четвертый возчик, последний из старых, не появился. Молодые люди, поняв, что
среди них не осталось никого из стариков, переглянулись, не сговариваясь,
забросили подальше свои инструменты и отправились в путь уже не музыкантами,
а купцами.
-- Востоком и Западом, Европой и Азией -- в те времена, когда турки всей
своей массой двинулись на Вену, оправдали себя, но в дороге Леандр понял,
что переполнен музыкой -- так же как и отцовской любовью -- до конца жизни и
все, что будет к ней добавлено, просто перельется через край и уйдет в
песок. Однако, увлекшись торговлей, он никогда больше не возвращался к
цимбале, не только не брал ее в руки, но и не чувствовал потребности слушать
музыку в мире, пожиравшем вокруг него день за днем. Он полюбил свое новое
ремесло, полюбил путешествия и верблюдов с их медленной, плывущей походкой,
за которой на самом деле скрывается их невероятная способность буквально
проглатывать расстояния, полюбил их быстроту и выносливость -- он даже
пытался подражать им, облекая свой естественный пульс, свое внутреннее
время, свою быстроту в мягкие, нежные и тягучие движения. Скорость,
обрядившаяся в лень, -- вот была его цель. Зная, что это лучший способ
защиты, он всегда скрывал, насколько сгорела его свеча, и молчал о том, что
уже заранее видел из-за спины ветра. Ибо он понимал, что такая скорость
похожа на опасное оружие, к которому люди относятся с подозрением. Так,
наблюдая за верблюдами и годами упражняясь, он научился успешно маскировать
свою необыкновенную силу и свои достоинства, будто это были пороки. И это
защищало его от неудач и несчастий. Времена были тяжелые, и в пути нередко
можно было встретить человека в окровавленной одежде. От купцов Леандр
наслушался страшных рассказов о турках с саблями, ловцах скорости, любителях
погони, охотниках за головами, которые подстерегают караваны и жестоко
расправляются с купцами и возчиками. Ему рассказывали, что охотник за
головой всегда держит за спиной ту руку, которая нужна ему для онанизма, и
бережет ее как драгоценность, старается не перетрудить и ничего ею не
делает, а саблю, которой сносит головы с плеч, держит в другой руке. И хотя
Леандр знал, что дьявол не может убить и что жизнь отнимает один только Бог,
ему все равно было страшно; и глаза его начинали метаться по лицу при одной
только мысли о турке с саблей.
растрескавшейся цистерне для хранения воды, мыл ноги, не снимая носков, и
его одиночество портилось так же быстро, как творог на жаре. Леандру сказали
о нем:
твою судьбу. Но имей в виду, предсказывает он лучше, чем бреет.
Прорицатель рассмеялся, и стало видно то единственное, что в нем не старело,
-- его улыбка. Он велел Леандру раскрыть рот, неожиданно плюнул туда, потом
разинул рот сам. Когда Леандр ответил пророку плевком, тот поплевал ему на
каждую щеку, размазал плевки и начал бритье.
Леандр полушутя.
плита.
не думай, что одни из них хорошие, а другие плохие. Дело не в этом. Одни
занимаются быстрыми, а другие медленными тайнами, вот и вся разница. Я,
например, дешевый прорицатель, потому что и завтрашний день и следующий год
скрыты от меня даже больше, чем от тебя. Я вижу очень далекое будущее, на
два или три столетия вперед, -- я могу предсказать, как будут звать тогда
волка и какое царство погибнет. Но кого интересует, что будет через два или
три столетия? Никого, даже меня. Мне на это плевать. Но есть и другие
прорицатели -- дорогие, например в Дубровнике. Они предсказывают, что
случится завтра или через год, а это нужно каждому, как лысому шляпа, и у
таких не спрашивают, сколько его пророчество стоит, а платят не жалея,
пригоршнями, как за перо жар-птицы. Но не следует думать, что два таких
пророка и их пророчества никак не связаны друг с другом или что они друг
другу противоречат. В сущности, это одно и то же пророчество, и его можно
сравнить с ветром, у которого есть внешняя и внутренняя сторона, причем
внутренняя -- это та, которая остается сухой, когда ветер дует сквозь дождь.
Таким образом, один прорицатель видит только внешнюю сторону ветра, а другой
-- внутреннюю. Ни один из них не видит обе. Поэтому приходится идти по
меньшей мере к двум, для того чтобы сложить целую картину, сшить лицо и
подкладку своего ветра...
судовой компас:
что происходит снизу и сверху, остается скрытым, оно ему недоступно. Но как
раз это-то и хочется узнать, это-то и интересует: любовь снизу и смерть
сверху.
едят руками, как устриц, иную следует резать ножом, чтобы не удушила тебя, а
бывает и такая жидкая, что без ложки не обойтись. Но есть и такая, как
яблоко, которое съел Адам.
