те же муки ада, которые в нашем измерении прошли мы в их Израиле... Не
пристрелил наш Ильин нашего Брежнева в Боровицких воротах, промазал,
бедолага, провёл десятилетия в психушке. А тот - не промахнулся, попал куда
надо - прямо между знаменитых бровей, остановив тем самым развал своей
родины и исход с неё евреев в Израиль. И тамошний Юрий Владимирович не
только вылечил свои почки и по
реформах... Так что героям данного опуса оставалось только, на примере
израильских иммигрантов, этих бедолаг без языка и имущества, воображать, что
ждало бы их "в гостях"... Сколько товарищ Горский мне писем от этих
иммигрантов показывал! Мы с ним просто, поверите ли, не могли без слёз
читать эту почту. И со слезами - тоже, так как... ну нихера не понять, что
пишут эти черножопые чурки с глазами на ломанном русском, чтоб их всех
дьявол побрал... Так что почитали мы с Горским, честно говоря, одно письмо,
пожали вот так плечами, вот так, видите? И - в корзину. За всех не
наплачешься. И вообще, им надо было знать, что Москва слезам у нас не верит.
Тем более - чужим, тем более еврейским, хоть у нас евреев и нет, запомните
это, товарищи!.. А иммигранты-израильтяне пусть благодарят нас за то, что
они все получили работу и равную оплату, чего они, в другом измерении, нашим
не предоставили. Что же касается торжественных провозглашений нашей родной
партии, то Андропов всё же не ваш баламут-Хрущёв. У всех у нас жизнь стала
несравненно лучше после наведения андроповского порядка и жёсткого контроля
КГБ над полуразложившейся было брежневско-сусловской партией. Даже не
решаюсь вам сказать, сколько для её выкормышей создали в новоандроповских
лагерях лагерях рабочих мест... Всё равно не поверите. Не ГУЛАГ, конечно, не
воображайте неповторимое, но, знаете ли, две амнистии мелким ворам дали, а
всё не хватало койко-мест в бараках! Замучились просто славные
изголодавшиеся по настоящему делу чекисты раскапывать кто, где и сколько
хапанул. И, главное, куда спрятал. Ведь граница-то была ещё на замке, на
Канары не увезёшь, где-то в огороде зарыто, а одно "хлопковое дело" целый
тюркоязычный лагерь специфическим контингентом обеспечило. Где деньги,
Рашид? А андроповцы всё шли и шли вглубь и вширь, занимаясь севом в любое
время года. И ни одного - без партбилета! Гитлер с Сухарто и Пиночетом
вместе взятые столько коммунистов не посадили! Ну, всё, всё! Хватит о по
родимых, если снова не занесёт...
низкий мурлыкающий голос доносился словно издалека, а привычный поцелуй -
одним дыханием у губ - был обычным ритуалом, соблюдаемым ими даже наедине,
как сейчас, здесь, на пустом перроне электрички. - Зима только начинается, а
ты прямо в лето..." "Мне так жаль, лапка... В следующий раз обязательно
поедем вместе! - Евгений тоже говорил тихо и мягко, произносил только то,
что ожидала услышать супруга, что никак не могло вызвать её гнева или
вызвать случайную ссору. У них уже пятнадцать лет не было ссор. - Пока же
нам надо просто набраться терпения на эти три недели. Воду пусть носит
Олежек, пока Фомич не починит насос. Не позволяй себе переутомляться. И не
выбегай раздетой - самое опасное время года эти декабрьские оттепели." Вдоль
осклизлого перрона выстроились мокрые жёлтые сосны. Над их плоскими кронами
стелилось и двигалось поперёк путей низкое серое небо, с которого то редко,
то густо сыпал и сыпал снег, стекающий по асфальту на полотно белой пеной.
Медные толстые провода звенели на тихом сыром ветру. На фоне густой зелени
елей лицо Юлии словно светилось в обрамлении парика, меховой шапки,
собольего воротника шубки. Услышав грохот приближающегося поезда, жена
улыбнулась мужу отрепетированной до мелочей улыбкой - сразу всеми зубами, с
розовым кончиком языка между ними и коротким звуком, словно она вдруг
задохнулась от счастья. В этот короткий момент её светлые глаза освещались
улыбкой, чтобы тотчас привычно сузиться до чёрных, двухстволкой, зрачков. Он
привык жить под этим взглядом злой гибкой хитрой собаки перед броском... В
свою очередь, Юлия всматривалась в неподвижное лицо мужа на фоне
проплывающих мимо зелёных вагонов с привычным напряжением. Эти могучие скулы
над мощной шеей, согнутые вперёд широкие плечи - словно перед ударом в
солнечное сплетение... Все пятнадцать лет она ожидала этого
сокрушающе-завершающего удара, логически неизбежного, как выстрел из ружья,
вывешенного на стену в первом акте, при такой застарелой взаимной ненависти
тонкую, гибко поддавшуюся талию под мягким дорогим мехом. Под шипение дверей
Евгений видел лицо Юлии, шагающей вровень с окном. За грязным, сочащимся
стекающим мокрым снегом стеклом её фигурка съёжилась до размеров какой-то
куклы на улетающем назад и вправо перроне, с прощальным взмахом руки в узкой
чёрной перчатке. И сразу понеслась за окном сплошная белая пелена мокрых
снегов с редкими заснеженными соснами у полотна и сплошной зелёной стеной
елей вдали.
