отличить не можешь, - всплескивает руками Антонина Романовна. - Тебе
определTнно в спецшколу надо. Я поговорю с твоими родителями.
становятся книзу крупнее, так что ей приходится трижды стирать несколько
рядов и начинать заново. Решать дальше задачу вызвали Гену Пестова, который
получает в итоге пять, потому что решает сразу две задачи, но весь класс не
обращает на них внимания, пялясь на мариину таблицу. Завершив свой
мучительный труд, измазанная разноцветным мелом на платье, волосах и лице,
которое она всT время вытирала руками, Мария дожидается наконец позволения
сесть на место. Когда она идTт между партами, Лена Астахова вдруг
показывает пальцем на доску и выкрикивает:
него воткнули цыганскую иглу. Она холодея оборачивается назад, проводя
глазами по рядам написанных на доске цифр, которые отсюда кажутся такими
неуклюжими, смешными и чужими, словно написала их не Мария, а кто-то совсем
другой.
пальцы в ладони. - Просто тройка плохо вышла.
самых простых вещей. Ты не делаешь домашних заданий. Если ты не будешь
учиться, ты вырастешь полной тупицей. Если ты в седьмом классе не знаешь,
что такое высота и сколько будет семь-на-девять, то уж извините, тебя
вообще надо оставлять на второй год.
Сделав оставшиеся несколько шагов до своей парты, она садится, закрыв
руками лицо и плачет навзрыд.
минут Антонина Романовна. - Ты мешаешь вести урок.
грохнувшую замком дверь. Она прислоняется в коридоре спиной к стенке, еT
трясTт и корчит от судорожного плача. Дверь класса снова отворяется.
голос Антонины Романовны.
воле взрослых. - Вы хорошо учились, вы и закрывайте.
Романовна и, притворив дверь класса, хлTстко бьTт Марию рукой по голове.
Мария сжимается от удара.
осточертело биться над тобой, над твоим хамством и ленью.
буду хорошо учиться, я все домашние задания буду делать, только не надо ему
рассказывать.
боишься, я обязательно ему расскажу.
вытирает глаза тыльной стороной запястья. Потом она опускается перед
учительницей на колени.
вырываешь страницы из дневника. У тебя было достаточно времени, чтобы
взяться за ум. Я сегодня же позвоню твоему отцу.
просить. А меня просить не надо.
раз, честное-пречестное... - Мария хватается руками за платье Антонины
Романовны, глядя на еT узкие чTрные туфли с бляшками. Бляшки расплываются в
глазах Марии за туманом новых слTз и она поднимает голову, пытаясь
различить в этом тумане лицо учительницы.
садистским желанием ударить девочку коленом в рот. - Отпусти, гадость. - В
еT голосе чувствуется такая твTрдость палача, что Мария в ужасе разжимает
пальцы и только смотрит на Антонину Романовну глазами, полными слTз.
Антонина Романовна поворачивается и заходит в класс, мягко прикрывая за
собой дверь. Она садится за стол, оглядывая класс и думает, слышал ли
кто-нибудь разговор за дверью. Антонина Романовна сильно возбуждена, и от
того, что сидящие за партами дети не могут ещT понять еT возбуждения, оно
становится только сильнее. В своей памяти Антонина Романовна несколько раз
повторяет удар, который она нанесла Марии, и она представляет себе, как
будет бить девочку отец, жестоко и сильно, наверное до крови. Он, видно,
часто бьTт еT, раз она так боится. У Антонины Романовны был пятилетний сын,
но она никогда его не била, сама мысль ударить его казалась кощунственной,
совсем другое дело эта чужая тупая девочка. Именно то, что девочка чужая,
избавляло Антонину Романовну от перебивающей садистское наслаждение
жалости, а то, что она тупая, придавало побоям искусственное извращTнное
оправдание, тупых надо бить. Антонина Романовна даже жалела, объясняя у
доски новую теорему, что так мало била Марию, надо было ударить ещT, по
рукам, по голове, всT равно бы ничего ей за это не было, девочку давно
бьют, она уже привыкла. Сейчас она наверняка стоит за дверью, вытирает
слTзы и ждTт, пока прозвенит звонок, чтобы забрать свои тетрадки. Можно
выйти, как бы по делам, и дать ей разок, лучше всего по морде.
