этикеткой "Летягин", которое было убедительно представлено нижним соседям
- семье Дубиловых. Эта многоголовая кобра с готовностью откликнулась и
поднялась из горшка своей квартиры с самыми истовыми чувствами ненависти.
словесной дудочке унять озверение народа и даже доказать: "братство и
сестринство всех людей не есть тепличное растение". Были только угрюмый
Летягин, который предпочитал в одиночестве мечтать о выигрыше по
лотерейному билету, и семья Дубиловых, в свою очередь собиравшаяся узнать
вражину с верхнего этажа поплотнее. Очередная трагедия индивидуалиста не
заставила себя долго ждать.
квартире. Их было трое. Мамаша и два сына, недавно совершившие ритуал
совместного пожирания аленького цветочка из лепестков-бифштексов. Короткие
ножки-столбики, мощные загривки, попы "на коленках", сдвинутые вперед
челюсти и, в противовес, утопленные глаза типа "букашки" не предвещали
ничего светлого.
Дубилова. Кстати, она еще обладала выдающимся бюстом, которым с ходу
атаковала Летягина, после чего тот стал видеть встречу хозяина и гостей
как бы "со стороны". Встречу комментировала та же гражданка Дубилова:
энергия движущегося женского тела ушла в стену, образовав вмятину.
обездвижен юными штангистами, наступившими ему на ноги.
Летягина, заложив его между шкапом и собой.
расплющенный Летягин уже стелился по полу, пытаясь глотнуть воздуха.
материнской гордостью, - каждый день им по две авоськи с рынка тащу -
белки для силы, а фосфор для мозгу.
тем, что пытки, кажется, прекратились. Обладатели откормленного мозга
смущенно переминались в дверном проеме.
Может, тебе жрать больше надо, чтобы паскудой не быть: колбасы, цыпляток,
- почти умиротворенно подытожила соседка, подчеркнув необходимость
здоровой основы для их будущей дружбы. Но этой дружбе не суждено было
состояться, так как Летягин не смог, а по версии Дубиловых - не захотел
исправиться. Обстоятельства носили, как говорят на флоте, характер
непреодолимой силы. А соседи воплощали собой тот самый принцип "ни шагу на
месте", который гнал кочевые орды из Азии в Европу. Естественно, что рейды
возмездия, они же разбойничьи нападения, повторялись и носили все более
разрушительный характер.
водой, топчут с подчеркнутым сладострастием портрет первой любви,
одноклассницы Любови (сам рисовал: хорошо получилось, хоть она еще юной
маляршей выскочила замуж за сиамских близнецов, то есть двух сросшихся
граждан дружественного Таиланда).
решает, что терять ему больше нечего. К тому же домашняя живность берет
окончательный "реванш колыбелями", а "Докер", связанный с ним незримыми
узами (Потыкин говаривал: "Только "Докер", не будь предателем"), вылетает
в низшую лигу. Не чувствуя в себе моральных сил для сопротивления, имея
внутренний мир, в котором не укроется и мышонок, Летягин приходит в
отделение милиции и жалуется там в письменной форме.
Милиционер Батищев, к которому попало заявление, оказался близким другом
субъективно привлекательной гражданки Дубиловой и возможным автором одного
из сынов. Он сосредоточенно подумал, где мог слышать фамилию "Летягин" и
вспомнил свой визит к покойнику Потыкину. До убытия в пока не
контролируемую область того света Потыкин страдал изъянами общественного
поведения (совался, мешал, буянил), и сотоварищи у него должны быть, по
идее, в ту же масть. "Я никогда ничего не забываю", - удовлетворенно
отметил Батищев. Он-то и посоветовал Дубиловым нанести по Летягину
превентивный удар - подать гражданский иск. Колеблющаяся (в прямом и
переносном смысле) дама сходила в ЖЭУ, и там окончательно развеяли все ее
сомнения, горячо поддержав наступательную линию. Ведь обстановка-то - всем
известно, какая сейчас обстановка. Подавать в суд - и точка. Дубиловы плюс
простой трудовой народ против так называемого программиста Летягина.
