раздавил. Приказом по роте объявил о бракосочетании, перечислил свидетелей.
Винкель от себя добавил нужное.
уверенный в том, что доберется до своих, написал длиннющее письмо жене и
детям (2 и 4 года), вручив его Рикке. - Сам понимаешь...- твердо посмотрел
он в глаза командира роты.
совсем юная физиономия девчонки к изъявлению чувств, да и блажь вся эта
канитель, смычка, так сказать, тыла и фронта, вполне объяснимая после
Сталинграда и тем более сейчас. Написал - о себе, кто таков, где его мать и
что после победы, а может быть, и раньше, они, то есть Рудольф и Трудель,
создадут настоящую семью, в чем он уверен. Связной запихнул письмо в сумку,
обнялись на прощание. Рудольф дал ему двух знавших все болотные причуды
солдат, и те проводили его до русских окопов на западе, - вот уж
действительно: мы в кольце и вы в кольце.
пробирался он сюда. Завтра - 20 апреля, и доставленные им батареи к
приемнику перенесут роту в Берлин на торжественное заседание по случаю Дня
рождения Вождя, укрепят веру в конечную победу.
русских, поэтому охранение усилили, сквозь эфирные трески слушали речь
министра пропаганды, потом еще каких-то важных ораторов. Рикке и Винкель,
сидевшие у приемника, негромко гадали, в Шпортпаласте заседают или где еще;
самый знающий, Траут, проверял посты. В небесах воцарилось вдруг затишье, и,
растолкав все помехи, кто-то заговорил - медоточиво и нараспев.
Скромный германский труженик.
2
Брокдорф - легким семенящим шагом воспитанницы Союза немецких девушек, что
отразилось в готической скорописи ее послания, и человек из свиты Вождя -
салонной скользящей походкой, чем-то схожей с певучей радиоречью. Только
письмо в залапанном почтовиками конверте и только сквозь тучи и грозы
прорвавшийся голос - но и того было достаточно, чтобы офицер Рикке, пастор
Винкель и, вероятно, сама невинная гимназистка Гертруда Брокдорф стали
соучастниками убийства Фридриха Вислени, как, впрочем, многие, многие люди,
среди которых был и майор Виктор Скарута, и Петр Иванович Мормосов, в десяти
метрах от Фридриха Вислени когда-то пивший чай в "Кайзерхофе", и некто,
называвший себя капитаном Клеммом.
разбогатевшего голодного изобретателя. Ни одной минуты не растратил он на
развлечения, денно и нощно собирал себя из книг, картин, общений, лекций и
путешествий и слепил он себя таким, каким его никто уже не помнит, потому
что всегда отступал в тень, когда рядом восходило светило или зажигалась
ослепляющая всех, кроме него, звезда. Он все сделал, чтобы стать незаметным
и не попасть в летописи бурной эпохи. Мангеймом была его родина, но родители
учиться послали его в Вену - так воспитатели, уберегая прыщавого юнца от
грязных уличных девок, приводят его в публичный дом с хорошей репутацией. В
Вене и познакомился Фридрих Вислени с девятнадцатилетним дикарем по имени
Адольф Гитлер, и не то что подружился с ним (все-таки на пять лет старше
будущего Вождя), но во всех спорах соглашался с вдохновенным верхоглядом,
ибо понял:
в Вагнере. Совал ему мелочишку на трамвай (Адольф уже катился вниз, к
ночлежкам), сам мог бы сидеть в ложе, но предпочитал соседствовать с другом
на стоячих местах в театре. Из Вены перебрался в Мюнхен, подзабыв Адольфа,
спустя же пять лет - неожиданная встреча с неудачником. В начале века
столица Баварии стала центром духовной культуры, городом искусств, где
творил Рихард Штраус и где в оперных залах звучала лучшая музыка Европы, но
где и безумствовала богема, создавшая авангардистские журналы и стиль
модерн. Кроме университета еще и Баварская академия наук, придававшая
веселому и красивому городу очарование никогда не забываемого прошлого, о
котором ничего не хотел знать двадцатичетырехлетний Адольф, всюду
оскорбляемый и унижаемый. Год еще длилось это приятельство. А потом оба
воевали, уже позднее бесстыжие перья пытались приписать Фридриху спасение
истекающего кровью Вождя, но Вислени не только не подтвердил эту легенду, но
пожаловался старому другу на корыстные измышления глупцов, и тот пригласил
его в "Кайзерхоф", сочувственно выслушал. Перья мгновенно притупились, и
больше никто уже не осмеливался напоминать некогда нищему Вождю о
благодеяниях нувориша, которому сам Адольф разрешит потом ариизировать
временно бесхозное имущество. Фридрих Вислени вполне удовлетворился
переданными ему акциями еврейских фирм; предметами искусства, стоившими в
десять раз больше, пренебрегал, в объяснение чего подводил гостей к
единственной картине (акварель, неповторимая манера Адольфа Гитлера) и
говорил: "С меня и этого достаточно...", после чего задергивал шторкою
шедевр. Много раз предлагалось ему занять важный пост, сам Вождь настаивал,
но Вислени кротко отказывался: "На службе я упрям, как осел, и могу
возразить вам, когда ошибусь..." Но - в свите, но - на лацкане - золотой
значок настоящего давнего членства, но - допущен к секретам государства.