можно было подумать, что молодая жена печалится разлуке с любимым уехавшим
мужем, но такое лицемерие наедине с лесом было бы слишком даже их
специфических семейных отношений. Нет, Юлия просто вдруг вспомнила ту боль
на губах после бесконечного "горько", замирание сердца при ожидании
неизбежного окончания дружеского застолья в холле родного дома и восхождения
вдвоём в спальню на втором этаже. Супружеская жизнь, которая всегда
начинается с таинственного, непостижимо прекрасного спектакля двух
актёров-любителей, отрепетированного теоретически до мелочей по рассказам
подруг, была для неё первым днём её тайно объявленной её жениху, а теперь
мужу войны. Двадцать два года она прожила в выстроенном и выстраданном мире
разумного аскетизма, о котором стыдилась признаться подругам. В их
доморощенном бомонде девственность в таком преклонном возрасте считалась
чуть ли не позором. Но Юлия видела столько судеб, сломанных неуправляемыми
страстями, что сделала непреложным правилом - не подставляться! Не верить не
только первому, но и десятому встречному. Не попасть в случайную яму на
жизненном пути. И вот когда её избранник, её такой скромный и сдержанный
Женя, с его целомудренными поцелуями, её многократно проверенный перед
браком её мучительными для неё самой провокациями избранник оказался
банальным изменщиком, то она поняла - искать в этой жизни больше некого!
Другой будет таким же. Пусть будет ЭТОТ, но пусть он, один за всех,
расплачивается за их всеобщую подлую неверность. Вот и будет его первая
брачная ночь для него и первой пыткой в задуманной на годы мести-экзекуции.
Она стерпела, смиряя свою плоть, когда он смело и больно, уже хозяйски
целовал её непривычно захватывающими весь рот губами - при всех-то... Вот,
оказывается, как умеет целоваться после ЗАГСа её целомудренный муж! Вот как
он целовал ту!.. Или та его там обучила перед самой свадьбой со мной?.. Юлия
уже осознала, что всё-таки влетела в тщательно замаскированную им яму, яму
полную её глуп
ей всё. Что бы он ни творил со мной там, с пугающим злорадством думала она,
я не проявлю ничего, кроме презрения. Именно там и именно так настанет мой
час!... Она вздрагивала от непривычно сильных его рук на талии. А он
традиционно поднял невесту по лестнице на руках на второй этаж под ликование
собутыльников, опустил свою ношу на любовно застеленную мамой кровать и
деловито-умело стал спускать с обнажённых плеч свадебное платье, расстёгивая
ей, послушно прогибающейся, кнопки на спине, чтобы сразу стянуть платье,
отбросить и спустить к босым уже ногам скользкую на гладком теле рубашку,
оставив её в том наряде, какой она могла себе до сих пор позволить перед ним
только на пляже. Она не сразу поверила, что он посмел спокойно и умело снять
с неё всё остальное и оставить лежать перед ним так, пока он, не сводя с неё
жадных глаз, сам бесстыдно раздевается перед ней... Ну вот, - замирая от
наступления долгожданной минуты, думала она, - вот я бесстрастно, словно со
стороны, и наблюдаю всё это... Мне даже не страшно, только интересно, что
будет дальше. Какой он тяжёлый... и как больно... и где! Всё - я женщина...
Сбылось... Теперь стерпеть его ласки... Неужели ему не жалко меня, ведь он
видит, что я не чувствую ничего, кроме боли и неприязни ко всему
происходящему. Но, Боже, что иное могу чувствовать я, если достоверно знаю,
что такую же, но радостно воспринимаемую боль, он всего неделю назад
причинял той, другой... Как неприятно пахнет спиртным и салатом у него изо
рта... О, Господи, да ведь я действительно ничего не чувствую, никакой
страсти! Что, если окажется, что я и в самом деле фригидная? Он это сразу
заметит, а тогда... Тогда какая мне радость в самом факте такой моей мести?
Ладно, теперь у нас хоть будет общий ребёнок... "Ты меня не любишь? - хрипло
и удивлённо спрашивает Женя, поднимаясь над женой на руках. - Что с тобой? Я
тебя не чувствую. Ты... ты просто терпишь мои ласки и морщишься от боли,
словно я палач... Что происходит?" "Не зна
так... сразу как-то. Мне действительно больно." "И больше - ничего?!."
"Ничего. Прости меня... И отпусти, пожалуйста. Я хочу спать. Потерпи, я к
тебе привыкну." "Но ты же... когда мы целовались... Я же чувствовал!.." "Ты
ошибся. Я никогда тебя... не хотела. И сейчас не хочу. И никогда не захочу.
(ВОТ ОН - МОМЕНТ ИСТИНЫ!). Я привыкну..." "К чему?!" "К тому, что ты
законный муж и что я обязана... терпеть твои вот такие... ласки."
пятнадцать минут как жену, мгновенно облегчённо уснувшую, как только он
оставил её в покое. Внутри него всё клокотало гневом и обидой. Ничто не
предвещало такого начала семейной жизни. Более года они едва сдерживались
оба, чтобы не завершить свои бесконечные объятья и поцелуи таким
естественным финалом. И вот, когда они получили законное право принадлежать
друг другу, она... В эти секунды он возненавидел раз и навсегда это
обаятельное существо, свернувшееся калачиком рядом с ним и что-то по-детски
бормочащее во сне. Но должна же быть этому хоть какая-то причина! А что,
если, вдруг обжигает его мысль, это было не видение тогда, на вокзале в
Одессе, когда они со Светой возвращались из Тирасполя, размягчённые,
переполненные сладким вином и томлением молодых тел, откровенно влюблённые,
оба во власти обаяния речных плавней Буга и густой листвы огромных деревьев,
отраженной в синем зеркале сверкающей на солнце воды. Ему тогда вдруг
Черепнин Владимир
Махров Алексей
Прозоров Александр
Сертаков Виталий
Кервуд Оливер Дж.
Махров Алексей