случилось в лагере, а грустное каждая из них вспоминает про себя. Они
говорят о больших играх "Зарница" в начале лета, когда все исцарапались и
побили себе коленки, лазая по каменистым холмам, в лесах звали условные
горны, зашифрованные послания обнаруживались в дуплах или под камнями,
звено, в котором Катя служила медсестрой, высаживалось на южное побережье
острова из резиновой лодки, чтобы выйти в тыл противника, их обнаружили,
ведь противник тоже был хитTр и оставил наблюдателя в кроне одинокого
дерева, но они всT равно победили, потому что другое звено успело добраться
до поросшего кизиловыми кустами холма, найти секретный приказ и захватить
знамя. Они вспоминают свои походы, говорят о тTплой тишине горных лесов,
картошке, выпеченной в обжигающей золе, песнях у высоких костров, о
необитаемом острове, где стоит заброшенный маяк, и под травами разпадаются
кирпичи непонятных построек, в которых белогвардейцы прятали сокровища
барона Врангеля, о ночных плаваниях по чTрной бездне моря, полной
фосфорических огней, они говорят о времени, что уже ушло и никогда не
вернTтся вновь, хотя каждая из них мечтает о чTм-то будущем, новом и
счастливом, но то, что было, уже не вернTтся, и потому они клянутся, сами
себе клянутся, никогда не забыть.
сон, и Катя остаTтся последней, остаTтся лежать одна, распростTршись голая
под простынTй, она слушает дыхание спящих подруг и монотонный шум моря за
раскрытым окном, потом она поворачивается набок, сгибает ноги в коленях,
захватывая ими плотную полосу простыни, и начинает заниматься тем, чем
нельзя. Она смотрит в окно, чтобы видеть звTзды, ярко мерцающие в
абсолютной темноте, пахнет пряной травой и кипарисовой смолой, ей
становится жарко и хорошо, как походной ночью, возле костра, к которому она
вытягивает свои босые ноги, специально, чтобы показать незнакомому
существу, что она его совсем не боится, искры летят вроссыпь, уносятся
вверх, к черноте, как будто поднимается из муравейника крылатый рой,
сосновые стволы пожелтели от пламени, и лица, такие знакомые и красивые,
выступают из темноты, особенно лицо Марины, ведь она видела еT каждый день,
неужели она такая красивая?
звучат детскими голосами песни, так что даже из далTкой Москвы, из Катиного
дома, слышно их, видны молодые золотистые ели огня, и папа видит их, и
мама, и Сталин, стоя у окна своего кабинета с трубкой в руке, он не спит
сейчас, Сталин, он тоже слушает пионерскую песню, и ему радостно, что он
победит, что бы не случилось, он победит, потому что тысячи тысяч встанут
за его спиной. Катя глубже засовывает в себя пальцы, прижимая колени к
груди, она вся горит пламенем этих высоких костров, уже не может больше
смотреть в окно и закрывает глаза. Прижав свободную руку кулачком ко рту,
Катя покусывает костяшки согнутых пальцев и сосTт их губами, она
задыхается, задыхается, и вот короткое, мучительное счастье входит в неT,
она чуть не вскрикивает, стиснув ногами влажную от пота простынь, и
вцепляется зубами в бок подушки, и дрожит, и дрожит, пока Сталин смотрит на
высокие костры и не замечает еT, одну, маленькую, беззаветно любящую его,
но опять сделавшую в темноте то, что нельзя.
неподвижно лежит, не закрывая глаз, пытаясь высохнуть от пота. Спящие
девочки посапывают вразнобой, наполняя темноту теплом своего дыхания и Катя
никак не может остыть. Россыпи звTзд, как снежные заносы, лежат в небесной
черноте. В ночной дали течTт тTмная горная река, неся оборванные веточки и
сосновые шишки. Стены спальной комнаты, где лежит Катя, прошиты толстыми
золотыми нитями, какие иногда непонятным волшебством вкладывают в
прозрачные Tлочные шары.
там, за широкой полосой беспамятства, она снова начинает видеть и различает
стены ванной комнаты у себя дома, в Москве, только комната почему-то стала
значительно больше, и вместо лампочки над дверью горит самый настоящий
фонарь. Фонарь большой, как на проспекте, но освещает он только сам себя, в
остальном пространстве ванной угадываются только смутные очертания
предметов. Катя сидит голая на табуретке у стены, так что фонарь светит на
неT слева. Сначала она просто сидит, потом понимает, что за противоположной
стеной кто-то ходит, она слышит его дыхание и хруст, с которым он трTтся о
стену, сухой хруст растираемого кирпича. Кате становится очень страшно, она
обхватывает саму себя руками и чувствует ладонями холодную, маслянистую
влагу на своей коже. Потом она замечает, что в стене, возле правого угла,
есть маленькая дверь. Шаги по ту сторону стены приближаются к двери,
замирают, но потом снова удаляются влево. Может быть, по ту сторону стены
нет двери? Шаги приближаются снова, и дверь вдруг отворяется, словно от
сквозняка. За ней темнота. Кате негде спрятаться, потому что в комнате, где
она сидит, нет ничего, кроме табуретки. И вовсе это не ванная комната еT
квартиры, она точно знает, что за большой дверью, под фонарTм, находится
травяной газон, страшный яблоневый сад, который снился ей в детстве. И она
вспоминает, кто стоит за стеной. Это девочка из сада.
