Чтение 2–й страницы книги ~Вэлра~

никому, никогда не говорила, кроме родителей своих, а также братьев и
сестер...

И следующие три слова она выдохнула единым дыханьем - это были не слова,
но сами чувства, каждое из слов было погружено в светлые, теплые облака -
три слова - прозвучавших, как три песни, как три пламенных поэмы:

- Я люблю тебя.

"Любит... Любит... Она меня любит..." - шептал про себя Саша и все никак
не мог понять, как это Она его любит.

Тут же, неприятное, грязное сомненье закралось к нему: "Мало ли что на
уме у этих цыганок? Может, обворовать меня хочет? Может, одна из тех девиц,
которые ищут себе друга, чтобы вытрясти из него деньгу?" - эта мысль тут,
рядом с нею, показалось ему настолько грязной, что он Саша тут же
передернулся от отвращения к самому себе - да как он только мог подумать
такое!

Они, тем временем, прошли полукилометровую стену дома, завернули за угол
и шли теперь со стороны подъездов, в тени.

Вэлра, высказавши свое признанье, шла теперь молча. Саша же и не знал,
что сказать. Слишком все это было необычайно - да и что ей можно сказать в
ответ? Что он ее любит?

Он не знал, не знал... Чувство к Ани например - это чувство, из-за своей
неразделенности приносило боль, но он вновь и вновь вспоминал ее облик,
вновь и вновь вздыхал, тоскуя. А здесь же не было ни тоски, ни какой-то
тяги, просто, весь мир как-то неузнаваемо преобразился - что-то было
сказочное, неземное, но Саша не мог сказать, что он ее тоже любит. Он
спросил:

- И давно, Вэлра, ты меня заметила?

- Только сегодня. Не то, чтобы это было полной неожиданностью для меня -
я очень давно ждала этот день, я чувствовала, что встречу тебя, и я ждала.
Когда ты появился, я сразу и подошла к тебе.

И она вновь взглянула на него своими темными безднами - взглянула в
ожидании, будто знала уже, что он должен был ей ответить.

"Люблю ли я ночь? Люблю ли я непостижимое, в своей необъятности таинство?
Люблю ли я это, так на сон похожее состояние?... Пожалуй что да... Но Аня -
ведь я ее Люблю; ведь - это ее я ждал, ведь ее так страстно люблю вот уже
больше года! Как же так, могу я предать свою любовь так вот просто, услышав
только признание цыганки, которой никогда раньше и не видел".

А Вэлра почувствовала его мысли, и тогда тьма в очах ее задвигалась,
закипела; голос ее прозвучал, так, будто бы в ночи, пророкотал дальний гром:

- Кто она?

- Ну есть одна девушка... - начал было Саша, но Вэлра не дала ему
договорить:

- Кто она, кто смеет причинять тебе страдания? Кто она, кто смеет
вставать между нами? Кто она - или, быть может, она искала тебя столько же
сколько я. Покажи мне эту кудесницу!

- Вон она идет. - пробормотал Саша и указал идущую к своему подъезду Аню.

Эта невысокого роста, бойкая девушка, как всегда шагала быстро, и, как
человек начитанный, углубленный в себя, ничего вокруг не замечала, да и не
хотела замечать...

- Все извините. - тихо прошептал Саша ( это чтобы Аня ненароком не
услышала, не обернулась, и не заметила их вместе). Он почувствовал, как
вскипает давнее, тоскливое чувство; и, даже не взглянув на Вэлру, прошептал:
"-А теперь прощайте - я ее вот ждал" - и бросился вслед за Аней.

Он догнал ее уже шагах в десяти у подъезда, забежал сбоку - Аня настолько
была погружена в свои размышления, что даже и не заметила, что кто-то рядом.

- Здравствуйте. - произнес Саша.

Аня обернулась - ничто не изменилось в лице ее, разве, что в глазах
проснулось легкое раздраженье, как от назойливой мухи. Не сбавляя ходу, она
молвила:

- Здравствуйте.

Она уже входила в свой подъезд, и всем своим видом, всем своим, чуть
отвернувшимся в сторонку личиком, как бы говорила: "Идите-ка вы поскорей
своей дорогой, а мне не мешайте".

Однако, Саша не видел ее вот уже целый месяц, да так долго ждал этого
момента, что последовал за нею и в подъезд, чувствуя при этом неловкость,
чувствуя, что неприятен, и все жаждущий как-то сделать приятно, чтобы она,
все-таки, хоть улыбнулась ему - хоть как-то успокоило, так долго
взращиваемое, и так теперь болящее сердце.

- Вот так встреча. - быстро лепетал он, опасаясь, что не успеет, что
сейчас же, не дослушав, ни сказав ничего, и уйдет она. - Я тут проходил
неподалеку, вдруг - вижу, вы идете. Я не мог не подойти к вам, понимаете...
Мы так давно не виделись и, понимаете, я не могу вас забыть. Вы так...

- Очень жаль. - сухо проговорила Аня, подходя к лифту и, нажимая, кнопку
вызова.

- Что жаль? - радуясь, что услышал ее голос, переспросил Саша.

- Жаль, что лифт не работает, жаль, что вы не забыли...

