хочет, вполне, по сути, естественно.
единственную жизнь и не можем ни сравнить ее со своими предыдущими жизнями,
ни исправить ее в жизнях последующих.
никакого сравнения. Мы проживаем все разом, впервые и без подготовки. Как
если бы актер играл свою роль в спектакле без всякой репетиции. Но чего
стоит жизнь, если первая же ее репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему
жизнь всегда подобна наброску. Но и "набросок" не точное слово, поскольку
набросок всегда начертание чего-то, подготовка к той или иной картине, тогда
как набросок, каким является наша жизнь, - набросок к ничему, начертание,
так и не воплощенное в картину.
равно что никогда. Если нам суждено проживать одну-единственную жизнь - это
значит, мы не жили вовсе.
к телефону. В трубке он услышал Терезин голос. Звонила она с вокзала. Он
обрадовался. К сожалению, на сегодняшний вечер у него уже было назначено
свидание, и ему пришлось пригласить ее к себе на следующий день. Но едва он
повесил трубку, как стал попрекать себя, что не позвал ее тотчас. Еще было
время отменить свидание! Он представил, как Тереза проведет в Праге целых
полтора дня до их встречи, и его охватило желание немедля сесть в машину и
поехать искать ее на пражских улицах.
длинном ремне, и она показалась ему элегантнее, чем в прошлый раз. В руке
она держала книгу. Это была "Анна Каренина" Толстого. Вела она себя
оживленно, даже несколько шумно и старалась всячески подчеркнуть, что зашла
к нему случайно, благодаря особым обстоятельствам: в Праге она по делу,
возможно (ее объяснения были весьма туманны), ей удастся найти здесь работу.
спросил ее, где она поселилась, чтобы отвезти ее туда на машине. Она в
растерянности ответила, что гостиницу только собирается поискать и что ее
чемодан в камере хранения на вокзале.
предложит всю свою жизнь. Когда она сейчас сказала ему, что ее чемодан в
камере хранения, у него вдруг мелькнула мысль, что в том чемодане ее жизнь и
что прежде, чем предложить ему, она ее оставила пока на вокзале.
чемодан (большой и невероятно тяжелый) и повез его вместе с ней обратно к
себе.
недели колебался и не мог заставить себя послать ей даже открытку?
Десять лет назад он развелся с женой и переживал развод в праздничном
настроении, в каком иные празднуют свадьбу. Он понял, что не создан жить
вместе ни с одной женщиной и что может оставаться самим собой лишь в
положении холостяка. Он всеми силами старался создать такую систему жизни,
при которой уже ни одна женщина не смогла бы поселиться у него с чемоданом.
Из этих соображений в его квартире стояла лишь одна тахта. Хотя она и была
достаточно широкой, Томаш уверял всех своих возлюбленных, что не способен ни
с кем уснуть в одной постели, и после полуночи всегда отвозил их домой.
Впрочем, и когда у него впервые оказалась Тереза, больная гриппом, он не лег
с нею рядом. Первую ночь он провел в большом кресле, а затем уезжал в
больницу, где у него был свой кабинет, а в нем кушетка, которой он
пользовался в ночные дежурства.
все еще продолжая спать, держит его за руку. Неужели они провели так всю
ночь? Это казалось ему фантастичным.
мог высвободиться из этих тисков), а немыслимо тяжелый чемодан стоял возле
постели.
повернулся на бок, чтобы лучше видеть ее.
просмоленную корзинку и пустили по течению. Но можно ли позволить корзинке с
ребенком плыть по бушующей реке?! Если бы дочь фараона не выловила из волн
корзинку с младенцем Моисеем, не было бы Ветхого Завета и всей нашей
цивилизации! Столько старых мифов начинается с того, что кто-то спасает
подкидыша. Не прими Полиб маленького Эдипа, Софокл не написал бы своей самой
прекрасной трагедии!
шутки плохи. Даже из единственной метафоры может родиться любовь.
