черный, надраенный до блеска "кадиллак" выпуска сорок девятого года...
канистрами с самым дешевым бензином, Иосиф отправился в путь, в конце
которого сиял свет глаз его возлюбленной...
стремясь скорее добраться до предмета своего обожания, и на шестые сутки
въехал на родину своей любви...
игнорирующий визги голодранцев, он был похож на Иранского шаха в первый год
своего изгнания. Его прямой взгляд, сжатые губы - все говорило о твердом
намерении раздавить каждого, кто встанет на пути его страсти...
сари, и в первый момент, конечно, не узнала его, очень гордого своим
перевоплощением... Она держала в руках тяпку и с удивлением рассматривала
незнакомца, подъезжающего на шикарном автомобиле к ее дому... Когда же он
назвался, смущенно пожимая женщине руку, она с еще большим удивлением
воззрилась на него, словно отец был сборщиком налогов, и оба они родили
неловкую паузу...
он, естественно, вручил женщине чайник, приговаривая, что его фирма слово
держит; затем извлек сервиз на двенадцать персон с гравюрами любовных поз
XVII века, а на категорический отказ женщины сказал: "Это еще не все. Лучше
отказываться от последнего!.." И стал доставать из машины всякое...
Кастрюльки, кашемировые платки, ложки, вилки, вентилятор и даже
двадцатикратный бинокль - он складывал все у ног женщины, приговаривая, что
это за причиненные ей неприятности с чайником. Что у него уж такая
прехорошая фирма, которая марку держит и дорожит клиентами... Напоследок он
вытащил из кармана жемчужное ожерелье и, робея, протянул своей
возлюбленной... Женщина улыбнулась и сказала:
развел руками...
да так звонко и заразительно, что отец понял: за обладание ею он отдаст все
государство Израилево вместе с Палестинами в придачу, а заодно и все свои
чайники...
замужем и имела трех братьев, которые уже целую неделю находились в лесу и с
помощью слонов валили деревья. Родители ее давно умерли, она привыкла жить
одна, так как братья, хоть и живут в этой же деревне, но уже переженились.
вином, но и правду не обходил стороной... После, совсем уже размягченный, он
вдруг завыл еврейскую песню, петую ему когда-то бабкой, и обнаружил в себе
голос - не сильный, но очень приятный душе...
жемчужное ожерелье, - нежность, а в бедрах - сладость...
никаких не знает, да и в глазах Индиры было что-то такое новое, отчего свело
икры, обдало жаром низ живота и напряглось стыдное... Он задрожал всем
телом, стараясь прикрыть руками свой камень, но легче было закрыть солнце
монетой, чем мужественность Иосифа - ладонью...
себя...
рай был долог... Он ласкал эти длинные, смуглые пальцы; как птица, пытался
склюнуть с груди соски, как будто это были ягоды рябины, и пил из самого
нежного, боясь, что кончится этот сок и останется он, мучимый жаждой,
останется навсегда один.
свое имущество в наличность и перебрался в дом Индиры. Днем он занимался
постройкой достойного жилища для своей богини, а ночью черпал бездонным
ковшом всю сладость "стхиты"*, всю остроту "переплетенного узла"*, и плакал
в наслаждении, как ребенок, и выл в экстазе, как шакал...В одну из таких
"камасутровских" ночей затяжелела Индира моим старшим братом, который
родился поздним вечером в конце жаркой зимы и был назван в честь Бога Шивы.
мужчиной и мог строить планы дольше своей жизни, надеясь, что его семя будет
брошено через века и даст всходы правнуками и праправнуками.
кришнаитами, но все равно поступь видна!..
свой будущий горбатый клюв... Как он радовался тогда... Бежал вприпрыжку в
поле и кричал Индире во весь голос: "Мой ребенок, мой!"
спохватывалась, вспомнив, что Шива остался один, и гнала Иосифа обратно в
дом.
поле, на чайных плантациях... В один из таких дней, когда маленький Шива
спал в своей кроватке, а Иосиф строгал какую-то деревяшку, до его ушей
донеслись тревожные крики. Он выглянул с террасы и увидел сквозь пыль
бегущих с поля женщин.
стало плохо всему телу, что ноги подломились у него и прядь волос стала
седая... Он заскулил, как убиваемая собака, закрутился на одном месте и, уже
чувствуя, уже зная, что нет его Индиры, упал на землю и почти умер...
ягоды рябины, сам одевал ее в свадебное сари, сам закапывал гроб... Отдав
Шиву шурину, запершись один в пустом доме, он плакал семь дней. На восьмой
уехал на "кадиллаке" в Бомбей, а на пятнадцатый вернулся весь осунувшийся,
но с великолепным крупнокалиберным ружьем за плечами.
наперевес Иосиф ушел в джунгли... Две недели о нем не было ни слуху, ни
духу, и когда все подумали, что он СГИНУЛ бесследно в непроходимых чащах,
разодранный дикими зверями, отец вдруг появился... Отощавший, заросший
наполовину седыми космами, с запекшимися на лице и руках ранами, он шел
через деревню, неся на плечах шкуру убитого тигра, и не было в его облике
ничего от героя...
необходимое, взял под мышку Шиву, передал ключи от дома братьям Индиры и
укатил в Бомбей.
въездную визу на себя и ребенка...
оконных рам пожухла, Иосиф с сыном вернулись на родину...
непутевого сына и принялась холить и лелеять индийского внука, солнечным
лучиком посланного на вечер ее жизни.
утром и вечеромё чтобы легкие внука привыкали к российскому климату.
восторга, сунул палец в маленькую дырочку и оставил его там навсегда.
спины косу, был весь смугленький и этим привлекал внимание своих
сверстников-карапузов. Те с удовольствием драли его за косичку и просили
показать то, что у него спрятано в штанах.
неудовольствию, то отличие, которое причисляло его к мальчикам.
словарный запас которого не превышал и трехсот слов, добрый по своей
природе, все же пытался дать приблизительное определение, указывая на
небольшой кабачок и говоря, что манго зеленее и слаще, чем сахар.
светлый праздник пересек советско-китайскую границу и смешался с миллиардом
узкоглазых жителей.
осталось лишь какое-то туманное ощущение, словно от растаявшей во рту
конфеты... Через пять лет и Индия стала для него той сказочной страной,
какой воспринимают ее его сверстники.
быстрее... Когда-то, лет пятнадцать назад, она выгнала из дома дедушку, не
простив ему измены, а теперь попросила его вернуться обратно, чтобы в
крайнем случае внук не остался сиротой. И дедушка вернулся, еще совсем
крепкий и счастливый, что вновь обрел семью...
отличником, не прикладывая к этому особых усилий. Он был слишком
хорошеньким, хоть и чернявеньким, поэтому одноклассники невзлюбили мальчика
и часто бивали его в школьных туалетах, но он никогда не плакал, как бы
больно ему ни было, никогда не защищался, а лишь улыбался в ответ, показывая
крупные окровавленные зубы.
и в старшие... Незаметно для бабушки и дедушки он вырос в красивого юношу...
Посняков Андрей
Буркатовский Сергей
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Махров Алексей