сейчас пишу.
x x x
когда по моей милости из миссис Ричард Фербенкс-младшей она превратилась в -
жуть какая! - миссис Рабо Карабекян.
теннисными кортами, плавательным бассейном, да еще каретный сарай, да
картофельный амбар, да триста ярдов собственного пляжа на Атлантическом
побережье.
одного в честь моего лучшего друга, покойного Терри Китчена, а другого - в
честь художника, которому мы с Терри больше всего завидовали, Анри Матисса,
могли приезжать сюда со своими семьями. У Терри уже два сына. У Анри дочь.
x x x
была неуемной. Не считая слуг, жило нас в доме всего-то двое, но вот сумела
она наполнить этот громоздкий викторианский ковчег любовью, и радостью, и
уютом, своими руками созданным. Хотя всю жизнь она была уж никак не из
бедных, а ведь возилась на кухне вместе с кухаркой, в саду с садовником,
сама всю провизию закупала, кормила птичек, животных, которых мы держали, да
еще диким кроликам, белочкам и енотам от нее перепадало.
жили неделями - в основном ее друзья и родственники. Я уже говорил, как
обстояли и обстоят дела с моими немногочисленными кровными родственниками,
моими потомками, которые порвали со мной. А что до искусственных, которые в
армии появились, так многие из них погибли в том небольшом сражении, когда я
сам лишился глаза и попал в плен. Тех, кто уцелел, я с тех пор не видел и
про них ничего не слышал. Может, не так они меня и любили, как я их полюбил.
уж мало кто в живых остался: кого старость прикончила, кто сам себя -
причины разные. Немногие оставшиеся, как и мои кровные родственники, больше
со мной не разговаривают.
x x x
стало очень уж мрачно. И я нанял других и плачу им кучу денег за то, что они
терпят меня и всю эту мрачность. Пока была жива Эдит, жив был и дом, и
садовник тут жил, и две горничные, и кухарка. А теперь живет только кухарка,
причем, как я уже говорил, другая, и занимает вдвоем с пятнадцатилетней
дочерью весь четвертый этаж крыла, отведенного для прислуги. Она в разводе,
родом из Ист-Хемптона, на вид лет около сорока. Ее дочь Селеста на меня не
работает, просто живет в моем доме, ест мою еду и развлекает своих шумных и
жутко невоспитанных приятелей на моих теннисных кортах, в моем плавательном
бассейне и на принадлежащем мне пляже.
давно забытой войны, давно в маразме, и доживаю ту малость, что мне
осталось, на правах музейного сторожа. Ну, и нечего обижаться. Этот особняк
не только мой дом, здесь хранится самая значительная частная коллекция
живописи абстрактного экспрессионизма. А поскольку я уж десятки лет ничего
полезного не делаю, кто я в самом деле, если не служитель в музее? И, как
положено служителям, жалованье за это получающим, приходится мне в меру
своего понимания отвечать на вопрос, который, по-разному формулируя,
непременно задают все посетители: "Что этими картинами выразить-то хотели?"
x x x
принадлежали мне задолго до женитьбы на Эдит. И стоят они по крайней мере не
меньше, чем вся недвижимость, плюс акции и облигации, включая четвертую
часть доходов профессиональной футбольной команды "Цинциннати Бенгалс", -
чем все, что мне оставила Эдит. Так что не думайте, будто я эдакий
американский охотник за состоянием.
коллекционером!
2
друзья были ее друзьями, не моими. Художники чурались меня, так как мои
картины вызывали только насмешки, которых заслуживали, и обыватели, поглядев
на них, принимались рассуждать, что художники, мол, по большей части дураки
или шарлатаны. Ладно, я привык к одиночеству, что поделаешь.
депрессии, когда жил в Нью-Йорке. Когда в 1956 году первая жена с двумя
сыновьями покинули меня, тогда я уже поставил крест на своих занятиях
живописью, я и сам стал искать одиночества, а его обрести не трудно. Восемь
лет жил я отшельником.
x x x
Шлезингер, такой же старикан, и тоже покалеченный на второй мировой. Ночует
он совсем один в доме по соседству с моим прежним домом в Спрингсе.
Наверно, он и сейчас где-то здесь, наблюдает за игрой в теннис, или, сидя на
берегу, глядит на море, а то, может, играет с кухаркой в карты, или,
спрятавшись от всех, книжку читает вон там, за картофельным амбаром, куда
никто и не забредет.
заниматься живописью. Хоть бы чтонибудь набросал в блокноте, лежащем внизу у
телефона, и то нет. Правда, несколько недель назад поймал я себя как раз за
этим занятием, так вы что думаете? - нарочно карандаш сломал, разломил его
надвое, точно вырвал жало у ядовитого змееныша, который собрался меня
куснуть, и швырнул обломки в мусорную корзину.
x x x
перехватит что-нибудь, заглянув в мой холодильник, из бутылки с соком
потянет, в общем, основной его кормилец - я. Много раз за ужином я говорил
ему:
и переезжай сюда, а? Здесь же уйма места! Я уже не женюсь и подруги не
заведу, да и ты вряд ли. Бог ты мой! Кому мы нужны? Парочка выпотрошенных
игуан! Переезжай! Я не буду тебе мешать, и ты мне тоже. Что может быть
разумнее?
изобразительном искусстве, теперь пробую силы в литературе. Но, как истинное
дитя Великой депрессии, я не рискую, крепко держусь за свое место служителя
музея.
круто? Cherchez la femme!
поселилась энергичная, уверенная в себе, чувственная и весьма еще молодая
особа!
дела, надо обязательно заниматься хоть чем-нибудь. Чем угодно. Если ничего
лучше в голову не приходит, почему бы мне не написать автобиографию?
за двадцать лет супружества так ни разу и не подумала, чем бы занять меня. В
армии я встречал полковников и генералов, похожих на эту женщину, так
внезапно вошедшую в мою жизнь, но они ведь были мужчины, и притом на войне.
она отсюда не денется, пока ей самой не захочется, а у меня прямо поджилки
со страху трясутся, как ее увижу.
x x x
собственный дом, такой же огромный и пустой, как мой. Эйб, муж ее, умер
полгода назад от инсульта. Ей сорок три года, и она облюбовала мой дом,
чтобы спокойно поработать - она пишет биографию мужа.
старше миссис Берман и стал такой урод, что меня разве собака полюбит. Я и
правда похож на выпотрошенную игуану, да еще и одноглазую притом. Что есть,
то есть.
пляж, не подозревая, что он частный. Обо мне она никогда не слышала, потому
что терпеть не может современную живопись. В Хемптоне она не знала ни души и
остановилась в местной гостинице "Мейдстоун", это милях в полутора отсюда.
Прогуливалась по берегу и вторглась в мои владения.