Сидят на картошке и макаронах, пухнут с голоду, какое потомство нас
ожидает?!
кет великолепных роз на очень длинных ногах.
Заречную, но сволочи режиссеры не дали!
закрыты, торгуют в них машинами, видеотехникой, мебелью. А кто все это
покупает? Ворье!
Там скрипнула половица.
Он запел:
Любовь неугасимая...
Маша. В руках у нее была тонкая книжечка собственных рассказов.
лоснящегося, переливающегося, утонченного китайского шелка, легким,
нежным, изысканным ветерком ласкаемые, просили великолепного, красиво-
го, живописного, картинного, блестящего, блистательного поглаживания,
которое вызывает горячую, беззаветную, бескорыстную, страстную любовь,
смешанную с влечением, увлечением, привязанностью, склонностью, нак-
лонностью, слабостью, страстью, пристрастием, преданностью, тяготени-
ем, манией, симпатией, верностью, благоволением, благорасположением,
благосклонностью, подхватываемую высоким, возвышенным эротизмом, лег-
кокрылым Эросом. Любите, любите, любите!
положила ягоду на язык, склонилась к Александру Сергеевичу и спросила:
веса. Помню, во время войны я снимался в роли комбрига. Входит капи-
тан, а я ему: "Как стоите перед комбригом?!" Да... Вот были роли! Вот
были тексты! А теперь... Одно недоразумение. Не могут о простом ска-
зать просто... Я всю жизнь играл в эпизодах, но! - Александр Сергеевич
поднял палец. - Играл генералов. Фактура у меня генеральская. Запуска-
ют фильм про войну, так режиссеры уже знают, кто генерала будет иг-
рать, звонят, страничку с текстом на дом привозят. У меня там десять
слов, но каких! Например: "Вторая армия ударяет в направлении Киев -
Житомир!" А я стою у огромной карты, указкой вожу по ней, подчиненные
мне командиры смотрят на меня во все глаза, каждое слово ловят! Вот
было время, вот были фильмы!
Затем вступила скрипка, поддержанная виолончелью.
нельзя писать так, как писали раньше. Русский язык в каноническом,
правильном употреблении умер. Нужны новые формы. Постмодернизм, аван-
гардизм, одним словом, андерграунд.
вы не хотите сказать прямо: "Я вас люблю!" - и все! Все! Больше ничего
не нужно.
сах, сказала:
я пытаюсь вязать текст, доставляющий мне удовольствие, я обретаю не
свою субъективность, а свою индивидуальность - фактор, определяющий
отграниченность моего тела от всех прочих тел и позволяющий ему испы-
тывать чувство страдания или удовлетворения: я обретаю свое тело-нас-
лаждение, которое к тому же оказывается и моим историческим субъектом.
Ведь именно сообразуясь с тончайшими комбинациями ушедших от жизненных
понятий слов, я и управляю противоречивым взаимодействием удовольствия
и наслаждения, одновременно оказываясь субъектом, неуютно чувствующим
себя в своей современности. Тайнопись. Слушайте:
тот, исчезнувший во мгле времен вечерний миг, когда неверным зреньем
ты наконец нашел ее навек в саду или дворе, истлевших прахом. Навек? Я
знаю, будет некий день и чей-то голос мне откроет въяве: "Ты больше не
посмотришь на луну. Исчерпана отпущенная сумма секунд, отмеренных тебе
судьбой. Хоть в целом мире окна с этих пор открой. Повсюду мрак. Ее не
будет". Живем то находя, то забывая луну, счастливый амулет ночей.
Вглядись позорче. Каждый раз - последний".
это понимаю так. Мы рождаемся бессознательно. Входим медленно в жизнь
и думаем, что до нас ничего не было. А если и было, то враждебно нам.
Человек жесток. Он хочет бороться с тем, что создано до него и не им.
Даже не пытаясь понять то, что создано не им. Понимание приходит к
тридцати - сорока годам. Не нужно новых форм и новых содержаний! Нужно
просто понять, что ты сама стара как мир, что ты - и Мария Магдалина,
и я, и он, и она. Ты - старая форма и старое содержание. Не обижайся,
но ты, как и я, как и все люди, всего лишь экземпляр немыслимого тира-
жа человечества, а оригинал - Бог! Вот и все.
ние черного винограда.
оригиналом!
Сергеевич. - Только вы об этом пока не знаете. Жизнь дана вам как раз
для того, чтобы к концу ее вы узнали, что все уже было.
жизнь давно бы кончилась.
на земле неосуществимы. Одного желания мало. Вы говорили о любви так
сложно, а она-то, любовь, и не даст покончить с жизнью. Вас родили, не
спрашивая вас об этом. Вы не захотите жить - родят других, десятых,
миллионных. Вы затаптываете траву подошвами в одном месте, убиваете
траву, торите тропинки, а она прет в другом месте. Пойдете проклады-
вать тропу там, а прежняя тропинка зарастет. Вот вам и человечество, -
сказала Ильинская.
кая. - Я-то уж точно - трава. А каковы были мечты? Я родилась на Урале
и все время мечтала: в Москву, в Москву! На сцену! И что же получи-
лось? Я в Москве. Ну и что? Играла горничных, мечтая о Заречной. Ско-
лачивала параллельно свой театр в подвале, но он быстро развалился.
Время шло. Я смирилась. И работала на сцене, как люди работают везде.
Что такое слава? Это когда о тебе знают миллионы. Но все умрут, и сла-
ва исчезнет. Актеры быстро забываются. Кто такой Давыдов? Один звук и
остался. А как гремел в свое время. А ножка о ножку балерин пушкинских
времен? Как они танцевали? Должно быть, хуже Улановой. Кто об этом
знает. Конечно, Пушкину можно поверить, что хорошо тогда танцевали. А
если не поверить? Он ведь был влюбчивый, и оценки его завышенны.
опрокинул рюмку водки.
и худощав, и сказал:
стремления к идеалу. Очень жаль. Вы нашли удобные оправдания своих не-
удач и успокоились.
погас. На экране появился первый цветной слайд. Соловьев сказал:
числял то иконы, то церкви.
русский народ никогда не был религиозным, - сказал Соловьев. - Русский
народ - художник. И только. Ему никакого дела до Бога не было. Икона
украшала жилище. В церквах укрывались от врагов. Бог - это выдумка
хитрых людей. Эти хитрецы и теперь завели нас в тупик. Все плохо.
Только что по радио сообщили, что забастовали работники "Скорой помо-