Хелот поклонился. Бьенпенсанта усмехнулась, покачивая туфелькой.
– Сознайтесь, рыцарь, ведь вы удивлены?
– Да не особо... – сказал Хелот, однако девица проигнорировала его замечание.
– Да-а... – протянула она. – Я призра-а-ак... Меня убил из ревности прадедушка этого молодого человека. – Она указала на Греттира острым подбородком. – И с тех пор я затаила лютую злобу. Я – проклятие его рода...
Со двора донесся гнусавый звук трубы, который сорвался и бесславно заглох. Греттир двинулся к выходу и на пороге обернулся, сделав Хелоту знак следовать за ним.
Воинство уже построилось у стен замка. Вооружены все были кое-как, но сердца горели решимостью. Расчет врага был примитивен: он хотел задушить замок голодом. Греттир страшно рисковал, выступая против Рауля де Камбрэ в открытом бою, но иного выхода у него не было.
Хелот стоял в стороне, глядя на хрупкую фигурку молодого барона, окруженного дюжими стражниками, и понимал, что видит его в последний раз, поскольку в предстоящем бою юноша будет убит первым.
Греттир нашел его глазами. Датчанин был очень бледен. Хелот знал, что молодой человек отчаянно трусит, но ничем не мог ему помочь. Греттир помолчал немного, а потом опустился на одно колено и попросил посвятить его в высокий рыцарский орден.
– Я не опозорю вашего имени, – добавил он тихо.
Хелот чуть не заплакал.
И тут во дворе появилась Бьенпенсанта.
– Что здесь такое? – протянула она. – Сознавайтесь! Видение хочет быть в курсе!
На нее никто не обратил внимания. Хелот торопливо ударил Греттира плашмя по плечу и сказал:
– Встань, сэр Греттир Датчанин, и иди вперед без страха!
Греттир встал. Правое колено у него было вымазано сырой глиной.
Бьенпенсанта, надувшись, уселась на бревна, сваленные неподалеку от стены.
– Сэр, – обратился Хелот к Греттиру, – позвольте мне сразиться за вас.
Он покачал головой и надел шлем. Другого Хелот и не ожидал, но все же надеялся уломать своего молодого хозяина.
– Вы ведете себя как ребенок, сэр, – сказал Хелот. – Поверьте моему опыту. Я старше вас. В конце концов, возраст ведь тоже кое-что значит. Я прожил на этой земле двадцать два года и... Бьенпенсанта истерически расхохоталась.
– Между прочим, я прожила на двести лет больше вашего, – вставила она.
«В жизни не встречал более надоедливого призрака», – подумал Хелот с досадой.
– За двести с лишним лет ты могла бы научиться не вмешиваться в мужские дела, – сказал Греттир.
Она обиженно передернула остренькими плечиками.
– Если бы за Рауля взялась я... – начала она.
Не обращая внимания на призрак, молодые люди продолжали свой спор. Хелот видел, что Греттиру очень хочется, чтобы гость его уговорил, но из интеллигентского идиотизма продолжал стоять на своем. В результате оба молодых человека обменялись оружием и решили идти в бой рука об руку.
Между тем солдаты стояли в строю, переминаясь с ноги на ногу и почесываясь алебардами. Легкой походкой, не касаясь земли, Бьенпенсанта подошла к коню, которого держал под уздцы один из стражников, и вихрем взвилась в седло, обнаружив под старомодным синим блио длинные ноги довольно-таки соблазнительной формы. Стражник разинул рот, на что привидение не обратило ни малейшего внимания.
– Солдаты! – звонко сказала прабабушка сэра Греттира. – Я поведу вас в бой сама! Вы босы и плохо вооружены! Гром и молния! Сапоги мы снимем с убитых! Вперед!
Добавить к этому пламенному призыву было нечего. Солдаты воодушевились и завопили, потрясая оружием. Их тени закривлялись на стенах замка. Бьенпенсанта отобрала у стражника копье и воинственно взмахнула оружием.
– Двести лет назад из этого замка к берегу вел подземный ход. – Она указала копьем на бревна. – Разобрать поленья! Мы нападем на них с тыла, когда они обожрутся и завалятся спать!
Пятеро солдат бросились исполнять приказание. Действительно, вскоре под дерном обнаружилась черная дыра, закрытая чугунной решеткой. Призрак снял с пояса кошель, вынул оттуда ключ и бросил стражникам. На юном личике привидения появилось мечтательное выражение.
– Здесь-то он меня и заморил, – пробормотала она. – Я так боялась умереть. А чего бояться-то? Как только я умерла, я тут же освободилась...