Как-то Гитлер, напуская на себя слезливое негодование, возмутился: "Ты
обязан быть среди тех, кого я называю карающим мечом партии!" - и разрешал
ему с тех пор язвительными замечаниями охлаждать пыл старых борцов. Однажды
после совещания, на котором, естественно, Вождь не молчал, Вислени собрал
тех, кто спешил на самолет, чтоб на Украине и в Остлянде немедленно
приступить к поголовному уничтожению неполноценной расы. Сухие длинные
пальцы попорхали над коробочкой леденцов, выбрали дынеобразный избавитель от
пагубной страсти к курению, отправили в рот. По-детски чистые глаза оглядели
мужиковатых властителей славян, остановились на Вильгельме Кубе. "Я
поздравляю вас, Вилли, с выполнением грандиозной задачи, в пределах
Белорутении нет отныне ни одного еврея... Поздравляю! Однако представленный
вами план сведения до минимума еще живых славян не продуман, боюсь, и вообще
трудно осуществим. Уничтожить пять миллионов белорусов - не такая уж
сложность, вы располагаете восемнадцатью дивизиями, включая сюда команды
спецназначения, полевую жандармерию и объединения добровольцев. Однако: что
вы намерены делать с трупами? Где складировать их? Как - хоронить или
сжигать? А скот? А кто пахать будет? Сеять? Убирать урожай и отправлять его
в Германию? Бороться с эпидемией и эпизоотией?.. Вы втянете себя в акцию,
которой конца не будет, которая вынудит вас обратиться в Берлин за помощью,
и я
нравоучительной беседе карандаш Фридриха Вислени метался над бумагой, деля и
множа, вычитая и складывая, и суммарный итог усмирял тех, кто уже засучил
рукава... Не называя имени Вождя, Вислени как-то обронил о сподвижниках
старого друга: "Да все они мечтатели, как в Кремле!" Вникал он порою в
мелочи, линейкой вымеряя высоту букв нагрудного знака восточных рабочих,
которых все чаще видели на улицах германских городов: 3,9 сантиметра или
3,7? А потом наставлял: восточный рабочий должен обладать некоторой
свободой, ибо свободный труд производителен, да и пора, господа, отметить,
что технической смекалкой тот социальный слой, который в большевистской
пропаганде именуется рабочим классом, ничуть не уступает немцам...
негодующе вскидывал брови, читая о засадах, подрывах и поджогах. Имел
приватную, но с чрезвычайно важными последствиями, беседу с министром
пропаганды. Настаивал: надо выкинуть словечко "партизаны" из официальной
лексики и впредь именовать всех поджигателей и подрывателей "бандитами",
иначе кое-кому вспомнятся 1813 год и отряды пруссаков, нападавших на
отступающую армию оккупанта Наполеона и называвших себя "партизанами".
Бандиты, только бандиты!
возможном покушении на Фридриха Вислени - нет, не слухи, поскольку они
предполагают слово, уловленное ухом и переданное дальше; возникла
невысказанная уверенность, основанная именно на невысказанности, в том, что
Вислени кому-то очень неудобен и участь его предрешена, отстранение его от
всех государственных дел неминуемо, но, поскольку никаких постов он не
занимает, отставка исключается. Предполагали: раз идет война, то на войне
все бывает - и подрыв на мине, и выстрел, и смерть при бомбежке.
призвавшая на трон выходцев из Германии, ничтожеств, мстящих Родине. Не будь
вселенского страха перед революцией - Адольф никогда не выбрался бы из
ночлежки.
3
убийц Фридриха Вислени, - этот Виктор Скарута служил в военной разведке и
обезвреживал вражескую агентуру - до того, по возможности, как
госбезопасность сама выявит ее. Кто такой Вислени - он знал, но никак не
связывал работу свою с жизнью лучшего друга Вождя. Но подумал о нем в Праге,
после покушения на Гейдриха. Выглядело оно, это покушение, сценой из
Шиллера: глава всей государственной службы безопасности, он же протектор
Богемии и Моравии, ехал, рядом с шофером сидючи, без охраны, встречен был
тремя велосипедистами, которые вели себя как артисты на пробах; раненый и
разъяренный Гейдрих выскочил из машины и погнался за бомбометателем, - тут
уж привлеченный к расследованию майор Скарута о Шиллере забыл, а, будучи по
отцу русским, вспомнил о народовольцах и каретах, в которых езживали особы
царской фамилии. Гейдрих с простреленной селезенкой потому еще метров десять
бежал, пока не рухнул, что наверняка знал: немец на немца руку не поднимет,
а разной там славянской швали бояться не надо. Русские же губернаторы и