выйти Иванова не может. Ее недавно парализовало. Всю левую сторону.
Кровоизлияние у нее было, поэтому ее и парализовало. И вынести ее не улицу
некому - Федя старый уже для этого. Да и незачем ее выносить. На лоджии тоже
воздух. И видно все. И удобно. Она же в кресле сидит. Покормить, помыть,
повернуть, посадить - со всем этим Федя справляется. А на улицу вынести не
может. Хоть всего три ступеньки там. Кое-как на лоджию вывести - это он пока
в состоянии. Выведет, посадит ее в кресло, она и сидит. Молчит. Речь у нее
после кровоизлияния тоже отнялась. Скучно ей сидеть на лоджии и молчать.
спросит, что нового, что где продают. И знала обо всех все. Кто женился, кто
уехал, кто с кем. Умер кто-нибудь - тоже всегда знала. И на все похороны в
округе ходила. Помогать. Если ее не звали, она все равно ходила. Интересно
ей было, что ли?
- и кончились дела. А когда-то у нее семья была не то что теперешняя. Как у
людей была семья. То есть у Ивановой две семьи было. Сначала, до войны, у
ней был муж парикмахер, Миша Гольдин, и двое детей - Йося и Фима. А за Федю
это она в самом конце войны вышла, когда совсем уже одна осталась. Вышла и
стала Ивановой. Они хорошо с ним жили. Всю жизнь. Только с детьми не везло.
Ни одного не вырастили из троих. Вдвоем жизнь прожили и на пенсию вышли. А в
старости, конечно, скучновато стало им жить. Поэтому Иванова и суетилась
вечно.
давно. Так Иванова - когда за маслом очередь днем выстоит и им заодно
возьмет, когда талоны на сахар и мыло в жэке получит. А то и отоварит их
все. У нее сумка есть на колесах - огромная. Рюкзак, а не сумка. Так она
набьет ее доверху и прет еле-еле. Федя ворчит, а Иванова говорит:
Ленка из четвертой квартиры говорила:
похожи. И что б мы без вас делали?
дети. Из школы придут и носятся по двору - собакам хвосты крутят. А на
каникулах весь день без присмотра. Летом еще, допустим, в лагерь их можно
сдать на месяц. Или на два. А потом? Вот Иванова их и пасла. Воспитанием
занималась. Манерам не обучала, а чтоб не дрались или не лезли куда не надо
- следила. И накормит детвору всегда. Ей соседи ключи оставляли. Ну, она
зайдет, разогреет, что там у них есть, и накормит детей. Пускай один раз в
день - и то дело. Оно, может, все это и не так важно, может, дети и сами бы
себе обед разогрели, но матерям спокойнее. И Иванова при деле. Дети ее бабой
Раей звали, а родители их - соседи то есть - те вообще: Ленкин муж картошку
каждый год на зиму привозил на своем КАМАЗе. Привезет и еще в квартиру
затащит, и на лоджию вынесет. Если телевизор или утюг починить - это Валера
из второй всегда пожалуйста. Ладили они, короче, между собой. Не потому, что
зависели как-то там друг от друга, а просто. По-людски. И если б не тот
случай дурацкий, так бы оно и шло, как шло. Может, и кровоизлияния никакого
не случилось бы у Ивановой. И надо ж было Кольке с Темкой пропасть! Вернее,
как пропасть? Не пропасть, а исчезнуть. Только что были - Иванова их видела
- и исчезли. Сперва она ничего такого не подумала. Но час проходит, два -
она их искать. Вечер уже вот-вот, а их как и не было никогда.
охают и за сердце держатся. Тут и соседи с работы пришли. Сначала Ленка -
она близко работает, в химчистке, за ней Темкина мать - Наташа. Ну, и
началось. Куда ни кинутся - нигде никаких следов. А Иванова сидит на
скамейке, не шевелится - бледная и дышит через раз. Федя очухался малость
после бегов, а она нет.
на Иванову. По глупости своей:
тебя сама, своими руками удавлю и глаза повыцарапываю.
Пришли и карасей принесли десяток. Они, оказалось, рыбу ловить ездили. На
катере. Им на мороженое по двадцать копеек оставили, а они на катер сели и
на остров рванули. Рыбу ловить. Иванова отвернулась куда-то, они и рванули.
А когда пришли, и она увидела их, у нее кровоизлияние произошло. Инсульт
называется. Болезнь такая.
инсульта.
кресло, она и сидит.
