просили, что мороз по коже. Они искали какую-то "косметичку", точнее,
содержимое этой самой "косметички", потому что в квартире Х. ее не нашли.
Они ведь успели обыскать квартиру, еще до следственной бригады - вошли,
будто к себе домой...
не выдерживает, потому что монеты кончаются, потому что бабы дуры, потому
что человеку плохо, а там Антон один. Что было потом, ну?
откуда-то, что соседка - не просто соседка. Она же не просто соседка,
правда? - женщина не может успокоиться. - Эти сволочи ее однокомнатную
квартирку обыскали ничуть не хуже, перерыли так, что ходить невозможно, -
а ты говоришь "что потом", - расспрашивали, допрашивали, про Ялту и вообще
- ужас, ужас, ужас... Точно ли Х. не брал эту проклятую косметичку?
приходиться сунуть в карманы. Барабанной громкости вопросы рвутся сквозь
горло, мешают дышать, превращаясь в бессмысленное бормотание, но с этим
ничего нельзя поделать. "Дура... - бормочет Х. - Какая косметичка?.. Какой
почтальон?.."
видели, они всегда новости смотрят! И вообще, кто еще в Токсово может его
опознать?
бежать, прятаться, пока не поздно?
всю зиму и весну хотел на море, причем, именно в Ялту, изучил по книжкам
этот город, достопримечательности и все такое, хотя, реальная Ялта не так
уж хороша, как видится на картинках, - противный городишко, в котором
народу больше, чем свободного места, в котором любой самый простой маршрут
превращается в бесконечное чередование подъемов и спусков, - но ребенку
должно понравиться, все-таки МОРЕ, все-таки собирались, мечтали,
планировали, а когда пришло лето, денег оказалось маловато на такую
поездку... Итак, с Ялтой полная ясность. Антону трудно было смириться, вот
и заврался парень. Может, хвастался перед своими приятелями когда-нибудь
раньше, и теперь стыдно было говорить правду. Смешной он. Несчастный.
Иногда такая жалость к нему охватывает, особенно вечерами - хоть сиди
возле детской кровати и на Луну вой. Правда, у Х. прекрасный сон, без
нервов... Ладно, пусть эти две недели пройдут в Токсово, а дальше видно
будет. Следующие две недели отпуска полагаются в августе, через месяц,
есть время решить финансовую проблему.
сообщил ей Х., куда собирается в отпуск, не хотел, чтобы она наезжала к
нему в гости - а она наверняка бы так поступала, - собирался отдохнуть от
всех, в том числе от этой женщины. Кроме того, давно пора было обдумать их
отношения, в деталях представить их дальнейшую жизнь. Здесь, в спокойной
одинокой глуши, решения принимаются легко и безболезненно, как бы сами
собой.
огород. В доме у хозяев горит свет - старички не спят еще, - и во времянке
тоже... Антон шалит, - мгновенно вскипает отец. До сих пор не спит,
озорничает. И так мозги набекрень, а он, видите ли, озорничает! - кипит
отец, врываясь в наполненную электричеством комнатушку.
есть только свет и тоскливое ощущение разгромленности. Заднее окно
почему-то приоткрыто... Х. берется рукой за косяк. Кто-то большой и
страшный трогает его сердце - большими липкими пальцами, - где ребенок?
Выдираясь из вязкой пелены паучьих прикосновений, Х. бежит к дому хозяев,
ему кажется, что бежит, он уверен, что бежит... У стариков? Телевизор
смотрит? "Антон!" - зовет отец, одиноко и трагически, срывающимся
петушиным звуком.
споткнувшись обо что-то, предательски лежащее на полу.
можно было позволить себе иметь отдельно и кухню, и прихожую. На газовой
плите, работающей от баллона со сжиженным пропаном, горит газ. Плита стоит
на столике - на том самом, в который Х. ударил лбом. Хорошо, что лбом, а
не глазом, - понимает он позже, много позже. Дед скорчился у порога,
именно это неожиданное препятствие и попалось человеку под ноги. То, что
труп был когда-то дедом-хозяином, видно только по одежде, никак не по
лицу. На лицо попросту невозможно смотреть, его нет, вместо лица - что-то
красное, пузырящееся, оскаленное. И к тому же нож. Длинный, хозяйственный.
