в
"Критике чистого разума") может случиться то же, что случилось с самой
проблемой, когда она впервые была поставлена. О моей "Критике чистого
разума" будут неправильно судить, потому что не поймут ее, а не поймут ее
потому, что книгу, правда, перелистают, но не захотят ее продумать; и не
захотят тратить на это усилия потому, что книга суха, темна, противоречит
всем привычным понятиям и притом слишком обширна. к Откровенно говоря, мне
странно от философа слышать сетования на недостаточную популярность,
занимательность и легкость, когда дело идет о существовании настоль
прославленного и необходимого для человечества дознания, которое может быть
осуществлено не иначе как по строжайшим школьным правилам; со временем
придет и популярность, но быть с самого начала она никак не может. Что
касается некоторой неясности, проистекающей отчасти от обширности плана,
при которой нельзя хорошенько обозреть главные пункты исследования,- то в
этом отношении жалобы справедливы, и их-то я намерен удовлетворить этими
пролегоменами.
всей его сфере и границах, всегда остается основанием, к которому
пролегомены относятся как предварительное упражнение; ведь критика чистого
разума должна уже существовать как наука в виде системы и завершенной
вплоть до своих мельчайших частей, прежде чем можно будет допустить мысль о
появлении метафизики или даже отдаленную надежду на нее.
связи и прилаживая к ним под новыми названиями одеяние системы собственного
излюбленного покроя; и большинство читателей заранее не ожидает ничего
иного и от моей критики. Но эти пролегомены приведут их к пониманию того,
что критика чистого разума есть совершенно новая наука, которой прежде ни у
кого и в мыслях не было, что даже самая идея ее была неизвестна и что из
всего данного до сих пор она не могла использовать ничего, кроме разве
намека, заключающегося в сомнениях Юма; но и Юм не подозревал, что возможна
подобная настоящая наука: он лишь сумел для безопасности посадить свой
корабль на мель скептицизма, где этот корабль мог бы остаться и сгнить,
тогда как у меня дело идет о том, чтобы дать этому кораблю кормчего,
который на основе верных принципов кораблевождения, почерпнутых из познания
земного шара, снабженный самой подробной морской картой и компасом, мог бы
уверенно привести корабль к цели.
единственной в своем роде, подходят с предвзятым мнением, будто можно
судить о ней с помощью своих уже прежде приобретенных мнимых познаний, в
реальности которых именно и нужно прежде всего усомниться,- приводит к
тому, что из-за сходства терминов видят повсюду лишь то, что уже прежде
было известно; все должно казаться крайне извращенным, бессмысленным и
нелепым, потому что за основание берутся не мысли автора, а всего лишь
собственный образ мыслей, сделавшийся от долгой привычки второй натурой. Но
обширность сочинения, зависящая от самой науки, а не от изложения,
неизбежная при этом сухость и школьная пунктуальность суть свойства хотя
весьма полезные для самого дела, но для книги во всяком случае невыгодные.
привлекательно, как Давид Юм, или столь основательно и притом столь изящно,
как Моисей Мендельсон, однако я мог бы (по крайней мере льщу себя этой
надеждой) придать популярность своему изложению, если бы дело шло у меня
только о том, чтобы набросать план и предоставить его исполнение другим, и
если бы я не болел душой за науку, столь долго меня занимавшую; ведь в
сущности нужно было много упорства и даже немало самоотвержения, чтобы
приманке немедленного благосклонного приема предпочесть расчет на хотя и
позднее, но прочное одобрение.
занятие, посредством которого принимают важный вид творческого гения,
требуя того, чего сами не могут исполнить, порицая то, что не умеют
исправить, и предлагая то, что сами не знают, где найти; хотя, правда, для
дельного плана общей критики разума нужно уже больше, чем думают, если не
сделать из него, как обычно, простой декламации благих намерений. Но чистый
разум есть такая обособленная в внутри себя самой столь связная сфера, что
нельзя тронуть ни одной ее части, не коснувшись всех прочих, и нельзя
ничего достигнуть, не определив сначала для каждой части ее места и ее
влияния на другие; действительно, так как нет ничего вне чистого разума,
что бы могло изнутри исправлять наше суждение, то значимость и применение
каждой части зависят от того отношения, в котором она находится к прочим
частям в самом разуме; и как в строении органического тела, так и тут
назначение каждого отдельного члена может быть выведено только из полного
понятия целого. Поэтому о такой критике можно сказать, что она никогда не
достоверна, если не завершена полностью и до малейших элементов чистого
разума, и что относительно сферы этой способности нужно определять и решать
или все, или ничего.
непонятен, недостоверен и бесполезен, то тем полезнее, напротив, он будет,
если последует за этой критикой. В самом деле, он дает возможность обозреть
все в целом, проверить в отдельности главные пункты этой науки и изложить
их лучше, чем при первой разработке сочинения.
был построен по аналитическому методу, тогда как самый труд должен был быть
написан непременно по синтетическому способу, для того чтобы наука
представила все свои сочленения как организацию совершенно особой
познавательной способности в ее естественной связи. Кто считает неясным и
этот план, предваряющий в качестве пролегоменов всякую будущую метафизику,
тот пусть подумает о том, что вовсе нет необходимости каждому заниматься
метафизикой, что бывают таланты, которые весьма успевают в основательных и
даже глубоких науках, более близких к созерцанию, но которым не удаются
исследования посредством чисто отвлеченных понятий, и что в таком случае
следует посвящать свои дарования другим предметам; но кто хочет судить о
метафизике или сам составить метафизическую систему, тот непременно должен
удовлетворить требованиям, изложенным в этой книге,- пусть он примет мое
решение или же основательно его опровергнет и заменит его другим, потому
что просто отклонить его он не может. И наконец, пресловутая неясность
(жалобами на которую обычно прикрывают свою собственную леность или
тупоумие) имеет и свою пользу, так как все, кто относительно прочих наук
хранят осторожное молчание, в вопросах метафизики говорят мастерски и дают
смелые решения, потому что их невежество не отличается здесь явно от
познаний других, но отличается от тех настоящих критических принципов, о
которых можно сказать:
Когда желают представить какое-нибудь познание как науку, прежде всего
необходимо иметь возможность в точности определить то характерное, что
отличает его от всякого другого познания и что, следовательно, составляет
его особенность; в противном случае границы всех наук сольются и ни одну из
них нельзя будет основательно трактовать исходя из ее природы.
отличительных чертах, в чем бы они ни состояли: в различии ли объекта, или
источников познания, или вида познания, или же в различии некоторых, если
не всех, этих моментов вместе.
самой сути его понятия они не могут быть эмпирическими. Следовательно,
принципы этого познания (к которым принадлежат не только основоположения
метафизики, но и ее основные понятия) никогда не должны быть взяты из
опыта, так как оно должно быть познанием не физическим, а метафизическим,
т. е. лежащим за пределами опыта. Таким образом, в основе его не будет
лежать ни внешний опыт, служащий источником физики в собственном смысле, ни
внутренний опыт, составляющий основание эмпирической психологии. Оно есть,
следовательно, априорное познание, или познание из чистого рассудка и
Андреев Николай
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Орлов Алекс