Раздался адский скрежет, и на лицах, озаренных багровым светом факелов, появилось радостное выражение. Решетка была снята. Из отверстия потянуло холодом и сыростью.
Бьенпенсанта закричала, не давая солдатам поддаться вполне естественному чувству страха:
– Друзья! Враг уверен, что мы заперты в ловушке! Он ждет, пока мы решимся переправляться водой, чтобы расстрелять наши лодки из пушек!
Хелот приблизился к стремени и поднял голову.
– Мадам, я восхищен. Санта наклонилась к нему с седла. – А, пустое, – небрежно ответила она. – Я случайно вспомнила про этот ход. Я пользовалась им когда-то, бегала на свидания... А потом прадедушка моего любимого потомка спрятал здесь мой изуродованный труп.
Она засмеялась.
Солдаты один за другим исчезали под землей. Последним спустился Хелот, и над его головой заскрежетала решетка. Он поднял голову и увидел, что тонкая фигурка девушки тает, исходит белым дымом и медленно просачивается сквозь прутья. Что-то звякнуло. Хелот наклонился и поднял – ключ.
– Возьмите его себе и смотрите, чтоб вас не убили, – прошелестело из темноты.
Хелот повесил ключ на шею и побежал по низкому, скользкому ходу, стены которого были укреплены бревнами.
Внезапное появление на берегу целого воинства вызвало у людей Рауля де Камбрэ недоумение, но отнюдь не панику. Сам Рауль, огромный детина в длинной, едва ли не до пят, кольчуге, заревел, как бык, и храбро повел своих в атаку. Однако даже пьяного и неукротимого графа де Камбрэ смутило жуткое чудовище, внезапно выросшее перед ним из ночного мрака. Завывая и показывая оскаленные клыки, чудище неслось впереди защитников замка. Верхом на страшном звере восседала молодая девица, идеально сложенная, но маленькая, как новорожденный ребенок. Заглушая вой зверюги, она пронзительно верещала:
– Конец света! Конец света! Я – Вавилонская Блудница на звере! Покайтесь!
«Выглядит вполне убедительно», – подумал Хелот, однако от крестного знамения удержался – не потому, что не был благочестив, но по той лишь причине, что жизнь научила его не размахивать попусту руками, если в руках обнаженный меч.
Враг дрогнул и побежал. Те немногие, что пытались сопротивляться, были смяты и уничтожены. Сам Рауль упал на землю с рассеченным черепом.
Наутро победители возвращались в замок на лодках, захваченных у врага. Хелоту очень хотелось спать. Греттир сидел в лодке мрачный как туча и не отрываясь смотрел на воду. Когда лодка ткнулась в берег, он первым выскочил на песок и, не оглядываясь, пошел в замок.
До самого вечера Хелот спал. Болело все тело, отвыкшее от нагрузок. Под окнами радостно галдели солдаты.
Проснувшись, он взял свое оружие и спустился во двор. Греттир стоял у внешнего рва, глядя на восход багровой луны.
Хелот помялся немного, а потом сказал, глядя ему в спину:
– Прощайте, сэр. Греттир не обернулся. – Вы уходите?
– Да, – ответил Хелот. – Странствующему рыцарю не пристало долго задерживаться в гостях.
Греттир уныло бросил в воду камешек и сам отвязал рыбацкую лодку.
– Наверное, вы правы, – сказал он. – Тяжело жить рядом с такими неприятными воспоминаниями. Мне жаль, что мы были так мало знакомы.
Хелот уселся и взял весла, ужаснувшись при мысли о том, что не умеет грести. Однако он довольно храбро оттолкнулся веслом от берега и сказал:
– Быть может, еще увидимся, сэр.
Греттир не ответил.
ГЛАВА ВТОРАЯ
До города оставалось еще часов пять пути. Ночь наступала в этих краях поздно, однако Хелот предпочел заночевать в придорожном трактире, что возле урочища Зеленый Куст.
Хозяева, оба небольшого роста, рыжеволосые и веснушчатые, не то брат и сестра, не то муж и жена, подозрительно осматривали пришельца. Был он худ и одет в сущие лохмотья. Темные глаза незнакомца также не внушали им доверия. Они не любили иметь дела с чужими. Он видел это по их тупо сосредоточенным минам.
Хелот снял с шеи мешочек и вынул оттуда римский динарий (в одной из деревень, подрядившись копать могилу для умерших от оспы, он случайно нашел клад монет, оставшийся здесь еще от легионеров Цезаря). Простодушные селяне вцепились в монетку, однако к самому Хелоту отнеслись без всякого интереса. Хозяйка слегка посторонилась, и, не дожидаясь более любезного приглашения, Хелот просочился в узкую щелку между ее круглым бочком и дверным косяком.