осторожно выходит в коридор, как охотник, выслеживающий дичь. Но в коридоре
нет никакой Марии, и Антонина Романовна идTт в туалет, думая найти еT там,
умывающую опухшее после плача лицо. Однако в туалете Марии тоже нет, только
мухи бьются о грязное стекло над засохшими телами своих уже упавших в
безвременье другой жизни сородичей. Антонина Романовна злобно сжимает руки
и тихо ругается таким словом, какого от неT никто никогда не слышал. Она с
ненавистью думает о том, как нескоро ей вновь может представиться
возможность избить чью-нибудь тупую дочь.
психологии, потому что Мария ни за что бы не пошла в туалет на том же
этаже, где проходит урок, ведь любая ученица класса, свидетельница еT
позора, могла бы ни с того ни с сего застать еT там, а Марии теперь очень
не хотелось ни с кем встречаться, ей нужно было дождаться конца урока,
чтобы забрать свой портфель и уйти. Она и не думала даже идти на последний
урок русского языка, который был бы наполнен для неT нестерпимым стыдом,
какой Мария испытывала, например, когда Гена Пестов подстерTг еT в узком
коридоре раздевалки и стал лапать, прижав к стене своим сильным тяжTлым
телом, а Мария не могла даже кричать, да если бы и могла, то не стала бы от
этого самого сжигавшего еT душу стыда. Гена тогда долго не мог налапаться и
даже целовал Марию в щTку своими липкими от какой-то еды, наверное от
пирожка с повидлом, губами, а Мария молча рвалась на волю, упираясь в него
руками, и позорная дрожь окатывала еT, как брызги ледяной воды, каждое
мгновение ей казалось, что больше она не выдержит, но невыносимая
реальность длилась и длилась, как кошмар, от которого нет пробуждения.
Наконец кто-то стал спускаться по лестнице в раздевалку, и Гена оставил
Марию, нырнув в душный увешанный одеждой полумрак, а она долго ещT не могла
опомниться, до самого дома чувствовала следы пальцев Гены на теле и
мучительную дрожь, словно воздух ада проникал в неT уже сейчас, на земле.
мастикой, коридором до ближайшего окна во двор и теперь смотрит в него,
облокотившись на подоконник, через двойное стекло. Она смотрит не наружу, а
на само окно, занозы облупившейся белой краски, под которыми видна чTрная,
словно сделанная из измельчTнной в пыль грязи, древесина рам, на мумии
павших мух, невесть как пробравшихся внутрь, в вертикальный мир,
ограниченный двумя стTклами, и так до самой смерти не понявших, что выхода
нет. Мария ни о чTм не думает, но слTзы иногда сами текут из еT глаз по уже
неискажTнному, безразличному лицу, потому что бессмысленное существо Марии,
которое она даже не может себе определить, уже чувствует надвигающуюся из
будущего жестокую судьбу, состоящую сплошь из боли и позора. Оно не может
выразить себя словами, потому что не умеет не говорить, и только
непрекращающееся пришествие слTз, рождающихся в глазах Марии, есть
воплощение его ужаса перед неминуемым.
школы, некоторое время ещT царствует тишина. Потом за стенами классных
комнат нарастает гомон, за спиной Марии в конце коридора открывается дверь,
и несколько учеников младших классов со смехом вырываются на долгожданную
свободу, на ходу поправляя ранцы и раздавая друг другу пинки. Открывается
ещT одна дверь, за ней другая, и скоро весь коридор уже наполнен смехом,
криками и топотом бегущих ног. Мария выжидает несколько минут у окна, и
поднимается наверх, где к Антонине Романовне уже заходят ученики следующего
класса. Машинально ответив на приветствие одной знакомой девочки, но не
решившись поднять на неT покрасневшие глаза, Мария быстро собирает свои
вещи в портфель. Лавируя среди ещT несущегося коридором потока
младшеклассников, иногда больно задевающих Марию каменным детским локтем
или плечом, она спускается на первый этаж и выходит во двор. На улице
совсем тепло, еле заметные древесные животные ветра пробираются листвой
стоящих перед школой каштанов, на белом заборе, в переменчивом световом
мире виноградных лоз чирикают воробьи. Мария заворачивает за угол школы и,
идя под самой стеной, достигает пролома в заборе. Она оглядывается, чтобы
убедиться, что никто не наблюдает за еT бегством, выставляет из отверстия
наружу портфель, затем перебирается сама и быстро идTт по тротуару к
перекрTстку.
пронизывает еT. Она думает о том, что сделает с ней отец, если узнает о
двойках. Злополучная страница дневника уже лежит, скомканная в урне на
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Глуховский Дмитрий
Суворов Виктор
Шилова Юлия