На бракоразводном процессе суд присудил ребенка матери, а Томаша обязал
платить на него треть своего заработка. При этом гарантировал ему право
видеть сына каждое второе воскресенье.
мать находила какую-нибудь отговорку. Конечно, приноси он им дорогие
подарки, свиданий он добивался бы куда легче. Да, за любовь сына надо было
платить, а то и переплачивать. Он представлял себе, как в будущем
по-донкихотски захочет привить сыну свои взгляды, в корне противоположные
взглядам матери, и его уже заранее охватывала усталость. Когда в очередное
воскресенье бывшая жена снова в последнюю минуту отказала ему в свидании с
сыном, он внезапно решил, что уже никогда в жизни не пожелает его видеть.
его не связывало ничего, кроме одной неосмотрительной ночи, нечто большее,
чем к любому другому? Он будет аккуратно платить алименты, но пусть уж никто
не заставляет его бороться за право на сына в угоду каким- то отцовским
чувствованиям.
собственные родители осудили его и объявили, что коль скоро Томаш
отказывается интересоваться своим сыном, то и они, родители Томата,
перестают интересоваться своим. При этом они остались в демонстративно
хороших отношениях с невесткой и похвалялись всем и вся своим примерным
поведением и чувством справедливости.
матери и отца. Единственное, что они по себе оставили в нем - это страх
перед женщинами. Он желал их, но боялся. Между страхом и желанием ему
пришлось создать некий компромисс; он определял его словами "эротическая
дружба". Он убеждал своих любовниц: лишь те отношения, при которых нет ни
следа сентиментальности и ни один из партнеров не посягает на жизнь и
свободу другого, могут принести обоим счастье.
никогда не перерастет в агрессивность любви, он встречался с каждой из своих
постоянных любовниц лишь после весьма длительных перерывов. Он считал этот
метод совершенным и пропагандировал его среди друзей. "Следует
придерживаться правила тройного числа. Либо видеться с одной женщиной в
течение короткого промежутка времени, но при этом не более трех раз. Либо
встречаться с ней долгими годами, но при условии, что между свиданиями
проходит по меньшей мере три недели".
постоянным любовницами и параллельно иметь множество непостоянных. Его не
всегда понимали. Среди подруг с наибольшим пониманием к нему относилась
Сабина. Будучи художницей, она говорила: "Я люблю тебя, поскольку ты полная
противоположность кича. В империи кича ты считался бы монстром. В любом
сценарии американского или русского фильма ты не мог бы представлять собою
ничего, кроме примера устрашающего".
подыскать для Терезы работу в Праге. Следуя неписаным правилам эротической
дружбы, Сабина пообещала ему сделать все, что в ее силах, и вскоре
нашла-таки место в фотолаборатории одного иллюстрированного еженедельника.
Это место не требовало никакой особой квалификации, однако сразу же
возвысило Терезу: от уровня официантки до статуса сотрудника прессы. Она
сама привела Терезу в редакцию, и Томаш тогда говорил себе, что в жизни у
него не было лучшей подруги, чем Сабина.
любовь из своей жизни. Если бы он нарушил это условие, все прочие его
любовницы сразу бы оказались на второстепенных ролях и взбунтовались.
отнести свой тяжелый чемодан. Ему хотелось заботиться о ней, оберегать ее,
наслаждаться ее присутствием, но у него не было ни малейшего желания
изменить свой образ жизни. Никто не должен знать, что Тереза спит в его
доме. Общий сон, выходит, был corpus delicti [Вещественными доказательствами
(лат.)] любви.
любое время. Хуже было, когда они приходили к нему, и он вынужден был им
объяснять, что страдает бессонницей, что рядом с другим человеком не может
уснуть и потому после полуночи отвезет их домой. Эти объяснения были
недалеки от правды, но главная причина крылась в другом, гораздо худшем, и
он не осмеливался ее высказать: в минуту, следовавшую за любовной близостью,