Она несколько раз нажала на кнопку вызова, однако, лифт безмолвствовал.

- Должно быть, между этажами застрял. - предположил Саша.

Аня ничего не ответила. Стала подниматься по лестнице.

Подъезды, лестничные площадки и лифт, были в этом доме устроены так, что
выступали из общей, ровной массы, словно обломки ребер на рыбьем хребте.
Стекла протягивались вдоль лестницы и, таким образом, можно было видеть
часть стены самого Дома. На окнах этих в бессчетных пылинках и паутинках,
мягкими, пушистыми златистыми ободками сиял льющийся из покрытого тонкой
вуалью поднебесья свет.

Саша шел за стремительно поднимающейся Аней и, чувствуя, как скоро они
должны расстаться, говорил-говорил, лишь бы только вызвать у нее ответ, лишь
бы только она обернулась.

Было в нем горькое чувство, понимания того, что он совершенно Ани
безразличен, что за этот месяц, она только теперь, как увидела - вспомнила
про его существования. Он чувствовал, что излей он ей все свои переживания,
скажи про бессонные ночи - она только пожмет плечами; а то и скажет, чтобы
он показался к психиатру. И в тоже время он надеялся - он, человек в глубине
своей верящий во всякие чудеса, - надеялся, что все как-то уладиться, что
все будет хорошо.

- Знаете, Аня - вот я увидел вас издалека, и мне показалось, что вы над
землею летите. Да-да, вы так прекрасны, так легки - у вас такие плавные,
возвышенные движенья, что вы похожи на парящую птицу. Вы, как дух прекрасный
и легкий. И знаете, я сам, увидевши вас, сразу и ноги свои чувствовать
перестал - так взмыл на чувствах моих - только увидел вас издали и вот уже
рядом лечу, и говорю с вами, и в свое то счастье поверить не могу. Поймите
меня правильно я... я... ну вы уже, впрочем, поняли мои чувства. И очень
прошу - может, поговорим, может...

Они уже подошли ко входу на площадку, где была Анина квартира; там
девушка обернулась и очень холодно и надменно взглянула на Сашу.

Для его чуткого, так нежностью к ней проникнутого чувства, взгляд этот
был, что удар - словно бы сердце его, так к ней раскрывшееся, сжала она со
всех сил, да этим вот взглядом и плюнула в него.

- Все эти ваши словечки "вы летели", "я полетел" - все это, - и даже
извинения у вас просить не стану, - все это - пустой, нудный и я бы даже
сказала пошлый поэтический вздор! Да что это вы себе позволяете - бегаете за
мной, совершенно выбиваете из хода размышлений своими чувствоизлияниями - да
я вас и не знаю вовсе!

У Саши, от этого неприятия чувства его, которому он посвятил всего себя,
с которым он целое утро ходил, от исхода этого так долго ожидаемого
мгновенья забилась в голове боль.

Лестничный переход заметно потемнел, однако, Саша и не заметил этого. Он
еще раз взглянул на Аню, едва сдерживая крик, чуть попятился, не удержался
на краю ступени; повалился назад, ударился задом, и расшибся бы гораздо
больше, если бы не успел ухватиться за периллу.

Аня посмотрела, как он поднимается и самодовольно усмехнулась:

- Вот, а вы говорите - "крылья выросли" - какие же тут крылья, когда вы
так падаете? Нет у вас никаких крыльев - только вранье на языке! Зачем вам
понадобилась говорить эти пошлости про полеты? Да вы и не летали никогда!..
А теперь оставьте... Да летите, летите, летите... далеко-далеко от этого
места!.. Да, и больше не тратьте часы у моего подъезда! - она повернулась и,
направляясь к своей квартире, уже через плечо бросила. - Да вы и не летали
никогда.

Громко, раздраженно хлопнула дверь, а перед Сашиными глазами плыли темные
круги. Кровь жарко пульсировала, сжимаясь у висков. Отчаянье - он, даже, и
не знал, что делать дальше - идти ли домой, по городу ли ходить... Проходили
минуты, - боль не унималась: "Что же делать мне теперь? Как же она крылья
мне, лишь несколькими своими словами оторвала!"

Только тут он заметил, что на лестничной площадке лежит довольно густая
тень, взглянул на стекло и вот, что увидел - там, со стороны улицы, повисло,
прильнувши к самому стеклу некое темное облачко.

Саша привстал, подошел ближе, да тут и вскрикнул, отступил, узнавши за
призрачными контурами фигуру Вэлры. Он увидел и ее черные очи. И еще он
увидел, что она плачет - смотрит на него, и плачет.

Ужаснувшись, Саша отвернулся, побежал вниз по лестнице и, вырвавшись из
подъезда, не разу не остановившись добежал до своего подъезда.

* * *

Город в котором жил Саша, разделялся на две части парком. Одна часть - то
недавно возведенные небоскребы - то было царствие больших залов, огромных
комнат, бетонных стен, стекла, стали - эти черные громады были столь
массивны, что за ними и неба не было видно; а деревьев между ними почти не
было - те же, что были - стояли жалкими, ссохшимися, угрюмыми и почти
безлиственными, так словно они не были рады самому факту своего
существования.