Чтение 2–й страницы книги ~Приговоренный к жизни~

сторону. Потом представилось мне, будто на всех стенах написаны слова, и
даже на потолке. Написаны едва видимой субстанцией, и она тает, тает...
только всмотришься в слово, и оно тает, появляется очертание нового, и
снова тает... Я пытался прочесть, но не смог. Потом я встал, взял бутылку,
там было еще на дне, и пошел обратно в комнату. В коридоре я потерял
бутылку, а в комнате - сознание. А дальше я шел по туману в лесу и объяснял
двуглавому медведю, как плохо иметь искусственное сердце. И одна голова
сказала да, плохо... А вторая раскачивалась в такт чему-то непонятно чему.
Из романа просто убрали героя, который любит неправильно пить.

2. ШАХМАТЫ НА КРЫШЕ ВИРУ

Наш не в меру утомленный друг уснул, видать, ему грезились неземные сны,
лицо его было от них безумно. Джордж все еще удивлялся, как это возможно
охренеть так беспардонно от столь малого количества белого вина, которое не
вино даже, но я объяснил, что психика моего коллеги дала сбой после
утренних неудач, и он просто по-своему релаксировался. Тут герой поднял
голову, посмотрел на нас бессмысленными глазами, и засмеялся, как осел.
- Вы только посмотрите на себя, - давился он, - один в белом, другой в
черном! Комедия.
Сказав это, он опечалился и счел за лучшее уснуть дальше.
- Смотрите, Даэмон, а ведь он прав. Вы весь в черном...
- И что с того? Впрочем, есть один намек во всем этом. Вы играете в
шахматы?
- Немного.
- Значит, вам играть белыми.
Поскольку мы оба были пьяны, то хотели выступить как нельзя более
экстравагантно, и оттого полезли на крышу гостиницы через пожарный ход. Там
было еще светло и совсем чисто, а город улыбался обречено безжалостной
смерти осени и оттого на сердце было пусто. И еще мне вдруг захотелось
выиграть, не знаю почему, но я представил себе, что проиграю ему эту
дурацкую игру и понял, что по мне этот проигрыш больнее всего в жизни.
Почему? Сто раз я играл в шахматы, и никогда ни тени азарта не касалось
меня. Да и теперь не игра меня волновала, а он. Я не мог проиграть ему,
знал я совершенно точно. Я пытался понять сам себя, но не мог. Ведь Джордж
мне нравился, он был похож на меня, а это для меня высшая похвала (и
единственная). Но чувство подсказывало мне, что я ни в коем случае не
должен ему проиграть. Странно... но я уверен, он в эту минуту почувствовал
то же самое.
- Даэмон, - сказал он мне, - у меня дурное предчувствие. Я не буду с вами
играть.
Я встал и пошел по крыше. Что-то случилось со мной, что-то за непонятные
чувства томили меня... Я весь словно горел, меня тряс озноб, но едва он
сказал это, как я успокоился. Почему-то я не должен соперничать с ним ни в
чем, понял я. Со мной это случилось впервые в жизни, но, видит бог, я
быстро успокоился.
- Что с вами, Даэмон? - спросил он, - вы похожи на призрак.
- Правда...
- Вы так странно смотрели на меня...
- Не знаю в чем дело, поверьте. Дело не в вас.
- Можно и на ты...
- Не в тебе. На меня просто нашло что-то чудное, ты прав, играть нам не
стоит. Можно просто погулять по крыше.
Я чувствовал, что теряю контроль над собой, а этот человек его, напротив,
приобретает... Наверное, он знает что-то, подумал я. Впрочем, все это,
возможно, результат переутомления...
- Странно, Даэмон, мне кажется, вы постоянно лицедействуете...
- Отчего же? - я попытался улыбнуться, получилось кисло.
- У вас глаза такие отсутствующие, смотрите вы совсем не сюда... и глаза
ваши - печальны.
- Верно, я и не говорю, что рад.
- Кто рад, глуп. Да я не об этом. - Джордж встал напротив меня, между мной
и парапетом крыши, смотрел мне прямо в лицо, -
- Посмотри на меня, пожалуйста... А ты можешь меня отсюда столкнуть, прямо
сейчас?
- Что?.. Ты что говоришь?
- Значит, не можешь? - он отошел в сторону, - это я так, к примеру. Не
обращай внимания.
Мне показалось, он заметил, что я уже смотрю на него влюбленно безумно, и
наклонил голову:
- Пойдем вниз. Дальше неинтересно.