потом. Она поворачивает голову и видит спокойно спящее лицо Наташи на койке
напротив. Лицо у Наташи округлое, ресницы длинные, рот приоткрыт для
дыхания. Кате становится легче, она вытирает краем простыни пот со своего
лица, скользя взглядом по свежеокрашенным стенам и покрытому светло-серыми
тенями отсыревающих мест потолку. Ветер с моря вносит в окно запах
водорослей и гниющих на берегу ракушек. Катя не хочет, но накрывает рот
простынTй и тихо шепчет:
прибирает постель, заправляя простынь под матрац, куски железной сетки, из
которой состоит дно кровати, колют ей пальцы. Взбив подушку и уложив еT на
установленное порядком место, Катя удовлетворTнно улыбается, надо же, как
она научилась хорошо прибирать постель за время пребывания в лагере, вот
мама удивится. Причесавшись, Катя начинает собирать свои вещи, вынимая их
из тумбочки и складывая в походный мешок. Последней остаTтся красивая рыжая
раковина с розовыми внутренними стенками, которую Катя нашла на морском дне
недалеко от берега и хочет подарить маме. Прежде чем засунуть раковину в
мешок, Катя ещT раз заглядывает внутрь, где таится непроницаемый мрак, и,
хотя там очень мало места, всT равно может оказаться, что кто-то ещT живTт
в глубине раковины, слушая еT морской шум. Катя прикладывает раковину к уху
и тоже слушает. Ей хочется скорее в Москву, к маме, чтобы и она быстрее
смогла услышать шум свободного моря.
поворачиваются по сторонам дороги, нехотя отступая назад, солнце печTт
сквозь потTртые занавесочки на окнах, но пионерам весело, они играют в
слова, рассказывают истории и смеются, обмениваются адресами, а водитель
автобуса, длинный человек в светлой рубахе, которого Катя никогда раньше не
видела, напевает трудно различимые из-за шума мотора песни, оборачивается в
салон, лукаво прищурившись и подмигивая кому-нибудь, кто встретит его
взгляд, а иногда, когда за его спиной раздастся взрыв смеха, тоже громко
захохочет, закинув голову назад, обернTтся, глянет весело и снова хохочет,
закидывая голову, такой весTлый человек.
отбрасываемую зданием тень, уж очень жарко было в железном теле машины. У
Марины есть деньги и она покупает для себя и Кати по стакану ситро. На
здании вокзала висит плакат, призывающий успешно завершить пятилетку, на
нTм изображены смеющиеся юноша и девушка, приложившие руки козырьком к
глазам, чтобы не жмурясь смотреть на встающее прямо перед ними солнце
коммунизма. И в это время, когда Катя ещT пьTт из вспотевшего стакана,
прикладывая кончик языка к щемящим от холода зубам, к девочкам подходит
человек в рубашке с коротким рукавом, от которого пахнет бензином и
нагретой дублTной кожей.
затылок. ЕщT не получив ответа, он уже смотрит Кате в глаза, словно
проверяет пионерок на честность. Взгляд у него светлый и спокойный, как
леденящее рот ситро.
сощуривая глаза. - Ты уж извини, срочное дело. А подружка пусть пока тебе
место займTт, потому что разговор у нас будет секретный.
фигурке, что девочка немного обижена недоверием правительственного
человека. Она уходит по солнечной пыльной улице, встречаясь с прохожими,
которые закрывают еT телами, как быстрая вода закрывает полузатопленный
плывущий предмет, иногда она вновь появляется в поле зрения, всT дальше и
дальше, пока не сворачивает за угол. Так Катя остаTтся одна.
ситро и выпивает его залпом, вытирает рукой губы, вынимает из кармана
штанов пачку папирос, засовывает одну из них, белую, как морская чайка, в
зубы, зажигает спичку и прикуривает, внимательно и как-то немного
насмешливо глядя на Катю. Она сразу вспоминает, откуда ей знаком этот
взгляд - с портрета Ленина, висящего у них в школе, в красном уголке, и она
проникается уважением к незнакомому человеку, научившемуся у Ленина
правильно смотреть на всT вокруг.
Ни в какую Москву ты не поедешь.
наворачивается какая-то покорная грусть, будто она заранее предвидела свою
судьбу.
спокойно выпуская дым. - Потому что ехать тебе там уже некуда. Твоих
родителей забрали в НКВД, они оказались врагами народа. Твой отец крал и
Володихин Дмитрий
Конан-Дойль Артур
Сапковский Анджей
Шилова Юлия
Журавлев Владимир
Громыко Ольга