встрече сказал свое "иду на ты" этот осколок матриархата. Потом в руку
Летягина легла повестка в суд - врученная неким неразличимым на фоне стены
курьером, обладающим громовым стуком известного из поэзии командора. Этот
стук активизировал в Летягине сначала воспоминания из школьного учебника:
"Брось ее, все кончено. Дрожишь ты...". А потом и генную память: заседание
трехглавого энкавэдэшного змея с прицелами вместо глаз под хоровое пение
публики: "Собаке - собачья смерть".
кирпичную стену цвета запекшейся крови. Не отринул он это горе для ума, не
прочистил свою бредовую голову морковными котлетками и утренним бегом, а
наоборот, дал ей волю. Перед мысленным взором проходила длинная вереница
свидетелей обвинения. Товарищи-контрабандисты из прежней морской жизни:
специалисты по надеванию дюжины часов на одну руку, полста цепочек на одну
шею, трех джинсов на одну задницу. Нынешние сослуживцы с попрекающим
словом. Начальник сектора со сложившимся мнением, узким, как удавка.
Веселые юноши из режимных институтов, сдающие интегрированные пакеты
программ (что были некогда свистнуты на диком западе бесстрашными
советскими разведчиками) в обмен на чистые флоппи-диски. Сумрачные дяди
васи из техсекторов, отпускающие искомые флоппи за канистры спирта.
Разбитные бабы маши из отделов снабжения, сдающие спирт за...
искать себе свидетелей защиты. Нет, к ним нельзя было причислить старушек,
высаженных грядкой на скамейке у подъезда - те демонстрировали только
рефлекс одновременного поворачивания головы вслед за крупными движущимися
предметами. Это и не люди в кожаных куртках, которые отказывались помещать
Летягина в поле зрения, даже проходя мимо на расстоянии вытянутого пальца.
Внушал надежду только Головастик.
стоящий на подоконнике и, больше того, различал материки и океаны. Со
временем выяснилось, что у "глобуса" есть глаза, с ласковым любопытством
глядящие на мир, улыбающийся рот, большие красные щеки. "От нечего делать
он следит за всеми, - решил Летягин, - надо ненавязчиво выудить из него
сведения, компрометирующие истцов, или просто узнать что-нибудь полезное.
А старичку, главное, что? Внимание".
на земле - заначенная им у Летягина для пущей сохранности бутылка виски.
Сунув ее под пиджак, новоиспеченный интриган приблизился к двери
Головастика, но не успел позвонить, как из динамика над звонком послышался
ободряющий голос:
здоровался, делала честь предположениям. Приободрившись, молодой человек
толкнул дверь и тут же стал прикидывать, какие телодвижения у него лишние.
В обычном недоразвитом коридорчике стояла и пялилась на него очень
здоровая, можно даже сказать, зажравшаяся собака. Летягин решил, что она
тянет не столько на собаку, сколько на помесь гиены и волка. Пытливый
взгляд замечал еще в странном гибриде что-то от свиньи и даже от крысы.
голову набок. По счастью, из глубины квартиры раздался тот же голос, что и
из динамика.
показалось. На самом деле пес Трофим просто фыркнул. Затем он
действительно повел гостя за собой, наблюдая за ним одним красным глазом.
Шел Трофим неграциозно, переваливаясь и шаркая когтями, как пенсионер
тапками. До борзой ему было далеко. Судя по всему, он это знал и не
старался.
располагался в высоком кресле у окна, и его аккуратно подстриженная
круглая голова действительно напоминала глобус на подставке. Головастик
показал взглядом на кресло:
свое дело.
хитрость старого лакея. А Летягин плюхнулся в кресло. Очень мягкое кресло.
Даже колен оказались на уровне подбородка. Сразу напала дремота, хотя надо
было так много выяснить.
Летягин приболевшего старичка.
наверное, очень убедительным, чтобы тебе согласились ее построить.
фондом, - Летягин решил прекратить беспредметный разговор. - У меня в
квартире плохо. Все течет, все изменяется в худшую сторону, как говаривали
классики философии. А тут еще соседи, клеветники и насильники, подали на
меня иск.