своеобразие европейской культуры: ее динамизм, специфическую, гибкую систему
интеллектуальных и духовных ценностей и понятий, ее способность к
проектированию и регулированию социальных процессов. Целеполагание
предметной мыслительной деятельности в Европе шло сразу как бы по нескольким
направлениям, в нескольких измерениях. Если в Индии оно шло преимущественно
на основе психологических смысловых различительных знаков, в Китае -
социально-упорядочивающих, то в странах Европы - на основе и тех, и других,
и третьих, которые можно назвать научно-порождающими. А поскольку к тому же
напряженность экзистенциальной ситуации разрешилась здесь в свое время по
направляющей, а не круговой, внеисторической схеме, то это и позволяет,
очевидно, более легко психологически изобретать европейцу во имя "спасения"
разные предметы мысли, касается ли это сферы науки, искусства, философии и
т.д. То есть более широко и свободно ориентироваться в
социально-историческом пространстве и времени.
примере жизни и творчества Платона, Декарта, Канта, Маркса и других
европейских мыслителей, а также на основе обращения к текстам Евангелия и их
философского анализа. А есть и иная, фактически выходящая за рамки философии
и имеющая отношение уже к ее социальной функции, социальной форме.
повторять в своих работах, что следование этой традиции неизбежно
предполагает не только знание того, что становление гражданского общества и
появление философии - вещи взаимосвязанные, но и реализацию этого знания.
Кроме того, философия является, по определению, свободным занятием и лишь в
этом своем качестве становится созидательной силой, помогая
совершенствованию людей. В истории Нового времени он выделяет особо две
фигуры - Декарта и Канта, - считая, что каждый из них внес свой вклад именно
в такое понимание традиции. При этом в Декарте он видит прямого наследника
античной философии (утратившей некогда характер "откровения"), с ее
интересом к природе бытия и познания, а в Канте - великого продолжателя этой
же линии в философии, но взявшего уже на себя труд обоснования вообще всякой
человеческой претензии на то, чтобы что-то познавать, морально судить и
т.д., и тем самым сделавшего фактически эту традицию необратимой.
Характеризуя основания их философии, в своей статье "Сознание и цивилизация"
он пишет ("Природа", 1988, № 11): в жизни всегда "случается некоторое
простейшее и непосредственно очевидное бытие - "я есть". Оно, подвергая все
остальное сомнению, не только обнаруживает определенную зависимость всего
происходящего в мире (в том числе в знании) от собственных действий
человека, но и является исходным пунктом абсолютной достоверности и
очевидности для любого мыслимого знания". В этом смысле человек, замечает
философ, как раз и способен сказать "я мыслю, я существую, я могу". Если же
этот принцип "не реализуется или каждый раз не устанавливается заново, то
все неизбежно заполняется нигилизмом, который можно коротко определить как
принцип "только не я могу" (могут все остальные - другие люди, Бог,
обстоятельства, естественные необходимости и т.д.). Т.е... принцип cogito
утверждает, что возможность способна реализоваться только мной при условии
моего собственного труда и духовного усилия к своему освобождению и
развитию..." (с. 110)
Канта. "В устройстве мира, - пишет он далее, - есть особые
"интеллигибельные" (умопостигаемые) объекты (измерения), являющиеся в то же
время непосредственно, опытно констатируемыми, хотя и далее неразложимыми
образами целостностей, как бы замыслами или проектами развития. Сила этого
принципа в том, что он указывает на условия, при которых конечное в
пространстве и времени существо... может осмысленно (курс. мой. - Ю.С.)
совершать акты познания, морального действия, оценки, получать
удовлетворение от поиска и т.п.".
объектам, как жизнь и сознание, поскольку они наиболее часто фигурируют в
текстах М.К.Мамардашвили, когда он говорит или рассуждает о возможностях
осмысленного понимания.
живо. Уже на уровне нашей интуиции, подчеркивает М.К.Мамардашвили, мы знаем,
что не все живо, что кажется живым, хотя бы потому, что мы кому-то
подражаем, говорим чужими словами, повторяем чужие мысли и т.д. То есть в
жизни подчас очень трудно отличить то, что мы переживаем или испытываем
сами, от того, что испытывают другие. Хотя словесная оболочка нашего чувства
одна и та же, в ней может и не присутствовать наше личное жизненное
переживание. Более того, как было сказано в самом начале, практически каждое
наше жизненное состояние неизбежно дублируется и на уровне уже слова, жеста,
поступка умирает.
