господствовала угловатость; большая площадка из розового гранита напролом
врубалась в террасу и лес, образуя как бы подмостки высотой в четыре фута.
Сверху площадку припорошило землей, и она поросла жесткой травой и
молоденькими пальмами. Пальмам не хватало земли, чтобы как следует
вытянуться, и, достигнув футов двадцати роста, они валились и сохли,
крест-накрест перекрывая площадку стволами, на которых очень удобно было
сидеть. Пока не рухнувшие пальмы распластали зеленую кровлю, с исподу всю в
мечущемся плетеве отраженных водяных бликов. Ральф подтянулся и влез на
площадку, в прохладу и сумрак, сощурил один глаз и решил, что тени у него на
плече в самом деле зеленые. Он прошел к краю площадки над морем и заглянул в
воду. Она была ясная до самого дна и вся расцвела тропическими водорослями и
кораллами. Сверкающим выводком туда-сюда носились рыбешки. У Ральфа
вырвалось вслух на басовых струнах восторга:
ли то был или отбушевавшая уже у него на глазах буря - отгородили часть
лагуны песчаной косой, так что получилась глубокая длинная заводь, запертая
с дальнего конца отвесной стеной розового гранита. Ральф, уже наученный
опытом, не решался по внешнему виду судить о глубине бухты и готовился к
разочарованью. Но остров не обманул, и немыслимая бухта, которую, конечно,
мог накрыть только самый высокий прилив, была с одного бока до того
глубокая, что даже темно-зеленая. Ральф тщательно обследовал ярдов тридцать
и только потом нырнул. Вода оказалась теплее тела, он плавал как будто в
огромной ванне.
разглядывал зеленое и белое тело Ральфа.
одним пальцем.
бухты маячил, как горный кряж. Он зажал нос, перевернулся на спину, и по
самому лицу заплясали золотые осколки света. Хрюша с решительным видом стал
стягивать шорты. Вот он уже стоял голый, белый и толстый. На цыпочках
спустился по песку и сел по шею в воде, гордо улыбаясь Ральфу.
воздух. Потом поднял подбородок и заговорил.
ранга. Как только его отпустят, он приедет сюда и нас спасет. А твой отец
кто?
сладкого ел! Сколько влезет. А твой папа нас когда спасет?
Единственный звук, пробивавшийся к ним сквозь жару раннего часа, был
тяжелый, тягучий гул осаждавших риф бурунов.
миража, его окутывал сон.
отодвинулся в дальнюю даль.
Все погибли.
что мы тут. И папаша твой не знает, никто.
непереносимым сверканьем.
собрал раскиданные вещи. Снова надеть серую рубашечку оказалось до
странности приятно. Потом он поднялся в уголок площадки и сел на удобном
стволе в зеленой тени. Прибрел и Хрюша, таща почти все свои пожитки под
мышкой. Осторожно сел на поваленный ствол возле небольшого утеса против
лагуны; и на нем запрыгали путаные блики.
вникая в прорицания Хрюши, он размечтался сладко.
Иногда он задувал на площадку, и тогда пальмы перешептывались, и свет стекал
кляксами им на кожу, а по тени порхал на блестящих крылышках.
было зеленое, снизу светлое от блеска воды. Солнечное пятно застряло в
волосах.
раз, но не до конца рисовавшееся воображению место. Рот у Ральфа расплылся в
восхищенной улыбке, а Хрюша отнес эту улыбку на свой счет, как знак
признанья, и радостно захохотал.
среди лохматых водорослей.
ее рог. Задудит в рог - и сразу мама к нему выбегает. Они жуть как дорого
стоят.
равно уже вздулась из-за него комом и почти не держала его. Ральф выдернул
росток и стал шарить по воде, и от него в разные стороны порхнули пестрые
рыбки. Хрюша весь подался вперед.
прекрасной игрушкой; но манящие видения все еще заслоняли от него Хрюшу,
которому среди них уж никак не могло быть места. Росток выгнулся и загнал
раковину в водоросли. Ральф, используя одну руку как опору рычага, другой
рукой нажимал на деревцо, так что мокрая раковина поднялась и Хрюше удалось
ее выловить.
какая это прелесть. Хрюша тараторил:
тьму-тьмущую денег надо выложить... он у них в саду на заборе висел, а у
моей тети...
была сочного кремового цвета, кое-где чуть тронутого розоватым. От кончика с
узкой дырочкой к разинутым розовым губам легкой спиралью вились восемнадцать
сверкающих дюймов, покрытых тонким тисненым узором. Ральф вытряхнул песок из
глубокой трубы.
камушки, а еще в ихнем доме птичья клетка и попугай зеленый живет. В белый
камушек, ясно, не подуешь, вот он и говорит...