может, как змея, передвигаться и вверх и вниз по древу нашего происхождения.
Смерть может веками ждать твоего рождения еще до того, как ты родился, а
может вернуться за тобой, выйти тебе навстречу из далекого будущего. Кто-то,
кого ты не знаешь и никогда не увидишь, может натравить на тебя свою смерть,
как охотничью собаку на дичь, или послать ее вдогонку за тобой с такого
расстояния, которое невозможно себе и представить...
и женские руки, и солдатскую саблю. А я вижу солдата в сапогах, он бреется
саблей с золотой кистью на рукоятке, и тебя этой саблей он зарубит. Потому
что, вот, мне ясно видна и твоя голова. На блюде, как голова святого Иоанна
Крестителя. А причина в женщине... Но ты не бойся, это будет не скоро. До
этого пройдет еще много времени, много скотины народится. А ты пока береги
шею, лебедь мой, и от женщин, и от сабли. И умойся...
падал первый снег этого года и звенел мощный голос пророка.
И содрогнулся от холода, стоявшего вокруг, и от ужаса внутри себя.
показался ему еще более обоснованным, чем всегда. Его сердце трепетало в
груди, а сны стали заразными от страха, и если Леандру снилось, что ворона
клюнула его в зуб, потому что он улыбнулся ей во сне, то все, к кому он в
течение следующего дня прикасался, видели во сне ворону, клюющую их в зуб.
его не встретил. Встретил он девушку. Пока Леандр и его товарищи пережидали
на берегу Охридского озера зиму, ему стало казаться, что в своем страхе он
хватил через край и потерял свой естественный ритм, что, вместо того чтобы
развивать свое тайное преимущество, он его утрачивает. А началось все с того
вечера, когда он, как ему показалось, услышал звуки цимбалы. И вдруг поймал
себя на том, что прислушался к музыке, а не остался равнодушным, как прежде.
Это показалось ему шагом назад. Играл не мужчина, а женщина, и эта разница,
о которой Леандр знать не мог, не ускользнула от него. Прислушавшись, он
заметил еще кое-что. В тех местах, где музыка требовала от исполнителя
скрестить на струнах пальцы, звук цимбалы замирал и продолжал звучать спустя
еще несколько мгновений, как будто они были нужны для того, чтобы вдохнуть
воздух. Леандр понял, в чем дело, и на следующий день, увидев девушку,
которая играла, сказал ей прежде всего:
руке, безымянного. Но играть ты научилась еще до того, как его потеряла. Так
было дело?
металлическую цимбалу с раскаленными струнами. С тех пор я играю просто так,
чтобы не забыть, а тебя никто слушать не заставляет...
девушке забыть о своем несчастье. Он попытался объяснить ей, что нужно жить
быстро, не оглядываясь назад. И, гуляя из вечера в вечер вдоль берега озера,
старался объяснить девушке свое необыкновенное и тщательно скрываемое
свойство. Вскоре стало ясно, что Деспина, так звали девушку, была отличной
ученицей, а дни, когда произошло несчастье с цимбалой и раскаленными
струнами, оказались быстро забытыми. Она навсегда оставила инструмент, так
же как Леандр в эти же дни расстался с купцами, сытый по горло их работой,
переполненный страхом, с карманами, набитыми заработанными дукатами. Деспина
постепенно перенимала его ритм еды, с успехом подражала его походке и речи,
училась пользоваться глазами с такой же головокружительной быстротой, с
которой делал это он; и бывали такие моменты, когда ей казалось, что за день
она проживает два дня. Однако во время этих уроков, гуляя вдоль берега и
стараясь скрыть от других людей свою общую быстроту как общую тайну, они
постепенно сблизились. Ее кольцо иногда бросало отблеск прямо ему в глаза, а
он, глядя на нее, размышлял, нет ли у нее на груди вместо сосков закрученных
свиных хвостиков, как у некоторых изображенных на фресках грешниц. К этому
времени Леандр о женщинах знал немного, как, впрочем, и о себе. Он знал, что
с винами следует обращаться так же, как с женщинами: по-разному летом и
зимой; знал также и то, что сильные вина переливают летом, а слабые --
зимой. Это было все, что по разговорам в семье было известно Леандру о
женщинах, однако девушка без пальца, на котором носят обручальное кольцо,
привлекала его. В те дни где-то ждала Леандра его fabula rasa, его "пустая
история", и умоляла о том, чтобы он наконец в нее вселился.
Однажды вечером Деспина и Леандр положили в лодку рыбачью сеть и поплыли
через озеро по реке, которая на заре доставила их на другой берег. В ту ночь
Доставалов Александр
Шилова Юлия
Махров Алексей
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Березин Федор