Торчит из шеи - сзади. "Антон!" - рыдает Х., поднимаясь, не чувствуя боли,
ничего не чувствуя. И торопится куда-то, торопится. "Ан-то-он!" Тело бабки
обнаруживается рядом, в соседней комнате, сразу возле входа в прихожую.
Строго говоря, бабка и там и здесь одновременно, лежит на пороге - тело в
комнате, зато голова уже в прихожей, почти под умывальником. Больше Х.
ничего не помнит из увиденного. Потому что отчетливо слышит глухое
далекое: "Папа!.." Он мечется, рыдая. "Папа, ну где ты!" - жалобно зовет
сын, откуда-то извне дома, из огорода, впрочем, Х. и так уже на воздухе,
под черным небом, бежит, спотыкаясь о грядки, и наконец замирает.
дрожащий...
нужно было, чтобы вернулась реальность, временно покинувшая измученные
жизнью мозги. Только сердце колотится, да алые кляксы в глазах стоят.
Переполненный счастьем, человек командует:
глупых вопросов.
предназначенную специально для таких вот поездок. Сборы не отнимают много
времени, хотя, им и мешают суетящиеся в помещении голоса. Мужской и
детский. "Что здесь произошло?"
кричат хозяева дачи, испугался, вылез в окно и спрятался под скамейкой.
Мужики его не заметили, не нашли. Мужики в красивых таких кроссовках -
ничего кроме обуви мальчик не разглядел. Ругались, разными плохими
словами. А потом побежали на железнодорожную станцию, решили, что отец и
сын успели удрать. Мальчик очень четко слышал их разговоры, мужики были
громкими, ничего не боялись. Зато мальчик боялся, никак не мог вылезти
из-под скамейки, даже когда папа вернулся, потому что думал - это не папа,
а еще думал, что мужики спрятались и ждут... "Вот, значит, как?.. - шепчет
Х., шально озираясь по комнате. - Все правильно, ты у меня герой..."
его будут подозревать в убийстве несчастных стариков, которое произошло
сразу после объявления о розыске опасного преступника Х., а ему останется
только невразумительно бормотать о "мужиках в кроссовках" и правдиво бить
себя в грудь. Надо бежать. Но куда убежишь, если на железнодорожной
станции караулит неизвестно кто, неизвестно за что! Причем, гости могут
вернуться, чтобы снова проверить дачу - в любой момент!
ему в ответ:
клубнику там едим без спроса.
этот дядька сейчас в городе живет, а приезжает сюда только в выходные.
собственности. Нужно решать. Антон, полностью готовый, одетый, со своим
любимым рюкзачком на плечах, уже выглядывает из домика наружу.
девятилетним ребенком? Дверь в руках опытного слесаря взламывается с
рабской покорностью. Соседская дача в самом деле оказывается пустой, и не
дача это вовсе, а полуобжитой сарай, непригодный для сдачи внаем.
Времянка, в которой они жили, и то благоустроеннее. В общем, лучше не
придумать - тихо, грязно, незаметно. Заячья нора. Хотя, живут ли зайцы в
норах? Но решать все равно надо, никуда не деться - надо что-то делать,
если уж тебе повезло родиться мужчиной... Во-первых, ни в коем случае не
включать свет. Хорошо ли Антон это понял, хорошо ли запомнил? Свет отныне
как бы не существует. Во-вторых, если мальчик захочет кушать, он может
залезть в холодильник и чего-нибудь поискать - здесь, к счастью,
холодильник предусмотрен. Но лучше всего лечь на диван и попробовать
заснуть. А папе пора идти. Ненадолго, просто позвонить в город, опять к
почте, так что нечего бояться, папа скоро вернется - ложись, и спи, Антон,
будь мужчиной...
только там. Участок выходит на другую улицу, не ту, где отец с сыном
снимали дачу, а на параллельную. Это хорошо. Участки идут в два ряда между
улицами, все очень просто, очень удачно.
центральная поселковая магистраль, освещенная только редкими окнами.
Фонари пока не горят: ведь белые ночи сейчас, роскошная пора русского
Севера, ведь должно быть светло, как днем. Кто же предполагал, что
бесконечная низкая туча сделает белую ночь - нормальной ночью?