Трактир представлял собою грязную комнату с деревянными скамьями вдоль стен и массивным столом, на котором неплохо смотрелась бы пара-другая гробов. В очаге еле-еле шевелился огонь.
Хелот снял дырявые башмаки, пошевелил пальцами ног и босиком подошел поближе к теплу. Он уселся прямо на пол, осторожно поджав под себя ноги, и принялся наслаждаться свободой. Греттир Датчанин освободил пленников своего папаши, томившихся в подземельях и чердаках захудалого замка, и отпустил их на все четыре стороны, дабы без помех предаваться размышлениям. Хелот оставил лодку на берегу озера и ушел пешком, отягощенный лишь мечом и ножом. Меч ему пришлось продать, а нож он прятал в лохмотьях.
За несколько месяцев путешествия он забрался далеко на север и сейчас был неподалеку от города Ноттингама. Бывший рыцарь из Лангедока успел превратиться в отменного бродягу.
Хозяйка швырнула ему на колени миску с бобами. «Могла бы и повежливее», – подумал Хелот, грязными пальцами вылавливая из жидкого соуса бобы.
Он ел руками, не замечая, что бобы недоварены. На манеры свои Хелот давно уже плюнул. Это раньше, в баронской темнице, он каждое появление тюремщика встречал требованием подать ему столовый прибор. Впрочем, на это требование тюремщик регулярно отвечал зуботычиной и удалялся. Хелот плевался кровью ему вслед, ругал на чем свет стоит и облизывал миску языком. Он постоянно был голоден.
Обсасывая пальцы, Хелот подумал, что ему явно не хватает сейчас красных лап тюремщика, поросших черной шерстью. Ах, какое упоительное воспоминание: вот они держат миску с отвратительной на вид (и вкус) баландой, затем складываются в метательный снаряд, после чего пленник видит их уже под своей челюстью. Хрясь! И толстая спина в лопнувшей кожаной куртке неторопливо исчезает за дверью.
В глубочайшей задумчивости Хелот оглядел трактир. Ночь обещала быть прохладной и, возможно, дождливой. А уж под утро точно выпадет роса. Если дать хозяйке еще динарий, она, возможно, разрешит переночевать где-нибудь в углу. Только бы добраться до города, а уж там человек с образованием найдет себе занятие. Все-таки, на дворе просвещенный ХШ век, не дикость какая-нибудь и варварство.
Бывший рыцарь из Лангедока умел читать и писать. Он рано остался сиротой, и доблестные родители не успели привить ему отвращения к книгам. Этим и воспользовался изнывающий от скуки местный капеллан. Хелот полагал, что грамотность при надлежащем ее использовании – большая сила. К моменту своего неудачного поединка с покойным бароном Хелот успел прочесть несколько римских авторов, в том числе Сенеку. Впрочем, последнее он старался не выставлять напоказ.
Хелот смотрел в огонь и грыз ногти, когда почувствовал, что кто-то толкает его в спину коленом. Он ощутил знакомую тягомотную тоску и молча поднялся на ноги, даже не пытаясь оглянуться.
Кто-то стоял прямо у него за спиной. Еще двое – справа и слева. Справа – монах, немытый и пьяный, от которого разило чесноком; слева – стройный светловолосый юноша в зеленом плаще. Хелот поежился, угадывая за спиной человека громадного роста и силы. Все трое молчали. Хелот ждал.
Неожиданно монах грубо расхохотался, шлепнулся на скамью и нетвердым голосом потребовал пива. Пиво возникло откуда-то из мрака само собой, и кто подал его столь стремительно, так и осталось сокрытым во тьме неведения. При виде этой услужливости, на которую неожиданно оказались способны неотесанные содержатели трактира, Хелот утвердился в своей первоначальной догадке: грабители.
– Садись, – предложил ему светловолосый.
Хелот послушно опустился на скамью, покосился на человека, стоящего возле огня, который действительно производил устрашающее впечатление. Однако заправлял здесь юноша в зеленом плаще (Хелот заметил серые глаза и веснушки).
Монах хлестал пиво и фыркал в кружку гулко, как в погреб. Руки у служителя Господня были точь-в-точь как у незабвенного тюремщика. Хелот даже взгрустнул на мгновение.
Веснушчатый парень, с минуту поизучав остроносую физиономию Хелота, вытащил из-за пояса широкий нож, с силой воткнул острие в доски стола и спросил довольно властно:
– Кто ты такой?