мире, не после того, как мы умираем, а оно участвует в самой нашей жизни,
является ее частью. Как говорил Гераклит, жизнь есть смерть, а смерть есть
жизнь. Они взаимопереплетены. В нашей душевной жизни всегда присутствуют
некие мертвые отходы или мертвые продукты самой жизни. И часто они могут
занимать все ее пространство, не оставляя места для проявления
непосредственного живого чувства, живой мысли или поступка. Это едва ли не
основной, доминирующий мотив и нерв всей философии М.К.Мамардашвили,
связанной с его настойчивым и страстным поиском "гражданства неизвестной
родины", то есть жизни.
живого - это воспроизведение себе подобного, и будет несомненно прав,
поскольку его интересует научная сторона проблемы. Философ же ответит, что
жизнь есть усилие во времени. Что нужно совершать постоянное духовное
усилие, чтобы оставаться живым, и также будет прав, ибо отождествление жизни
с духовным, сознательным принципом, являющимся продуктом рефлексии, лежит в
самой основе философского акта. Чувство жизни равносильно фактически чувству
бесконечности (неопределенности), и лишь духовное усилие - в момент
"встречи" такого чувства или переживания с мыслью - претворяет
неопределенность в некую гармонию, способную облагораживать человека, его
поведение, психику, социальные отношения и т.д.
именно такой гармонии в новой европейской культуре, не случайно получившее
название рациональности (от лат. ratio - "пропорция", "мера"). Это как бы
пример или образец символа схождения конечного и бесконечного в нашей жизни,
соразмерного человеку в том смысле, что это возможно. Если такое схождение
грамотное (неважно, случается ли это в сфере философии, науки, религии или
искусства), то оно обязательно воспроизведет тот же символ (красоты, веры,
закона, мысли), который существовал и раньше. Это как бы заложено в самой
природе сознательного опыта человека, к которому обращен философ в своих
занятиях.
конструированию догматических познавательных схем мирового развития,
предполагающих к тому же радикальное изменение общественных форм
человеческого существования. Напротив, ее интерес был направлен скорее на
объяснение, расшифровку происходящих изменений с целью обретения человеком
устойчивости в меняющемся мире, что имеет сегодня, безусловно, и свое
историческое оправдание перед лицом последствий от внедрения в общественное
производство всей той суммы научно-технических и социальных изобретений и
открытий, которые были сделаны в последние два столетия.
сравнительно недавно были так или иначе связаны с задачей социального
освобождения человека и овладения силами природы (и именно это вызвало к
жизни деятельный тип личности, реализовавшей себя в научно-техническом и
социальном творчестве), то сегодня эти усилия подчинены задаче нового
самоопределения, поиску новой гармонии, но теперь уже в условиях
порожденного им и противостоящего ему мира. Отсюда - растущий и все более
глубокий интерес современного философа и специалиста к гуманитарным и
метафизическим аспектам жизнедеятельности человека, выражением чего является
в том числе и творчество М.К.Мамардашвили.
подготовлено более десяти книг (часть из которых пока не издана, другие
готовятся к печати), посвященных истории философии и философским проблемам
сознания1. В них раскрывается своеобразие и уникальность философии в
человеческой жизни, ее место в культуре, подчеркивается непреходящее
значение, которое она продолжает сохранять и в наше время в качестве
фундаментального средства познания и освоения мира.
"Кантианские вариации", обращаясь соответственно к Платону, Декарту и Канту,
М.К.Мамардашвили показывает, что у философии есть свой собственный язык и
сфера деятельности, связанные прежде всего с выявлением познавательных
возможностей человека, которые он сводит к "первоэлементам мысли" и считает,
что последние добываются философом всякий раз заново в процессе работы с
самой же мыслью. Философия, по его мнению, есть мысль мысли, или сознание
возможности большего сознания.
последний тезис, он подчеркивает, что сам язык разрешил некогда вопрос о
со-знании, соединив в этом слове значения двух слов: "состояние" и "знание".
То есть, хотя любое новое знание появляется в виде локализуемого объекта, на
уровне предметного выражения, однако само его появление, связанное с
определенным духовным состоянием человека, всегда остается тайной, которую и
стремится раскрыть философ, создавая для этого специальный язык и аппарат
анализа. Две указанные книги являются самостоятельным, оригинальным вкладом
М.К.Мамардашвили в разработку этой сложной и важной проблемы.
точка зрения находит в его книгах: "Символ и культура", "Трактат о
развивающемся знании" и "Психологическая топология пути". Центральная идея
этих работ - выявление онтологических оснований возможного "примирения"
традиционного и нетрадиционного подходов к познанию мира и человека.