это очень важно, ты этим не пренебрегай.
не дохристианские, и не обряды... И это же не народные сказки, это же ее
сказки! И вообще, давай спать в конце концов!
оказалось нелегко - спать. Сначала они поругались из-за фонарика: Олег
хотел его выключить, а Ксюша не хотела спать в темноте. Олег уговаривал,
объяснял, что батарейки сядут не позже, чем через час, что фонарик еще
может понадобиться ночью, - не помогло. Потом на них напали комары -
как-то вдруг и все сразу, и Ксюша требовала, чтобы Олег их повыгонял, а
Олег пытался выяснить, как она себе это представляет.
хотелось только Ксюше, и это было обидно до слез: страх остался, и
сырость, и комары, и гроза; а сонливость, еще минуту назад казавшаяся
невыносимой, сгинула, и вместе с ней сгинула и надежда на то, что жуткая
эта ночь пролетит незаметно и быстро. А вот Олег, похоже, уснул, он дышит
спокойно и ровно, он снова оставил Ксюшу одну, он злой, плохой,
бесчувственный. Господи, ну почему так не повезло в жизни, ну зачем она
влюбилась в этого ненормального, вышла за него, зачем?! Да, он любит ее,
Ксюшу, любит искренне, только странно как-то, не любят так теперь, это,
может, в его любимые дохристианские времена так любили. А иногда он бывает
так возмутительно нечуток, будто Ксюша для него - ноль. Вот как сейчас:
посапывает себе в две дырочки, и наплевать ему, что ей плохо, страшно и
одиноко...
спросил:
вздохнула с облегчением, ткнулась лицом в плечо Олега:
выждала немного и вдруг неожиданно для себя решилась спросить:
храме.
Олега:
уже вчера?.. Она говорила, что здесь, где теперь часовня, было языческое
святилище. Помнишь?
зубы. - Место падения небесного камня. А при чем?..
ратники порубили да пожгли идолища, алтарь-жертвенник скатили в болото...
подумала, что к утру нос распухнет обязательно), сказал безразлично:
Владимир Святой повелел рубить церкви в местах, где прежде стояли
кумиры"...
Первая часовня, кажется, была деревянная, она сгорела. А эту поставили уже
после того, как Петр запретил постройку деревянных храмов.
его это был голос. - Я просто думаю, что было так.
удар грома. Свирепая вспышка ледяного ветра, ворвавшаяся в часовню,
выхватила из мягкого сумрака четкий, будто штампованный профиль Олега,
приподнявшегося на локте, всматривающегося в стену напротив. Там, под
набухающей дождевой влагой штукатуркой, наливалось чернотой изображение
хмурого бородатого лица. Ну и что? Ведь и на соседней стене такие же...
Или не совсем такие? Или совсем не такие? Ксюша заглянула Олегу в лицо:
стене не понравилось тоже. И еще ей не нравился едва слышный, замытый
шумом ливня шорох в недальнем углу, и смутное ощущение пристального
нехорошего взгляда.
есть кто-то!
Луч фонарика уже заметно поблек, в углах копилась чернота... - Ну кто же
тут может быть? Разве что зверюшка какая-нибудь от дождя забралась. Сейчас
мы ее выведем на чистую воду.
метнулся туда-сюда, и разлившийся под стенами сумрак вдруг ответил злыми
красными огоньками маленьких глаз - низко, от самого пола. Крыса. Крупная,
почти черная, вытянулась неподвижным столбиком, злобно пялится на слепящее
пятно фонаря... Истошно взвизгнула Ксюша, отпрянула, вжалась в стену. Олег
коротко оглянулся:
шарахнуться за доли секунды до того, как осклизлый кирпич шваркнул по тому
месту, где она только что сидела. Горбатая тень шмыгнула к выходу, на
пороге запнулась, дернулась как-то нелепо и сгинула в дождевом мареве.
как раньше, лучом в потолок; потом гладил Ксюшу по голове, успокаивал.
Когда она перестала дрожать и всхлипывать, сказал:
Уже оттуда, из-под плаща, спросила вдруг:
хотелось и вправду уснуть, и чтобы сразу было утро, и чтобы солнечные
зайчики лежали на щербатом полу...
там лицо - чушь, просто мокрое пятно на штукатурке. Примерещилось...
вот это, к сожалению, не примерещилось. Да не беда, если бы просто
обернулась. А то ведь она еще и кулачком погрозила...
стоял невнятный зеленоватый сумрак, и в сумраке этом явственно различалось
напряженное лицо Ксюши. Что это с ней? Приподнялась на локте, настороженно
прислушивается к чему-то... К чему? Тихо вокруг, только монотонно шумит
неторопливый дождь - наверное, кончилась гроза, и ливень вновь обернулся
скучной моросью. Олег шевельнулся было, но Ксюша нетерпеливо дернула
плечом: тихо! И тут он услышал.
вялом шорохе дождевых капель, прерывистый, тоскливый, безнадежный... Будто
плакал крохотный щенок, запуганный и несчастный. Или это ветер тихонько
раскачивал обрывок проржавевшей жести на крыше?
выхода, Ксюша заметила тусклый и мимолетный взблеск в его правой руке.
Нож. Значит, он сам боится...
пелены высоких туч, сквозь которые огромным неярким пятном просвечивала
луна. В призрачных лунных сумерках окружающее было зыбким, но видимым, и
Олег с изумлением обнаружил, что болото стало озером, а холм, приютивший
часовню - островом. Да, на славу потрудилась гроза...
Они стали явственнее, слышнее, и все же Олег не сразу сумел заметить
издававшее их существо.
в мокрой траве и хныкал, хныкал... Когда Олег склонился над ним,
протягивая руки, щенок отчаянно бросился навстречу, заплетаясь неуклюжими
лапками в жестких стеблях, вжался в ладони трясущимся невесомым тельцем,
заскулил счастливо и благодарно. Чувствуя на пальцах мягкое тепло
крохотного язычка, Олег подумал, что щенок еще совсем маленький, сосунок
еще, что сволочь какая-то придумала его топить (и наверное, не одного), но
вот - не вышло, вынесли грозовые шальные воды невесть куда, в болота, на
сухое...
перестал скулить и дрожать, затих, только причмокивал во сне - совсем как
ребенок. А вот к Олегу с Ксюшей сон не шел. Олег снова принялся
рассматривать темное пятно на стене, и чем дольше вглядывался, тем больше
ему казалось, что это все-таки лицо, непривычное какое-то, неуловимо
разнящееся от прочих святых ликов, едва виднеющихся на стенах. Странное
лицо. Странное уже хотя бы тем, что четче прочих различалось оно в
неверной призрачной мгле, что было чернее других, что было зыбко
Конюшевский Владислав
Марко Джон
Махров Алексей
Лондон Джек
Шилова Юлия
Посняков Андрей