Мы пили с ним до утра и совсем мало говорили, где-то слово в минуту. Я не
привык к людям и впервые был рад, что встретил себе подобного. Обычно
собеседники либо достают, либо смотрят в рот, все скучно. Сейчас же мне
было странно, именно странно, слушать его.
Джордж говорил о театре, где играл в Питере, он, оказывается, тоже играл.
- Знаешь, я не думал тогда ни о чем. Просто перевоплощаешься, не
психологически, а телом. Как воплощение языческое. Я мог... думаю, что мог.
Труднее всего поверить, труднее - это им, я же давно во все верю.
- Во все?
- Да, я верю во все. Я мог быть осенним цветком, умирающим не столько от
холода даже, сколько от неизбежности смерти, камнем на забытой дороге,
ребенком, девушкой, птицей в небе, мог даже быть тем, кто я есть сейчас -
все это только память моих воплощений, прошлых, будущих, невозможных, -
оттого мне в театре было просто. Артистизм - просто осознанный анамнесис,
слово из Платона, очень умное.
- Воспоминание...
- Именно. Так что я ничего не играл, - я просто вспоминал и тогда
воплощался в новое тело.
- Для меня такое умение - скорее порок. По-настоящему артистичный человек
способен к притворству, а значит ему обязательно будет что скрывать. Он уже
одним этим виноват. Впрочем, порок для меня - это комплимент, не упрек...
- Это я сразу по тебе понял. Но ты не сможешь быть лучше чем есть, хотя...
ты не так уж и плох, наверно.
Джордж налил себе джин-тоника и лег на пол.
- Скажи, а ты уверен, что способен чувствовать любую роль?
Он молча кивнул мне.
- И можешь ощущать себя и Октавианом Августом, и слесарем Сидоровым, и
принцессой Грез?
- И даже белым медведем. Причем мертвым.
- А Богом?
Вопрос мой прозвучал как выстрел. Я не осмеливался подумать об этом, но это
было неостановимо. Мой меланхоличный собеседник встал и закурил, храня
молчание.
- Я смог бы. Наверно... Мне было бы интересно испытать себя. Я даже
думаю... это единственный спектакль, где мне интересно играть...
- И дьяволом?
- Артист должен быть способен почувствовать себя таким. Поверить, что это
он, только он. Но ценой может стать...
- Сумасшедший дом?
- Или он и вправду окажется тем, кого играл... - Джордж рассмеялся, -
хочешь попробуем? Я буду богом, ты будешь дьяволом... С этого утра.
- У меня только один вопрос, - предвкушал я решающий удар, - совсем
небольшой, но, думаю, главный.
- И что же? - ему уже было неинтересно.
Я понял, что это судьба. Впрочем...
- Почему ты будешь богом? - я понимал, что вопрос мой либо глуп, либо
безумен...
- Потому что я в белом! - ответил Джордж.

3. КЭТТИ И ПУСТЫЕ КВАДРАТНЫЕ КОРОБКИ

Я спустился от Даэмона рано утром, прямо в бар. У меня болела голова,
хотелось домой, но я вспоминал, что я бог, и тем утешался. Странно, как я
раньше не замечал за собой этого?
Потом я подумал - ведь если я и вправду... то я все могу, даже склеить ту
девицу в дальнем углу. Она была не по-здешнему прелестна, порочный
ангелочек, мне были ведомы ее фантазии, болезненные, как цветы за секунду
до увядания, как тонущие в безжалостном море фрегаты, как туманный идеал, о
котором разве что только перестали грезить, как хрустальная кружка с
ослепительно алым вином, падающая в грязь с самого последнего этажа Эмпайр
Стейт Билдинг... Все о прилетающих с неба богах с безумным взглядом,
дарящих ее непристойно сильными объятиями... Я заметил, она встала и
направилась к выходу, впрочем, с другой стороны, это давало мне шанс
рассмотреть ее более подробно. И это было ей в плюс.
- Девушка, - сказал я голосом пропащего алкоголика, - ты мой похмельный
бред и потому должна сидеть тихо.
Она обернулась даже более грациозно, чем я предполагал. И сразу пошла ко
мне, сев прямо напротив.
- Зовут меня Джордж, - сказал я печально и тихо, - я тут теперь бог.
- Очень приятно, - голос ее тоже был весьма волнующим, - а меня Катя, я из
Москвы и еще я последняя тварь. Можешь купить мне водки.
- Почему водки?
- Хочется...
Неуловимый жест, и она села почти также, но немного, совсем немного иначе
(чтобы я мог видеть больше?) Она курила "Кент" и читала английские надписи
на стенах, она хотела сказать, но ничего не сказала.
- Ты ждешь кого-то?
- Угадал.