ДОЧКА ШУРА
земли и положил ее к себе на колени. Потом он выскреб из фуражки пальцами
мелочь и пересыпал ее в левый карман штанов. После этого Виктор Владимирович
Лосев встал, расправил и размял коленные и другие суставы, надел фуражку на
лысую голову и потащил ящик из-под молочных бутылок, на котором до этого
сидел, к магазину. Возле подсобного входа Виктор Владимирович Лосев
аккуратно поставил ящик на то самое место, откуда три часа назад его взял,
вышел из магазинного двора и зашел в сам магазин. В магазине он достал из
правого кармана штанов три рубля и авоську и купил полбуханки хлеба, бутылку
сладкой воды "ситро" и около килограмма свежемороженых сардин. А больше в
этом магазине он ничего не купил, и не потому, что у него не было денег,
деньги у него были. А купить в магазине ничего больше нельзя было. Не
продавалось там больше ничего. Правда, на улице, около магазина, продавались
пирожки с капустой, и Виктор Владимирович купил еще и пять пирожков, хотя
ему и нельзя было жареного в пищу употреблять согласно диете. И вот сделал
Виктор Владимирович все эти покупки, сдачу с трех рублей спрятал снова в
правый карман и, откусывая от одного пирожка, медленно пошел по тротуару
домой. А когда Виктор Владимирович домой пришел, его дочки дома не было, и
он этому обрадовался. И сразу стал греть себе чай. Чтоб согреться. Так как
сильно он перемерз за три часа на улице без фуражки. И вот нагрел он себе
чаю, выпил его с еще одним пирожком, потом хлеб, сардины и оставшиеся
пирожки сложил на подоконнике и "ситро" рядом поставил. А закончив эти дела,
он снял с себя всю одежду, исключая штаны и рубашку, и лег на свою лежанку,
так как чай его не согрел, и укрылся своим пальто. Потому что одеяла у него
не было. У него вообще, можно сказать, ничего не было, кроме этой лежанки.
Дочка Виктора Владимировича Шура то, что было в квартире из вещей - все
продала. Только две табуретки самодельные в кухне не смогла продать, стол и
лежанку. И еще раскладушку старую не смогла. Не взял ее ни один человек, и
она, дочка, теперь на ней спала, когда приходила домой сама. А если, бывало,
она кого-нибудь к себе приводила, тогда Виктор Владимирович на раскладушке
спал. А другие вещи - и телевизор, и радио, и холодильник, и мебель - это
все дочка давно продала. А деньги вырученные пропила. Так как она у Виктора
Владимировича была пьяницей. И со всех работ ее за это выгоняли. А последнее
время она уже и не устраивалась никуда, а продавала вещи из дома, пака все
не продала. А когда все ценные вещи в доме кончились, стала она деньги у
Виктора Владимировича просить, с пенсии, а если он ей не давал денег, Шура
пенсию у Виктора Владимировича забирала всю целиком без остатка и пила на
нее, на пенсию, которая равнялась ста восьми рублям в месяц. Небольшая была
у Виктора Владимировича пенсия. Не заработал он большую по состоянию своего
здоровья. У него всегда здоровье было плохое. Его и служить в войне не взяли
по зрению минус семь диоптрий и из-за плоскостопия. И он почти всю жизнь
учителем проработал в школе. Трудовое воспитание преподавал и иногда
рисование вел в некоторых классах. Подрабатывал. Он рисовать с детства любил
и умел. Например, картину Васнецова "Аленушка" один к одному мог изобразить
красками, так, что от настоящей и не отличишь. А пенсии ему насчитали сто
восемь рублей. Правда, будучи в пенсионном возрасте, Виктор Владимирович еще
шесть лет работать продолжал, но потом он заболел, и ему операцию сделали по
поводу удаления желчного пузыря. Три часа делали ему эту сложную операцию, и
после нее он работать перестал, потому что как следует не поправился и все
время плохо себя чувствовал, еле ходил и возможности работать у него не
стало. И Шура к этому времени тоже нигде уже не работала из-за хронического
алкоголизма. Но пенсию у Виктора Владимировича она тогда еще не отнимала, а
продавала все, что ее под руку попадалось. Она только когда трезвела, ела
то, что Виктор Владимирович на свои деньги покупал, а его самого не трогала.
И денег тогда даже и не просила. А Виктор Владимирович сам ей дал однажды
пятерку. Жалко ему стало Шуру. Ее колотило с утра и трясло, и зубами она
стучала, и воду из крана пила без конца. Ну и Виктор Владимирович дал ей эти
пять рублей. Пожалел. И Шура на них пошла и похмелилась и сказала ему
спасибо.
Владимировича просить. А потом и требовать начала. Виктор Владимирович ей
давал, и на жизнь у него совсем ничего не оставалось. А когда деньги
кончались, Шура все равно требовала, чтоб он ей их дал. Виктор Владимирович
говорил, что нету у меня денег, а Шура его не слушала и говорила, что у него
денег много должно быть припрятано и пусть он, говорила, их отдает
по-хорошему. И Виктор Владимирович как-то не вытерпел и отдал ее пятьсот
рублей, которые были у него отложены в надежном месте.
спрашивает: